Столичный миф
Шрифт:
Мертвая зона окружила их. Кольцом вокруг вспух бетонный пол, отсекая пространство. Ни звука, ни ветерка. Ничто сюда не проникнет извне. Их двое на дне каменной чаши. Никого больше. Только серый круг света над головой — вот и все, что осталось от внешнего мира. Их двое — и сейчас Добрый День его убьет.
Сейчас клиент отшатнется, повернется плечом, чтобы бежать. Тогда нерв обожжет мышцу и правая рука метнется вперед. Глазом за ней не уследить.
Но Леха стоял. Он стоял и смотрел, и взгляд его был немного надменен и слегка насмешлив. И отчего-то вокруг вместо пахнущей кровью арены снова оказался аэропорт.
Добрый День еще
— Когда я тебе понадоблюсь, я буду здесь. Внизу — это мой идентификатор.
Леха прочитал до конца столбец. Посмотрел на Доброго Дня. Они оба знали, что Добрый День хороший специалист и нет его вины в том, что он не справился с заданием. Леха кивнул. Добрый День понял, что он может идти.
48
Вскипевший чайник негромко щелкнул и отключился от сети. Еще немного пошумел по инерции, но под недоуменным Аллочкиным взглядом быстро сник и скоро смолк совсем.
Аллочка с утра сидела одна на кухне у себя дома. Она скучала. Она смотрела в окно и видела солнечное небо и не имела ни малейшего желания выйти под ним прогуляться.
Светлый дворик за ночь позеленел. Непривычно видеть ветки одетыми. Ночью был дождь, а теперь грязь уже подсохла. Еще вчера мир за окном был только черно-белым и немного коричневым, а теперь стал цветным. Но серая меланхолия разводила белилами цвета за окном. Печальной иногда бывает жизнь для молоденьких девушек-невест.
Сейчас светло, и ночь отчаяния уже позади. Бесконечная ночь в холодном, ясном, прозрачном потоке, что неумолимо влечет в бездонную пропасть. Но, к счастью, время побеждает все. Злая вода понемногу уходит из души. Аллочка ждала, когда земля там высохнет и потрескается и пустота абсолютного безразличия сменит злую печаль.
В начале недели она мечтала о дне, когда, наконец, эти мерзкие праздники кончатся. Потому что очень плохо в такие дни носить траур. В трауре есть одна грань, потенциальный барьер. Когда печальный потенциал ниже порога — хорошо пойти в гости, выпить водки или «откупорить шампанского бутылку», перечитать «Женитьбу Фигаро» или, в конце концов, взять, да и поставить кассету со смешной, тупой и доброй американской комедией. И все будет хорошо. И снова жизнь будет в кайф.
Но когда порог преодолен — тогда чужая радость только раздражает. На душе тошно, сидишь и молча глядишь на пришедшего тебя поразвлечь друга. Слушаешь его болтовню и искренне желаешь дать ему в морду. И не делаешь этого только оттого, что знаешь, что и от этого тебе на душе легче не станет.
Но, вот, наконец, праздники прошли. Пустые дни протянулись резинкой, а потом рассыпались в пепел, и весенний ветер унес его прочь. А Аллочке легче не стало. Потому что все вокруг осталось по-прежнему. Все осталось как было, а скоро с дачи вернется одна большая свинья — ее маленькая сестренка. Зла на Инфекцию Аллочка давно уже не держала, но понимала, что видеть ее попервости будет ей нелегко. Ох как нелегко!
Говорят, в каждой приличной семье есть свой скелет в шкафу. Своя большая и жуткая тайна. С этой точки зрения Аллочкина семья за последние дни стала еще приличней. Прямо-таки катастрофически приличней. Аллочка сидела и перебирала в голове своих подружек. Неужели о каждой из них можно сказать что-то такое? Да… А если вопрос повернуть иначе: а о ком нельзя? Но даже и эта мысль Аллочку не развеселила.
Зато она вспомнила, что собиралась заварить чай. Бросила щепотку-другую мелких, трубочкой свернутых листиков из железной квадратной баночки в белый чайник, осторожно залила кипяток. Меланхолично пощупала давным-давно отрезанный кусок хлеба — совсем черствый. Совсем засох. Запихнула его в тостер.
Сказать честно, по большому счету, Аллочке было плевать на Лехиных шлюх. Они ей не конкуренты. Ни как женщине, ни как человеку: ресурсы не те. Другое дело, что Леха действительно не подарок. Но в этом смысле они все друг друга стоят — Аллочка была самокритична. Бог ей послал возможность немного побыть стервой. Ну кто от этого сможет отказаться? Кому бы это не понравилось… Любая женщина об этом может только мечтать.
Любая женщина часто об этом может только мечтать. Модные образы стервозности лишены. Один полюс — унисекс. Пожалуй, моду на нынешний унисекс создали голубые модельеры. Они не могут справиться с настоящей женщиной, вот и мечтают о доступном эрзаце, слабом ее подобии. Другая крайность — сексуальность в ущерб всему. Когда нет возможности на любовь, которая создает персону, то приходится заменять ее похотью, которая превращает человека в кусок мяса. Это печально, как и любое другое следствие нищеты и предрассудков.
Не использовать в женщине женщину — это все равно что ослепнуть на один глаз. Женщина глупа там, где умен мужик, и мудра там, где он бессилен. Слабаки называют это женской стервозностью.
Аллочка знала, что она права во всем. Посмотрела на тостер, потом осторожно тронула его пальцем. Положила сверху ладонь. Черт! Он же из розетки выключен!
Кто-то позвонил в дверь. Аллочка раздраженно встала, подтянула пояс. На ходу оглядела себя в зеркале: короткий кукольный халатик, розовая, волнами стеганная синтетика. Топорщится сзади. Нужно чуть распустить пояс. Ну, вот и все. Можно открывать.
На пороге стоял Леха. Он молча посмотрел на Аллочку, потом отодвинул ее к стене. Пошел в ее комнату. На пороге стукнулся о косяк. Остановился посередине ковра. Некоторое время Леха покачивался взад-вперед, колебимый невидимым ветром, а затем рухнул на пол.
Он рухнул так, что в серванте в стенке подпрыгнула на стеклянной полочке хрустальная ваза. У соседей внизу качнулась и заиграла зайчиками по стенам люстра. А Леха, свернувшись калачиком, подложив под щеку кулак, сладко заснул. Леха не был так уж сильно пьян. Просто мужику изрядно досталось за последние сутки. И это напряжение дало себя знать.
Аллочка подошла и тихонько села рядом. Положила руку на плечо. Вздохнула: дотащить Леху до постели она не в силах. Посидела немного, потом, убедившись, что ему хорошо на ее стареньком вытертом ковре, принесла подушку, подсунула ему под голову. Подумав, распустила шнурки на его выпачканных в глине башмаках.
Возможно, ее родители, ее тетка и ее подружки ее не поймут. Аминь. Скорее всего, Инфекция скажет себе под нос какую-нибудь скабрезность. Черт с ней, пусть живет. Аллочке нужен был Леха, потому что Леху она любила. Остальное — неважно. Ничего в ее жизни более важного нет. Пусть Леха делает все, что захочет. Пусть курит. Пусть пьет. Пусть путается черт знает с кем. Только пусть, пусть он будет с ней…