Стократ
Шрифт:
– Ты не шутишь?
Стократ помотал головой.
– Пристрелим, – крутобокая говорила сиплым мальчишеским голоском. – Нет, правда.
– Стрелять не умеете.
Светловолосая вскинула лук и, быстро прицелившись, выпустила стрелу в сторону моста. Ворона, сидевшая на мертвом теле, взлетела и, тяжело хлопая крыльями, полетела прочь.
Девушка выругалась и вытянула из колчана новую стрелу; Стократ, застыв, смотрел вслед вороне.
Крутобокая раздраженно перехватила руку лучницы:
– Хватит!
Ворона
– Птицы, – сказал Стократ, и обе девушки уставились на него с подозрением.
– Что с тобой? – просипела высокая.
– Птицы носят свою тень туда-сюда и совершенно свободно.
У высокой расширились глаза. Ее товарка несколько секунд хлопала ресницами, пока сообразила:
– Так значит…
– Эй! – послышалось снизу. – Не спите? Смена пришла!
Веревочная лестница дернулась, заскрипела мертвая кора.
– Ничего не значит, – сказал Стократ. – Проверь свою тень – на месте?
Солнце, едва поднявшееся над горизонтом, осветило настил. Крутобокая девушка, к изумлению Стократа, встала на колени, почти легла, изучая свою тень на досках.
– На месте, – она прокашлялась. – Это моя тень…
– Дозорный, ты спишь, что ли?!
Над настилом показалось усатое лицо неизвестного Стократу охотника.
– Птицы, – жалобно сказала ему девушка. – Они ведь летают, и всюду тень с собой носят…
На верхушке дерева стало тесно. Доски заскрипели и покосились, и Стократу захотелось вниз.
– Кто тебе таких глупостей наговорил? – надвинулся на девушку усатый охотник.
– Вот он…
Строгий взгляд усатого переместился на Стократа.
– Чужак? Ты его побольше слушай… А ты, – это Стократу, – спускайся. Нечего тут, раз стрелять не умеешь.
Стократ не стал ничего объяснять. Высокая девушка сбивчиво говорила, срываясь на хрип, и кашляла, и кашель пополам со страхом мешали ей продолжать. Стократ спустился вниз, в мокрую от росы траву, и с удивлением понял, что внизу теплее.
Ему было совершенно ясно, что люди с луками напрасно не спят ночей, и напрасно проводят дни на сколоченном наспех, прибитом к дереву настиле. То, что поселилось за рекой, давно бы захватило и селение Белый Крот, и всю Дубраву – если бы могло.
Или если бы желало.
«У нас нечем тебе заплатить, – сказал старик тогда, ночью, во тьме. – Даже если бы мы верили, что ты сможешь помочь…»
«Мне не надо платы, – ответил Стократ. – Просто покормите меня в дорогу».
Старик решил, что Стократ полоумный. Но мешать ему не стал. Сказал только: «Возвращайся ночью и без огня. Без тени. Если пойдешь днем или с факелом – тебя убьют».
Он шел через мост, и его длинная тень плыла по воде. Река была широкой, но мелкой. Две утки добывали корм со дна у самого берега, опрокинувшись, как сбитые мишени в тире, выставив опрятные гузки.
Он миновал первую опору. Тело мужчины лежало лицом кверху, Стократ не стал его разглядывать. В груди и в горле торчали стрелы с бело-желтым оперением. Еще несколько таких стрел лежали дальше на мосту – стрелкам непросто давался прицельный выстрел в человека, в знакомого, в приятеля из соседнего поселка.
Здесь же нашлась стрела светловолосой лучницы. Наконечник был расплющен о камни, оперение – бело-серое. Стократ, подумав, поднял стрелу и, вертя ее в пальцах, неторопливо двинулся дальше.
Солнце поднималось выше, огни впереди уже не были видны. Стократ не спал сутки, но не чувствовал усталости, только жжение в уголках глаз заставляло чаще моргать.
Дорога от моста к поселку Длинный День была широка и ухожена. Кое-где на обочинах и между колеями пробивалась свежая трава: лес хранил влагу даже после многих сухих и солнечных дней. Желтые венчики на мясистых стеблях цветом совпадали с оперением стрелы. Птицы щебетали тихо и неохотно.
Стократ шел, чувствуя себя окруженным, спеленатым, спутанным тенями высоких деревьев и трав.
Тень. Отражение, образ, отделенный от тебя, перенесенный туда, куда ты не можешь дотянуться. Тень ходит по воде и без крыльев преодолевает пропасть. Кое-кто верит, что в тени прячется душа…
Дорога пошла вверх, и довольно круто. А когда Стократ достиг высшей точки – увидел впереди поселок Длинный День.
На краю площади грудой лежали прогоревшие факелы. От груды воняло, а впрочем, вся эта площадь и все эти люди пахли не лучшим образом.
Их было несколько сотен, они стояли и сидели, непрерывно передавая друг другу ковш с водой. Они пили по очереди, ковш переходил из рук в руки и, опустев, возвращался к колодцу. У колодца мужчины крутили ворот, поднимая ведро за ведром, разливая в ковши и снова передавая по кругу. Люди казались изможденными, будто не ели много дней; время от времени то один, то другой отходил в сторону, ко рву, и мочился, не скрываясь. Впрочем, никто ни на кого не смотрел – и Стократ подошел очень близко, никем не замеченный.
Дети стояли вместе со взрослыми – мальчики и девочки разных возрастов. Одна женщина держала на руках грудного младенца. Стократ присмотрелся: бесформенная тень у ее ног непрерывно покачивалась, двигалась, хотя женщина стояла неподвижно, а младенец спал.
Стократу вдруг показалось, что тени, в отличие от людей, смотрят на него, пристально и очень внимательно. Ему захотелось оказаться как можно дальше от этой площади. Он давно ничего не боялся – с тех пор, как ушел из приюта с мечом на поясе, – но в этот момент он снова почувствовал себя ребенком в пустом темном доме, одиноким слепышом в темноте.