Столица феодоритов
Шрифт:
В 1433 г. Алексею удалось завладеть Балаклавской бухтой и крепостью Чембало38, которую генуэзцы еще в 1357 г. отняли у княжества Феодоро.
Этому пункту, крайнему на западном побережье, расположенному на границе с владениями княжества, Генуя придавала большое значение. Командовал Чембало подчиненный Кафе консул, в ведении которого были все гражданские и военные дела. «Устав» генуэзских колоний 1449 г. уделял большое внимание взаимоотношениям генуэзцев с местным населением. В частности, запрещался "дурной обычай" забирать по дешевке товары у местного населения в качестве процентов за долги.
Злоупотреблений со стороны консулов Чембало было более чем достаточно, и это сильно восстанавливало местных жителей против генуэзцев. Князь Алексей послал в Чембало
Весной 1433 г. из Феодоро в Чембало отбыл специально посланный военный отряд. При известии о его приближении в городе вспыхнуло заранее организованное восстание. Генуэзцы были изгнаны, и крепость Чембало перешла в руки феодоритов.
Приобретение второго и столь удобного морского порта имело чрезвычайно важное значение для княжества. Отныне Алексей получал все основания считаться на деле "владетелем Поморья". Обладание этой крепостью сразу усиливало позиции Феодоро на южном и западном побережьях Крыма, давало феодоритам крупные козыри в торговой и политической игре с генуэзцами. «Лавочники», как обозвал последних А. Л. Бертье-Делагард, возмутились.
Сенат Генуи, получив извещение о потере Чембало, взял ссуду в банке св. Георгия [17] и снарядил карательную экспедицию: 20 галер с 6000 отборных морских и сухопутных вояк под командованием известного генуэзского полководца Карла Ломеллино. Случайно стали известны подробности этого похода. В составе экспедиции находился в качестве матроса шпион Венецианской республики — соперницы Генуи, который посылал в Венецию подробные донесения о походе и военных действиях.
17
Банк св. Георгия в Генуе был крупным торговым объединением, подобно Ганзейскому купеческому союзу. В конце XV в. он финансировал и осуществлял руководство генуэзскими колониями в Крыму.
Вот что известно из этих донесений39.
4 июня 1434 г. к Чембало подошел генуэзский флот, а 5 июня после жестоких боев генуэзцы перерезали цепь, заграждавшую узкий вход в гавань, и в нее вошли вооруженные бомбардами суда. 6 июня, в воскресенье, войска их высадились на берег и осадили город. На следующий день, выгрузив на сушу несколько больших пушек, генуэзцы обстреляли одну из башен укрепления. Это навело такой страх на жителей Чембало, что вечером того же дня они начали переговоры с начальником эскадры, соглашаясь сдаться на условиях сохранения имущества и жизни жителям. Однако генуэзцы потребовали сдачи города без всяких условий. 8 июня сражение возобновилось, и ворота крепости оказались в руках противника. Среди осажденных находился юный сын Алексея — тоже Алексей. Вместе с 70 воинами он отступил внутрь крепости, но вскоре прекратил сопротивление. Княжеский сын и еще несколько человек, получив пощаду, были переведены на суда генуэзцев, где некоторое время находились в плену, а город отдан на разграбление солдатам, которые перебили множество жителей.
Генуэзцы на том не успокоились. На следующий же день, не теряя времени, их галеры направились к Каламите. На предложение сдаться ее жители ответили, что если им будет сохранена жизнь и имущество, они сдадутся к вечеру следующего дня. Получив согласие генуэзцев, каламитяне незаметно для врага ушли из крепости вместе с имуществом; разъяренные генуэзцы подожгли Каламиту. Оставаться долго в обезлюдевшем городе без продовольствия они не могли и вернулись в Чембало. После этого генуэзцы двинулись вдоль южного побережья на восток, грабя поселения, разрушая крепости местных феодалов и приводя к повиновению тех, кто пытался сопротивляться.
Так неудачно закончилось для владетелей Феодоро возвращение Чембало. Каламита же вскоре была восстановлена, и снова началась ежедневная, подспудно протекавшая борьба за Поморье.
Что касается княжича, взятого в плен,
Надпись из Каламиты. В центре — монограмма князя Алексея, "владетеля Феодоро и Поморья"
В первой половине XV в. при князьях Алексеях — старшем и младшем — княжество Феодоро достигло наивысшего расцвета. Об этом свидетельствуют и династические связи феодоритов. Так, например, в 1426 г. произошло важное для Феодоро событие: дочь старшего князя Алексея — Мария вышла замуж за знатного вельможу Давида Комнина, ставшего вскоре трапезундским императором. Брак этот сильно повысил политический престиж Мангупского дома. Мария была первой женой Давида и, к счастью для нее, не дожила до бедственного 1461 г., когда Трапезунд, вслед за Константинополем, попал в руки турок.
Оба Алексея пользовались таким почетом в Крыму, что их именем стало называться иногда и само княжество. Так, в донесении венецианскому дожу о падении Кафы и Мангупа последний назван Алексой.
После смерти Алексея-младшего, судя по татарским источникам, княжил его сын Олу- или Улу-бей ("большой князь"). Можно с уверенностью сказать, что татарское его прозвище не было именем: до 1475 г. все князья Феодоро исповедовали христианство и носили только православные имена.
Прозвище "большой князь" появилось, конечно, не случайно. Вне всякого сомнения, уже отец Олу-бея сделался важной политической фигурой феодальной Таврики, и этому вполне соответствует титул, которым наделяют его ближайшего преемника итальянские источники — "сеньор Феодоро", а также русские документы, где он зовется князем.
Сразу же после падения Константинополя (1453 г.) заметно возрастает экономическое соперничество между Кафой и Каламитой. Последняя привлекала к себе немалую часть выгодных торговых операций на Черном море (в том числе сделок с турками), еще сравнительно недавно составлявших монополию Кафы.
Для Феодоро стало теперь необходимо не чураться протурецкой ориентации, а тем более — жить в мире и дружбе с Крымским ханством. Только таким способом мангупский князь — в окружении опасных соседей и без поддержки извне, со стороны Византии или византийского Херсона, как это было раньше, — мог рассчитывать на продолжение своего политического существования. По-видимому, при Олу-бее наметилось со всей определенностью сближение бывшей Готии с соседями-татарами. И дело тут не только в политических расчетах князя, но и в повседневном общении татар и греков-феодоритов. Неизбежное при этом взаимовлияние вполне очевидно, и в нем, быть может, кроется одна из причин легкости турецко-татарского захвата всей Таврики. Иначе чем еще объяснить, что город Феодоро позднее — в дни его осады и гибели — не был поддержан окрестным населением?!
Князь Мангупа, кровный родственник двух императорских домов — константинопольских Палеологов и трапезундских Комнинов — мог, по нормам своего времени, считать себя законным наследником всех действительных и номинальных крымских владений павшей Восточно-Римской империи. Генуэзцы, в свое время хорошо заплатившие Византии за Черное море, за неограниченное право торговли на его берегах, а татарам — за место на подвластной им территории крымского побережья, тоже считали себя законными хозяевами Поморья. А коль скоро татары стали к тому времени силой на полуострове, обе стороны искали их поддержки своим притязаниям. Татары же, как известно из ряда документов, лукавили и, к выгоде для себя, поддерживали то тех, то других.