Стокгольмское дело
Шрифт:
Блямкнул мобильник – эсэмэска.
«Лейону» 40 лет!
Дорогие алюмни! [39]
Адвокатура «Лейон» празднует свое сорокалетие с подобающей пышностью. Всех членов общества «Алюмни» приглашаем на юбилей, который мы отметим не когда-нибудь, а в самый главный день в году: день летнего солнцестояния! Фуршет, ланч и традиционные забавы.
39
Все, кто когда-то работал в организации или фирме.
Вот так… Йоссан неуклонно движется вверх по социальной лестнице. Теперь, судя по всему, отвечает за общество «Алюмни». Это очень важно. Многие из бывших сотрудников «Лейона» теперь работают юристами на предприятиях, часто шеф-юристами. Потенциальные покупатели экспертных услуг «Лейона». Эмили вряд ли принадлежит к их числу – ее никогда не интересовало искусство избегать налогов посредством нагромождения сложнейших организационных структур. Но она тоже алюмни. Выпускница юридического факультета, член юридического братства. Но что за безумная идея – совместить корпоратив с народным праздником! Они там совсем с ума посходили. Конечно, надо было бы пойти, хотя бы ради Йоссан, но… как говорят, овчинка выделки не стоит. Поблагодарить за приглашение, найти для Йоссан ласковые слова – и на этом все. Никуда она не пойдет.
Но почему молчит полиция? Эмили как-никак адвокат истца. Она имеет право знать все подробности: Катя мертва, но Эмили по-прежнему представляет ее интересы. И не только ее – интересы целой группы обесчещенных девочек.
Она вынула замерзшими пальцами мобильник, нашла номер Нины Лей и нажала кнопку.
Ответ ее удивил.
– Можете завтра перед ланчем подойти к главному входу на Полхемсгатан? Есть о чем поговорить. Я вас встречу.
Тротуар забит мотоциклами. Известный факт – снюты испытывают слабость к двухколесным чудовищам. Мотоциклист: мужчина, который чувствует себя мужчиной и ведет себя, как мужчина. Каждый полицейский – в душе немного мачо. Даже женщина-полицейский – тоже немного мачо. Хотя женщины-полицейские, похоже, не разделяют страсти своих коллег к железным коням. Среди знакомых Эмили женщин-полицейских не было ни одной, которая бы ежеутренне подъезжала к отделу на Triumph Thunderbird XL.
Интересно, почему Нина назначила встречу у входа? В тот раз она заказала им с Катей пропуска.
Она опять замерзла – идиотка. Срочно купить что-то потеплее. Посмотрела на свое отражение в стеклянной двери. Срочно постричься. Прядь почти закрывает лицо: подарок для аналитиков видеофильмов с камер наблюдения. Подозрительная девица.
Нина с усилием открыла тяжелую дверь. Вид у нее какой-то суетливый: ничего общего с той величественной, уверенной в себе и уравновешенной дамой, которая мастерски допрашивала Катю.
– Нам надо поговорить, – она заглянула Эмили в глаза и мотнула головой в сторону парка.
Пальцы на руках и ногах совершенно заледенели.
– А почему не в конторе?
У Нины дернулось веко.
– Потому что раньше я была уверена в абсолютной секретности. Никто не должен был знать о допросе Кати. Ни один человек. А случилось то, что случилось. Я не могу исключить утечку, а раз не могу исключить утечку, значит, не могу доверять собственным сотрудникам. Вот мы и встречаемся… на свежем воздухе.
Они шли по усыпанной смешанным со снегом гравием аллее.
– Вы хотите узнать, почему мы подозреваем Адама Тагрина?
– Я адвокат Кати. У человека могут быть интересы и после смерти. И я их представляю. Вы спросите – какие? Доброе имя, например. Наказание виновных… а вот это важно, и не только для Кати. Никакой гарантии, что эти подонки не продолжают заниматься тем же. Так что считаю, у меня есть и юридическое, и моральное право знать, что происходит.
Нина неожиданно рассмеялась. Коротко и сухо.
– Я плохой полицейский. Нелояльный.
– Это неправда.
– За пятнадцать лет службы никогда не сталкивалась ни с чем подобным. И совершенно не уверена, что поступаю правильно, когда впутываю вас в эту историю. Но надо же попытаться… к тому же вы и ваш бойфренд… я много слышала о вас, вы доказали вашу компетентность.
– Он не мой бойфренд.
– Нет? Неважно… короче, Адам Тагрин скрывается от следствия. Уже месяц. Он очевидно не хочет давать показания, значит, автоматически становится подозреваемым.
– А что еще на него есть? Кроме нежелания попадаться вам на глаза?
Кончик носа у Нины сделался малиновым. То ли от холода, то ли от волнения.
– В принципе, довольно и этого. Вы не согласны?
– У людей могут быть и другие причины не попадаться полиции на глаза.
– Какие? Он вам что-то рассказывал?
А вдруг Нина знает, что Адам звонил ей после убийства? Нет… это невозможно. Она имеет в виду, рассказывал ли он что-то до убийства.
– Нет… – Эмили лихорадочно припоминала: что же он ей сказал во время этого короткого разговора? – Нет, ничего не рассказывал. Но все же… что-то у вас наверняка есть.
– Да. Есть. Катя умерла в результате двух колющих ножевых ранений. В легкое и в живот, при этом была задета аорта, и она умерла от массивного кровотечения. Буквально через несколько минут. Орудие убийства вы видели: кухонный нож. Это подтверждают и криминалисты, и патологи: кровь на ноже Катина, входное отверстие совпадает с профилем ножа. Раны глубокие, значит, удары были нанесены с большой силой. Но здесь есть одна деталь. Кухонные ножи предназначены, чтобы резать, а не колоть, поэтому у них нет перегородки между рукояткой и лезвием, того, что в фехтовании называется гардой. Вы понимаете, о чем я? При нанесении сильного колющего удара кухонным ножом рука почти неизбежно хоть сколько-то соскользнет на лезвие. Понимаете?
Что тут не понять? Коротко и толково.
– И что?
– У нас есть свидетель. Приятель Адама, у которого он ночевал первые ночи после убийства. И этот свидетель подтверждает: у Адама на ладони была рана, похожая на ножевую. Но он отказался ее показать, даже другу. Вот вам еще одна, и довольно весомая, причина для подозрений.
Они взошли на холмик, под которым скучно белел пустой лягушатник.
– Да, пожалуй… но вы ведь могли рассказать мне это по телефону.
– А вы знаете, что я совершаю служебное преступление? Делюсь с вами секретной информацией. Поэтому услуга за услугу: как только вам удастся что-то узнать про Адама, вы должны сообщить мне.