Столконовение цивилизаций: крестовые походы, джихад и современность
Шрифт:
Такой впечатляющий успех был обусловлен целой комбинацией факторов. К 628 году нашей эры Персия и Византийская империя уже почти век находились в состоянии воины: этот конфликт титанов ослабил обе стороны, привел к отчуждению провинций в обеих империях и открыл дорогу различным завоевателям. Сирия и Египет были частью Византийской империи. Ираком правила персидская династия Сасанидов. Но вот все три страны попали теперь под власть объединенных сил арабских племен.
Успехи арабов в войнах против искусных и опытных военных машин двух огромных империй нельзя объяснить исключительно их численным превосходством или изощренной военной стратегией. Способность мусульманских военачальников искусно маневрировать кавалерией в сочетании с пехотой, которая очень эффективно действовала в стиле партизанской войны, без сомнения, сбивала с толку врага, который до сих пор встречался только с молниеносными набегами кочевников и не привык противостоять подвижной армии такого масштаба. Однако одно это все равно не привело бы арабов к победе. Решающим фактором оказалась активная симпатия к завоевателям со стороны значительной части местного населения. Большинство, конечно, оставалось пассивным, ожидая, какая сторона возьмет верх, однако это большинство также не собиралось сражаться за старую империю или способствовать ее победе.
Благоволение объединившихся арабских племен к новой религии нельзя объяснить только ее призывами или обещаниями райских наслаждений. Именно удобства этого мира стали мотивом для десятков тысяч людей, которые стекались отовсюду, чтобы сражаться под командованием Халида ибн аль-Валида и участвовать в завоевании Дамаска. Поэт IX века, Абу Таммам, описал в стихах:
Нет, не ради Рая бросаешь ты кочевую жизнь: Я считаю, ты томишься по хлебу и финикам.Этот взгляд полностью разделяет Ахмад аль-Баладури, выдающийся арабский историк того же времени, чьи сообщения относительно арабских завоеваний обычно считают самыми авторитетными. Он цитирует слова Рустума, побежденного персидского военачальника, защищавшего свою страну от нападений арабов, адресованные арабскому посланнику:
«Я понял, что ничто не побуждает вас к тому, что вы делаете, кроме вашей скудости и нищеты».
В 638 году, вскоре после того, как мусульманские армии взяли Иерусалим, халиф Омар посетил этот город, чтобы продиктовать побежденным условия мира. Патриарх Иерусалимский Софроний, которой приветствовал его, был поражен простотой этого мусульманина и полным отсутствием помпезности. Омар, как и другие мусульмане того времени, был одет скромно. Дорожная пыль покрывала его одежду, борода была неухожена. Простота его внешнего облика поразила патриарха. В хрониках записано, что он обернулся к слуге и сказал по-гречески: «Воистину вот та мерзость запустения, о которой говорил пророк Даниил, стоя на сем священном месте».
«Мерзость запустения» недолго царила в Иерусалиме. Стратегические победы над Византией и персами были достигнуты так легко, что правоверные стали донельзя доверчивыми и преисполнились чувством гордости за собственное предназначение. В конце концов, именно они стали тем народом, лидер которого получил самое последнее и самое ясное сообщение от Бога. Арабское завоевание Персии лишило власти правящую там династию, а завоеватели унаследовали богатство и культуру Персидской империи. Только теперь арабы впервые увидели желтый металл, известный под названием золота. Баладури пишет об арабском солдате, который продал молодую женщину высокого происхождения, доставшуюся ему в качестве военного трофея за сущий пустяк: 1000 динаров. Когда его попросили объяснить, почему он так глупо поступил, он ответил, что «никогда не думал, что существует число больше, чем десять сотен».
Германские племена, которые взяли Рим, сохранили свою власть и социальные привилегии, однако их культура полностью растворились в более высокой римской культуре, а позднее они приняли христианство. Арабы, которые захватили Персию, также обнаружили, что контролируют иную социальную структуру и чуждую культурную среду. Они тоже сохранили свою монополию на власть и военную службу, а кроме того, временно запретили смешанные браки. Чудеса Персии наверняка околдовали их, но все же не настолько, чтобы отказаться от своих обычаев, своего языка и новой веры. Именно то, что Мухаммед видел в универсальной религии предтечу универсального государства, соответствовало материальным интересам арабских племен. Их также не соблазнила и перспектива стать правящей элитой христианской или персидской империи и ради этого отказаться от арабского языка, перейдя на греческий или персидский.
Это вовсе не означало, что они отказывались изучать цивилизацию, которую покорили, и приспосабливаться к ней. Результатом арабского завоевания Сирии и Персии стал культурный синтез, посеявший семена новой исламской цивилизации, быстро впитавшей утонченное искусство, литературу и философию эллинистической культуры. Именно многонациональный состав и широкая пропаганда, популистская и эгалитарная пропаганда династии Абассидов внутри ислама, дали ей возможность одержать верх над узким национализмом Омейядов, хотя последний принц, этой династии бежал в Аль-Андалуз [15] и основал в Кордове халифат, который соперничал с Багдадским халифатом за статус мирового центра ремесла, науки и культуры.
