Стократ
Шрифт:
Дорога рассекала надвое огромный лес, обозначенный на карте как Кротовая Дубрава. Местные жители, если верить карте, промышляли охотой и рыбалкой, а возиться в земле не любили. Торговали с соседями кротовым жиром, на выручку покупали хлеб. В лесу полно было ягод, грибов и птицы, в мелких реках водилась рыба…
Стократ отыскал место на карте, где – приблизительно – помещался камень, сию минуту впившийся ему в зад. Дальше по дороге, совсем недалеко, имелся поселок под названием Длинный
– Значит, мор? – спросил Стократ золотистую мошку, вившуюся у лица. – В лесу?
Он поколебался, выбирая направление. Потом хмыкнул, поправил пояс с тяжелыми ножнами и зашагал в ту же сторону, куда и направлялся до встречи с кротобоем.
Лучников он увидел раньше, чем они его: деревянный настил на верхушке мертвого дерева был выстроен наспех и без намека на маскировку. В свете закатного солнца свежее дерево сверкало, как золото на вскопанной грядке. Сторожа, два молодых стрелка, глядели на дорогу, повернувшись к Стократу напряженными спинами. Их луки были готовы к стрельбе. Стократ не любил лучников, хотя стрелы в полете, бывало, отбивал.
Он подошел совсем близко, а они его так и не заметили. Веревочную лестницу никто и не думал подбирать. В щели между досками настила Стократ видел подошвы сапог – у одного сторожа новые, у другого прохудившиеся.
– Добрые люди! Кого сторожим?
Оба подскочили так, что дощатый настил качнулся и едва не рухнул. Стократ поднял обе руки:
– Спокойно!
– Откуда?! – рявкнул тот, что носил прохудившиеся сапоги.
– Не из-за реки, – быстро сказал обладатель новых. – Мы бы видели…
– Тогда откуда?! Да еще подкрался, как…
– Иду из Загорья, – сообщил Стократ. – Бродяга, людям помогаю при случае. Встретился мне тут охотник, крота убил, здорового, говорит, беда у вас…
– Крота? – обладатель худых подметок чуть сбавил голос и, кажется, раздумал стрелять. – Это хорошо… Это мой дядька крота своего, наконец, добыл… Две недели ходил, вываживал, норы выслеживал… Так ты откуда?
– С юга!
– А в Длинном Дне когда бывал?
– Да никогда!
– Посторожи, – отрывисто сказал кто-то из двух, Стократ не разобрал, кто.
Заскрипела лестница, и снова покачнулся настил. Сверху посыпалась труха. Настил, сколоченный из досок и жердей, казался удивительно ненадежным; тот, что носил прохудившиеся сапоги, спускался, сопя и бранясь: он не любил ни острых сучьев, ни веревочных лестниц.
Он был не так молод, как сперва показалось Стократу: худощавый, с обветренным лицом, мрачноватый охотник из Дубравы. Первый его взгляд упал на лицо Стократа, второй, третий и четвертый – на меч:
– Ты кто, с таким-то оружием?
– Оружие как оружие. Я путник. На дорогах всякое случается. Поэтому меч.
– Этот, которого ты встретил, с кротом… не ранен был?
– Нет, целый.
Охотник шумно выдохнул:
– Опасный промысел. Они под Дубравой, знаешь, такие кроты… У нас, кто еще молодой или слишком старый, птицу бьют, птицу все-таки легче… А что на юге? Плохо? Воюют?
– Кому плохо, а кому и прибыль.
– Ты наемник?
– Нет.
– Охотник за головами?
– Говорю тебе, я бродяга.
– А зачем к нам пришел?
Стократ пожал плечами. Его собеседник посмотрел вверх, где на дощатом настиле переступал с ноги на ногу лучник в добротных сапогах.
– У него там сестра, – сказал вполголоса. – Замужем в Длинном Дне. Вот, прошлой осенью только… отдали.
Солнце опустилось, и в лесу сразу начало темнеть. Был тихий, теплый, совершенно безмятежный вечер: просыпались ночные птицы. Деревья стояли, изредка пошевеливая листьями, будто перемигиваясь. Мертвое дерево пыталось слиться с общим умиротворением, поводя парой-тройкой последних листков.
– Что там? – спросил Стократ и кивком указал вперед, куда вела дорога. – Мор?
– Да если бы… – охотник отвел глаза. – Вот…
Он сунул руку глубоко в карман куртки и вытащил мятый кусок бумаги, желтый, кое-где прорванный:
– Читать умеешь?
«В Длинный День не ходите, – написано было на желтой бумаге устоявшимся почерком образованного, давно грамотного человека. – Никого от нас не впускайте. Не стойте в тени дерева. Не жгите ночью света. Тут нам всем ко…»
Самый угол бумажки был оторван.
– Март, – послышался сверху напряженный голос. – Ты скоро там?
Собеседник Стократа молча спрятал бумажку глубоко в карман. Жестом показал: поднимайся наверх.
Стократ преодолел короткое замешательство: ему не хотелось испытывать прочность лестницы и маневрировать среди острых сучков, но другого выхода не было. Вслед за обладателем прохудившихся сапог он взобрался на мертвое дерево, взошел на настил и увидел сверху дорогу, а впереди поперек дороги – реку, довольно-таки широкую, и мост на двух каменных опорах.
На самой середине моста валялось мертвое тело. Человек в яркой, пестрой одежде был истыкан стрелами и лежал на спине, отвратительно похожий на подушечку для булавок.
– Это не мы, – глухо сказал Март. – Это другая смена.
Настил был огражден неотесанными грубыми перилами. Второй охотник, рыжеватый парень со щетиной на круглых щеках, уставился на Стократа почти в ужасе.
– Я не из Длинного Дня, – сказал Стократ в третий или четвертый раз. – Я с юга, и понятия не имею, что у вас происходит.