Столетняя война
Шрифт:
Оттого, что Дуглас сейчас готовился к схватке с четырьмя нормандскими всадниками, он не перестал быть пленником лорда Аутуэйта и был обязан заплатить последнему выкуп, всего-то каких-то двести фунтов. Выкуп за сэра Уильяма составил десять тысяч, так что всем Дугласам в Шотландии предстояло основательно поскрести по сусекам, чтобы собрать такую сумму. Всадники продолжали наблюдать за Томасом и Робби, задаваясь вопросом, кто это такие и что им здесь нужно. Беспокойства они при этом не испытывали ни малейшего, ибо были верхом, в кольчугах и с оружием, а два незнакомца плелись пешком. На своих двоих обычно топают мужики, а уж они-то, конечно, не могут быть опасны для конных воинов в доспехах.
— Патруль
— Может быть.
— Граф де Кутанс вполне мог послать своих людей рыскать по окрестностям. — Конечно, они могли оказаться и ратниками, посланными графу на подмогу, но в любом случае незнакомцев следовало опасаться.
— Они приближаются, — сказал Робби, когда четверо верховых развернулись в линию. Должно быть, всадники решили, что юноши попытаются убежать, и расширили свой строй, чтобы наверняка их перехватить.
— Четверо всадников, а? — хмыкнул Робби. — Известная картина, но я никак не могу запомнить, что означает четвертый.
— Смерть, война, мор и голод, — отозвался Томас, положив первую стрелу на тетиву.
— Да, точно, голод.
Четыре всадника находились сейчас от них на расстоянии полумили. Обнажив мечи, незнакомцы приближались легким галопом по ровной, твердой почве. Томас держал лук низко, чтобы они не заметили и не подготовились к тому, что их встретят стрелами. Юноша уже слышал топот копыт и вспомнил четырех всадников из Апокалипсиса, ту зловещую четверку, появление которой предвещало конец света и последнюю великую битву Небес и Ада. Война должна была появиться на скакуне цвета крови, голод — на вороном, моровому поветрию предстояло опустошить мир на белом, тогда как смерти надлежало явиться на бледном. Перед мысленным взором Томаса предстал отец; прямой, как стрела, высоко вскинувший голову и нараспев произносящий по-латыни: «Et ecce equus pallidus». Отец Ральф имел привычку повторять это, чтобы позлить свою домоправительницу и возлюбленную, мать Томаса, которая хотя и не знала латыни, но понимала, что здесь говорится о смерти и аде, полагая (как оказалось, не напрасно), что грешный священник призывает в Хуктон ад и смерть.
— Узри бледного коня, — сказал Томас.
Робби бросил на него недоуменный взгляд.
— "И я взглянул, и вот, конь бледный, и на нем всадник, которому имя смерть; и ад следовал за ним", — процитировал Томас.
— Ад — это что, второй всадник? — не понял шотландец.
— Ад — это то место, куда попадут сейчас эти ублюдки, — пояснил Томас.
Он поднял лук, оттянул назад тетиву и ощутил нахлынувшую на него душную волну ненависти к этим четверым нормандцам. Потом тетива пропела свою низкую, протяжную ноту, и, прежде чем этот звук замер, Хуктон уже взял вторую стрелу. Дюжина их торчала в земле остриями вниз у его ног. Он снова оттянул тетиву назад, в то время как четверо всадников продолжали ехать прямо на них. Выпустив вторую стрелу в крайнего левого всадника, Томас взял третью. Теперь копыта громыхали по мерзлой земле, словно шотландские барабаны под Даремом, второй всадник справа мотался из стороны в сторону со стрелой в груди, а самый левый откинулся назад. Двое остальных, сообразив, что им грозит, поворачивали, надеясь сбить лучника с цели.
Комья земли и травы вылетали из-под лошадиных копыт. «Если бы у этих двоих, пока еще целых и невредимых, хватило ума, — подумал Томас, — они ускакали бы прочь так быстро, словно Смерть и Ад гонятся за ними пятам, лишь бы избежать губительных стрел». Однако, встретив отпор там, где они ожидали его меньше всего, воины пришли в бешенство. Они снова направили коней к каменному кольцу. Томас выпустил третью стрелу. Два всадника были уже вне игры: один выпал из
— Non! — заорал француз, поняв, что опоздал на какую-то долю секунды и это промедление будет стоить ему жизни.
Хотя Томас натянул лук лишь наполовину, но этого вполне хватило, чтобы вонзившаяся в переносицу стрела глубоко погрузилась в череп. Всадник дернулся, и рука, державшая меч, упала.
Третий воин, тот, которого сбросил раненый черный конь, упал в центр каменного круга и теперь приближался к Робби. Томас выдернул стрелу из земли.
— Нет! — крикнул Дуглас. — Он мой.
Томас опустил лук.
— Chien batard [18] , — бросил француз Робби. Он был гораздо старше шотландца и, должно быть, счел того ни на что не годным мальчишкой. Во всяком случае, когда француз сделал первый выпад, на губах его играла презрительная усмешка.
Робби, отступив на полшага, отбил выпад, и мечи наполнили прозрачный морозный воздух металлическим звоном.
— Batard! [19] — Выругавшись, нормандец атаковал снова.
18
Грязный ублюдок (фр.).
19
Каналья! (фр.)
Робби постепенно отступал, дойдя до каменного кольца. Это обеспокоило Томаса, который уже взялся было за тетиву, но тут шотландец сам перешел в атаку, нанося удары так стремительно, что теперь пятиться пришлось его врагу.
— Ты, английский ублюдок! — выкрикнул Робби, нацелив клинок в живот противника.
Тот попытался парировать удар, опустив свой меч, но шотландец отбил вражескую сталь в сторону ударом ноги и, резко и неожиданно вскинув дядюшкин меч вверх, рубанул врага по шее.
— Английский ублюдок! — прорычал Робби, вытаскивая меч со струившейся по нему ярко-алой кровью. — Проклятая английская свинья.
Высвободив клинок, он для верности снова вонзил его в почти разрубленную шею.
— Вообще-то он был французом, — заметил Томас, глядя на мертвое тело и растекавшуюся по мерзлой траве лужу крови.
— Да, знаю. Это я так, по привычке. От дядюшки научился. — Дуглас шагнул вперед. — Интересно, этот малый умер?
— Ну, ты ведь почти отрубил ему голову. Сам-то как думаешь?
— Я думаю, что заберу его деньги, — сказал Робби и опустился на колени рядом с убитым.
Оказалось, что самый первый, пораженный стрелой Томаса всадник еще жив. В горле у него булькало, на губах выступила розовая пена. Француз до сих пор чудом держался в седле и громко застонал, когда Томас спихнул его на землю.
— Может, оставим его в живых? — спросил Робби, увидев, что делает Томас, и перекрестился.
— Еще чего не хватало! — сказал Томас и вынул нож.
— Иисус!
Когда из перерезанной глотки хлынула кровь, Робби отшатнулся.