15
Аль-Андалуз — это название носила большая часть территории современной Испании до 1492 года, когда король Арагона Фердинанд Католический захватил Гранаду — последнее прибежище ислама на испанской земле.
Развитие медицины — науки, в которой мусульмане впоследствии добились замечательных успехов, — является интересным примером того, как распространялись, переплетались и вызревали знания в первом тысячелетии. Еще за два века до зарождения ислама город Гондешапур (ныне Худжистан) в Юго-Западной Персии приобрел репутацию безопасного убежища для интеллектуалов, которые подвергаются репрессиям в родных городах и бежали оттуда в поисках свободы. Несториане из Эдессы бежали сюда в 489 году, когда была уничтожена их школа. Сорок лет спустя, император Юстиниан издал декрет о закрытии школы философов-неоплатоников в Афинах. Ее студенты и преподаватели долго добирались до Гондешапура с целью обосноваться в этом «оазисе свободы». Весть об этом городе ученых дошла и до соседей, из Индии, а по некоторым данным и из Китая, сюда прибывали ученые и философы, чтобы поучаствовать в диспутах с учеными греками, евреями, арабами, христианами и сирийцами. Хотя круг обсуждаемых предметов был широк, большинство прибывших привлекали именно философия и медицина.
Теоретические инструкции по медицине дополнялись практикой в бимаристане (больнице), таким образом, граждане Гондешапура получали лучшую в мире медицинскую помощь. Первый араб, заслуживший титул врача, Харис бин-Калада, впоследствии был принят при дворе персидского правителя Хосрова Ануширвана, и писцы зафиксировали их беседу. В соответствии с этой хроникой, врач советовал правителю воздерживаться от переедания и неразбавленного вина, пить каждый день больше воды, не заниматься сексом в нетрезвом виде и принимать после еды ванну. Считается, что именно Харис бин-Калада первым начал ставить клизмы при хронических запорах.
К 638 году, когда арабы захватили Персию, уже сложились медицинские династии, соответственно началось обучение арабов в медицинских школах, а затем во все концы разрастающейся империи разъехались врачи-арабы. Договоры и документы также потекли потоком. Ибн-Сина и ар-Рази, самые великие мусульманские врачи и философы, очень хорошо знали, что истоки их медицинских знаний находятся в маленьком персидском городке.
В то время как из семян, привезенных из Эдессы и Афин, в Гондешапуре вырастало «древо знаний», прежде всего медицинских, преемники Омара развивали военные успехи. Из Египта арабские войны двинулись в разных направлениях по всей Северной Африке, заложив основу африканской империи в городе ал-Кайраван в Южном Тунисе, Карфаген стал мусульманским городом. Арабский правитель Ифрикии Муса ибн-Нусаир завязал первые контакты с континентальной Европой. Посматривая на земли за морем, он получил обещания военного союза от графа Хулиана, губернатора Сеуты, который поддерживал его действия. Второй человек после Мусы, молодой берберский неофит Тарик бин-Зияд, собрал армию из 7000 человек и на судах графа Хулиана привел ее к берегам Европы, с тех пор скалы, к которым причалила армия, получили название Джабал ат-Тарик [16] . Это было в апреле 711 года. Меньше ста лет прошло со дня смерти Мухаммеда. Еще раз мусульманским армиям помогла непопулярность местной элиты. В июле того же года вестготский король Родерик был разбит армией Тарика.
16
Сегодня это название, которое переводится как «гора Тарика», произносится как Гибралтар. Личность графа Хулиана стала в испанской историографии предметом горячих споров. Однако испанский романист Хуан Гойтисоло считает Хулиана образцом благородного испанца в романе, который так и назван — «Хулиан».
Местное население стекалось под знамена завоевателей, которые могли избавить его от жестокого вестготского правителя. К осени пали Кордова и Толедо. Когда стало очевидно, что Тарик скоро захватит весь полуостров, его завистливый господин Муса бин-Нусаир, взяв с собой 10000 воинов, покинул Марокко, чтобы присоединиться к своему победоносному подчиненному в Толедо.
Две мусульманские армии вместе двинулись маршем на северо-восток и взяли Сарагосу. Теперь почти вся Испания находилась под их властью, в основном благодаря тому, что население упрямо отказывалось защищать старый режим. Оба мусульманских лидера планировали перейти Пиренеи, а оттуда совершить марш-бросок через всю Францию и взять Париж. Таковы были их планы. Кроме того, оба завоевателя не пожелали получать позволение халифа в Дамаске на правление на завоеванных территориях.