Столичный доктор. Кодекс врача
Шрифт:
Что сказать, крючки Моровский держит просто мастерски. Естественно, ход операции я ему изложил, должен же он знать, чем мы будем заниматься. Слушал Вацлав молча, хотя сомнение во взгляде я видел. Еще бы, я собирался произвести операцию по уникальной для этого времени методе. Автор – некто Федор Александрович Аверкиев, хирург, умерший от бокового амиотрофического склероза. Сколько раз мне предлагали защитить диссертацию, ведь материала с лихвой, осложнений чуть не в два раза меньше, а я всех посылал лесом, лень было заморачиваться.
–
И посмотрел влево, на публику. Вот оно, господа научные авторитеты! Глаза по пять копеек, рты приоткрыты. Молодцы! Никто не сомневается, что показатели эти во время операции крайне важны, разве что измерить их было нечем. Покупайте аппараты Баталова! Вот только Келер что-то тормозит, никак не начнет розничную продажу. Наверное, набирает запасы. Ладно, хватит лирики.
– Сто тридцать пять на восемьдесят, пульс девяносто, – доложил Малышев.
Манжету наложили перед операцией, Андрею Германовичу оставалось только подсоединить сфигмоманометр да накачать грушей воздух.
– Отлично, продолжим…
– Сейчас, когда Вацлав Адамович Моровский, старший врач нашей станции скорой помощи, любезно заканчивает самый главный этап операции, я готов ответить на вопросы. – Я оставил графа зашивать кожу и обрабатывать рану, а сам подошел к зрителям и судьям.
– Вы нас всех поразили, – по праву старшего сказал, поднявшись на ноги, Склифосовский. – Замечательно, от первого до последнего движения. С нетерпением буду ждать от вас статью с подробностями.
Бальзам на душу. Никто теперь и слово вякнуть не посмеет с такой-то «крышей». Тайный советник, третьего класса чин! Надо обязательно сфотографироваться с ним. На стол в кабинете поставлю, чтобы все видели. А через пару лет и он себе тоже. Шучу, конечно. Николай Васильевич точно в первую тройку российских хирургов всех времен входит. Вместе с Пироговым и Баталовым.
А праздник продолжился. Как только Моровский наложил последний шов, ему поднесли здоровенную склянку с раствором бриллиантовой зелени, он картинно взял пинцетом салфетку, макнул ее в жидкость и щедро смазал кожу. Красота! Знай наших!
Глава 3
Я подошел и посмотрел на шов. Не совсем ровный, и это, естественно, будет использовано для приведения самомнения графа к более правильным показателям. Да что тянуть, прямо сейчас и начнем.
– Тренироваться надо, господин Моровский, – тихо сказал я ассистенту. – На курином яйце. А то скоро скорняжным швом начнете зашивать, как в патанатомии. У вас первый шов перетянут, еще один – неровный. И это на жалком одном вершке.
Интересно, как тут обстоят дела с протезированием зубов? А то мой старший врач скоро эмаль сотрет, такой скрип издавая.
– Благодарю за помощь, Вацлав Адамович! – громко сказал я, теперь уже для собравшихся. – Надеюсь, вас не затруднит взять на себя подготовку статьи о сегодняшнем событии?
– Почту за честь, – натянуто улыбаясь, ответил граф.
Ну и все, а я – к гостям. Бобров представил меня Склифосовскому. Николай Васильевич руку мою потряс, выразил признательность.
– А я-то ехать не хотел, когда меня Александр Алексеевич позвал. Вчера лекцию студентам читал, – огласил он причину своего приезда. – И тут неожиданно такая встреча приключилась.
Ну и дальше про операцию, измерение давления. Мол, штука новая и полезная. А особенно отметил маски и зеленку. Ну да, кому еще за асептику ратовать, как не первому внедрившему ее. Теперь буду ждать, что и в Петербурге новшество быстрее пойдет.
– А все же первая операция, где вся бригада в масках была, в нашей клинике случилась, – заметил Бобров. – Но тоже с подачи господина Баталова… Кстати, у нас на завтра намечена холецистэктомия. Не сможете продемонстрировать свою методу? Я бы с удовольствием ассистировал, чтобы поближе посмотреть.
– Лучше бригаду из трех хирургов. Мы сегодня вдвоем исключительно по скудости ресурсов оперировали. А так первый ассистент – на расширении раны, для помощи при манипуляциях, перевязке сосудов и желчного протока. Второй держит печеночными зеркалами печень, удаляет лишнюю кровь, желчь из раны. Тем более с таким напряженным пузырем уже риск. Надо было пунктировать, но я уже в ходе операции понял, что можно и без этого…
– А давайте я тоже в бригаду войду, – вдруг сказал Склифосовский. – Учиться никогда не поздно.
– Буду признателен. Но два профессора ассистентами у приват-доцента? – засомневался я.
– Да будь вы даже простым лекарем, я бы в том урона чести не увидел, – успокоил меня Склифосовский.
– Ну тогда пойдемте в мой кабинет, обсудим подробности.
Вот кто меня радовал постоянно, так это Федор Ильич. Директор навел порядок быстро и незаметно, закупки проводил вовремя и при этом торговался за каждую копейку. Надо обязательно узнать адрес наследников этого самого купца Лапина, послать им письмо с благодарностью за ценного специалиста.
Чириков терпеливо дождался, когда я провожу гостей, и только после этого зашел.
– Вот, Евгений Александрович, посмотрите. – Он разложил передо мной листовки с объявлениями. – Подумал, вас заинтересует.
Динамо-машины… Ведь один раз я при нем обмолвился, что хорошо, если бы у нас электричество было. А он, получается, запомнил, да к тому же искать начал.
– Цена какая? – спросил я о главном.
А в голове уже картинка с бестеневой лампой в операционной, а не этим вот керосиновым убожеством, как сейчас, когда в глубине раны сосуды чуть не на ощупь искать приходится.