Столкновение в ночи
Шрифт:
– Я тоже не хочу. Излишек вызывает пресыщение, Брайан. Всегда должно оставаться что-то непознанное, такое, что можно попробовать в следующий раз. У тебя оно есть, у меня - нет.
– Каким это чудом?
– Удовольствия... тут есть некие пределы человеческой выносливости. В результате я выработала в себе психическую и физическую устойчивость ко всему. Если же говорить о тебе, то твое приключение всегда последнее - ты не знаешь, когда придет смерть, не можешь ее предвидеть. Планировать наперед скучно, интересны только неожиданности.
Скотт покачал головой.
– Смерть тоже не интересна - это автоматическое перечеркивание всех ценностей. Или же...
– он заколебался
– В этой жизни ты можешь планировать, можешь вырабатывать ценности, поскольку они опираются на некие основы. Скажем, на арифметику. А смерть - это переход к иным ценностям, совершенно тебе неизвестным. Законы арифметики неприменимы к геометрии.
– Думаешь, у смерти есть свои правила?
– Возможно. Это полное отсутствие правил, Илен. Человек живет, зная, что жизнь подчинена смерти - на этом стоит цивилизация. Потому-то цивилизация опирается на целую расу, а не на единицу. Общественный инстинкт.
Оно серьезно смотрела на него.
– Вот уж не думала, что Свободный Легионер может оказаться философом.
Скотт закрыл глаза и расслабился.
– Крепости ничего не знают о Свободных Легионерах. И не хотят знать. А мы - люди. Интеллигентные люди. Наши техники так же хороши, как ученые Куполов.
– Но работают на войну.
– Война неизбежна, - заметил Скотт.
– По крайней мере, сейчас.
– Ты мог бы сказать, как попал в это дело?
Он рассмеялся.
– О, тут нет никаких страшных тайн. Я вовсе не беглый убийца. Родился в Крепости Австралия. Отец был техником, зато дед - солдатом. Думаю, это у меня в крови. Я перепробовал много занятий и профессий, и все без толку. Мне хотелось чего-то такого... черт возьми, сам не знаю, чего. Такого, что захватывает тебя всего, без остатка, как сражение. Это почти религия. Скажем, сектанты - Люди Нового Суда - явные фанатики, но их религия единственная важная для них вещь.
– Это бородатые грязные и не совсем нормальные люди.
– Потому что их религия основана на ложных предпосылках. Есть и другие религии, стоящие на иных принципах, но для меня и религия была бы слишком пресной.
Илен внимательно смотрела на его суровое лицо.
– Ты предпочел бы орден меченосцев? Или скажем, Мальтийских рыцарей, сражающихся с сарацинами?
– Пожалуй. У меня не было никакой системы ценностей. Кроме того, я солдат.
– А какое значение имеют для тебя Свободные Отряды?
Скотт открыл глаза, улыбнулся девушке и стал вдруг похожим на мальчишку.
– В сущности, небольшое. Они действуют на чувства. Если подумать, поймешь, что это просто липа, такой же вздор как Люди Нового Суда. Войны пережиток прошлого. У нас нет никакой настоящей цели. Думаю, большинство из нас понимает, что у Свободных Отрядов нет будущего. Через пару сотен лет...
– И все же ты остаешься с ними. Почему? Ведь не из-за денег же?
– Нет... Это как наркотик. Вспомни древних викингов с их безумной храбростью. Я вижу нечто общее между нами и ими. Для людей из фортов их Отряд - это отец, мать, ребенок и Господь всемогущий. Он сражается с другими Свободными Отрядами, но ненависти к ним не испытывает, ведь все они служат одному божку на глиняных ногах. Каждая победа или поражение приближает общий конец. Мы сражаемся, чтобы защитить культуру, которая в результате откажется от нас. Крепостям - когда они наконец объединятся не нужны будут вооруженные силы. И я вижу в этом некую закономерность. Будь войны неотъемлемой частью цивилизации, каждая Крепость держала бы свою армию. Но они изолируются от нас; мы - неизбежное зло. Если бы можно было прямо сейчас покончить с войной!
– Скотт непроизвольно стиснул кулаки.
– Так много мужчин нашли бы свое счастье в Крепостях. Но пока будут существовать Свободные Отряды, будут и новые добровольцы.
Илен пила коктейль, глядя на серый хаос туч, волнами проплывающих мимо. В приглушенном мерцающем свете лицо Скотта походило на черную глыбу со светлыми пятнышками, мерцающими в его глазах. Она осторожно коснулась его руки.
– Ты солдат, Брайан, и не смог бы измениться.
Скотт горько улыбнулся.
– Конечно, нет, мисс Илен Кэн! Или ты думаешь, война - это только нажимать на курок? Я армейский стратег, и это потребовало от меня десяти лет зубрежки более напряженной, чем в Техническом Институте Крепости. Я должен знать о войне все, начиная с траектории снаряда и кончая психологией толпы. Это самая крупная ветвь науки, известная в Системе. И самая бесполезная, поскольку война умрет максимум через несколько веков. Илен, ты никогда не видела форта Свободных Легионеров. Это наука, настоящая наука, направленная исключительно на военные цели. У нас есть собственные психологи и инженеры, они рассчитывают все - от артиллерии до коэффициента трения на водолетах. У нас есть литейные заводы и мельницы. Каждый форт - это город, созданный для войны, подобно тому, как Крепость создана для технического прогресса.
– Это так сложно?
– Исключительно сложно и совершенно бесполезно. Многие из нас понимают это. Да, мы сражаемся, потому что это как наркотик. Мы обожаем Отряды и живем только во время войны, а это неполная жизнь. Жизнь людей в Крепостях значительно полнее. У них есть работа и развлечения, созданные специально для них. А для нас они не подходят.
– Для меня тоже, - заметила Илен.
– Всегда найдутся неприспособленные. У тебя же есть raison d'etre [смысл существования (фр.)] - ты солдат. А я не могу вести жизнь, состоящую из одних удовольствий, но иного выхода у меня нет.
Пальцы Скотта сжали ее ладонь.
– Ты, по крайней мере, продукт цивилизации, а я стою вне ее.
– С тобою, Брайан, все могло бы стать лучше. На минуту. Сомневаюсь, что дольше.
– Да, могло бы.
– Это теперь ты думаешь так. Наверное, ужасно чувствовать себя тенью.
– Конечно.
– Я хочу быть с тобой, Брайан, - сказала Илен, повернув к нему лицо.
– Хочу, чтобы ты приехал в Крепость Монтана и остался здесь. Мне нужна твоя сила. А я могу показать тебе, как лучше прожить такую жизнь, как в нее войти. Показать настоящий гедонизм. Ты мог бы, к примеру, составить мне компанию.
Скотт молчал, а Илен некоторое время вглядывалась в него.
– Неужели война так много для тебя значит?
– спросила она наконец.
– Нет, - ответил он.
– Вовсе нет. Это как воздушный шарик - ты знаешь, что внутри он пуст. Честь Отряда!
– Он рассмеялся.
– Вообще-то, я не испытываю колебаний, я слишком долго был отделен. Общество не может базироваться на фантазиях, обреченных на вымирание. Я думаю, что главное это мужчины и женщины. И ничего больше.
– Мужчины и женщины или человечество?
– Нет, не человечество, - неожиданно резко сказал он.
– Пусть человечество идет к дьяволу - оно ничего для меня не сделало. Я могу приспособиться к новому образу жизни, не обязательно к гедонизму. Я специалист во многих областях и смогу найти работу в Крепости Монтана.
– Как хочешь. Я никогда не пробовала. Наверное, я фаталистка. А... что будет с нами, Брайан?
В призрачном свете ее глаза сверкали, как изумруды.
– Я вернусь, - ответил Скотт.
– Чтобы остаться.
– Вернешься?
– спросила Илен.
– А почему ты не останешься сейчас?