Столконовение цивилизаций: крестовые походы, джихад и современность

Тарик Али

Только приехав в Британию в 1960-х годах, я начал понимать масштабы бедствия, имевшего место в 1948 году. Те, кто занимался моим образованием, оказались, в большинстве своем, социалистами, марксистами или анархистами-либералами еврейского происхождения. Игаель Глюкштейн, который был социалистом-революционером и писал под псевдонимом Тони Клифф, называл себя палестинцем, покинувшим Израиль, потому что не смог смириться с дискриминацией арабов, которая была введена в структуры нового государства на каждом уровне. Особенно злобно он относился к сионистскому рабочему движению за его коллаборационизм и оправдание расизма по отношению к арабам. «Знаете, почему Западу нужен Израиль? — бывало, спрашивал он, и сам спешил ответить. — Нефть. Нефть. Нефть. Понимаете?» Я понимал. Определение, повторение, доступность пониманию — все это должно было привлечь внимание к политическим проблемам Ближнего Востока и внести в них ясность.

Акива Орр, родившийся в Берлине в 1931 году, участвовал в войне 1948 года и выглядел как закаленный в битвах ветеран. Я был рад, что он на нашей стороне. Он давно оставил свой патриотизм, но был хорошо осведомленным человеком и очень много знал. Он прожил в Британии много лет, а в 1990 году вернулся в Израиль. Он живет возле Иерусалима, поблизости от нескольких своих палестинских друзей. Мы иногда разговариваем по телефону и переписываемся по электронной почте. Его гнев стал гораздо сильнее. Он хорошо знает, насколько злобными могут быть националисты, которые маскируются под левых сионистов. Он борется с их идеями уже почти полвека, и они знают, что его страсть и совершенное знание истории израильтян делают его оппонентом, с которым очень трудно справиться.

Джабра Никола — палестинец, предки которого были христианами. Он жил в Хайфе, но последние годы своей жизни провел в изгнании. Он свято верил в палестинское государство, где все граждане имели бы одинаковые права и которое в один прекрасный день стало бы частью федерации арабских социалистических республик. Он не терпел никаких сомнений в том, что именно так и будет. Для него не существовало никаких промежуточных решений, за исключением приспособленческих и оппортунистских. Национализм являлся проблемой. Разве мы не видим, что еврейский национализм сделал с Палестиной? Не следует ссылаться на «особую» природу национализма угнетенных. Национализм есть национализм. Это звучало грандиозно и утопично. Меня было легко убедить.

В последний раз я встретился с Николой в конце 1970-х годов. Позвонил его сын и сказал, что отец хочет немедленно меня видеть. Когда я добрался до больницы Хаммерсмит в Вест-Энде, шел дождь. Старый палестинец умирал, лежа в отделении гериатрии, в окружении других пациентов, которые смотрели по телевизору мыльные оперы. Поскольку большинство из них были почти глухи, какофония звуков затрудняла разговор. Он схватил мою руку и крепко сжал ее. Сила пожатия потрясла меня. «Я хочу умереть, — сказал он с горечью. — Я больше не могу ничего сделать». Потом он отодвинулся от меня и сделал правой рукой жест, выражавший то презрение, которое чувствовал к миру. Кто бы смог винить его? Он ненавидел эту больницу за то, что ему приходилось лежать в ней. Я подумал об апельсиновых рощах, голубых небесах и Средиземном море, которые он оставил. Он, должно быть, думал о том же. Я крепко пожал его руку, сказал ему, что он еще очень нужен, новое поколение нужно воспитывать так же, как он когда-то воспитывал нас, но он сердито затряс головой и отвернулся. Он не был сентиментальным человеком, и я думаю, что я надоел ему потому, что притворялся, будто он может выжить. Через несколько недель он умер. Мы похоронили его на одном из лондонских кладбищ. Еще один палестинец, похороненный вдали от дома.

Сионизм — светский еврейский национализм — был детищем евреев-атеистов, которые чувствовали, что европейский антисемитизм сделал индивидуальную ассимиляцию представителей этой нации невозможной. Евреи могут ассимилироваться только как организованная группа и должны создать свое собственное национальное государство. Теодор Герцель (1860–1904), отец-основатель этого нового движения, рассуждая о том, где быть новому государству, мыслил широко. Он был готов рассматривать Аргентину, Маврикий, Уганду или что угодно еще. Более крайние его последователи, однако, настаивали на том, что еврейское государство может существовать только на территории ветхозаветного Сиона. Отсюда собственно и название движения — сионизм. В соответствии с библейской мифологией, это означает территорию, известную под названием Палестина, которую уже более тысячи лет населяют арабы. Герцель заинтересовался этой фантазией, и сионисты, которых внутри европейского еврейства было ничтожное меньшинство, начали добывать деньги на переселение евреев в Палестину. Чтобы привлечь потенциальных мигрантов, делались всевозможные нереальные обещания и сочинялись разнообразные басни. Одна из ходивших тогда из уст в уста басен гласила, что земли Палестины необитаемы.

За несколько лет до рождения этого сионистского проекта франко-еврейский барон Эдмунд де Ротшильд финансировал, с разрешения султана Османской империи, строительство в Палестине нескольких еврейских поселений. В 1891 году, за шесть лет до того как Герцель основал сионистскую организацию, после продолжительного визита в поселения Ротшильда, еврейский мыслитель Ашер Гинзбург (1856–1927) написал изумительно провидческий текст, эссе «Правда из Палестины». Он предсказал, что продолжение строительства поселений может привести только к конфликту с палестинцами, и предостерег против расистского взгляда на арабов, распространявшегося внутри еврейских диаспор в Европе. Основное значение этой статьи заключается в том, что она уничтожила миф сионистских фундаменталистов о том, что Палестина — это «земля без людей» и предназначена для евреев, «людей без земли». По словам Гинзбурга:

«Нас используют для того, чтобы за границей поверили, будто Палестина в наши дни полностью необитаема, что это пустыня, где ничего не растет, и что любой желающий купить там землю может прийти и купить все, что его душе угодно. В действительности все совсем не так. В тех местах очень трудно найти пахотную землю, которая не возделывается. Только песчаные области и скалистые горы, где можно сажать лишь деревья, да и то при огромных трудовых и финансовых затратах, не культивируются, потому что арабы не хотят работать ради отдаленного будущего. Таким образом, очень трудно найти хорошую землю для продажи. Н^и крестьяне, ни крупные землевладельцы не продадут с легкой душой хорошую и чистую пахотную землю… нас используют, чтобы за границей поверили, что арабы — это дикари из пустыни, невежественные, как животные, которые не видят и не понимают ничего, что делается вокруг. Это огромная ошибка. Арабы, как и все семиты, имеют острый ум, и они очень хитры.

Арабы, особенно те, которые живут в городах, видят и понимают цель нашей деятельности в Палестине. Они притворяются, что не понимают этого, потому что не видят никакой угрозы своему будущему в том, что мы делаем, и со своей стороны также стараются нас эксплуатировать… Крестьяне радуются, когда создается еврейская колония, потому что они получают там за свой труд хорошую плату и каждый год будут становиться богаче. Крупные землевладельцы тоже рады, потому что мы платим за песчаную и каменистую почву высокую цену, о которой они в прошлом и не мечтали. Однако по прошествии времени, когда поселения наших людей в Палестине разовьются до такой степени, чтобы можно будет вытеснить, в той или иной степени, туземное население, сделать это будет очень нелегко».

Далее в своей статье Гинзбург объясняет, что предполагаемое государство не может считаться еврейским, если оно становится поклонником «физической силы». По его мнению, диаспора сохранила себя только благодаря своей «духовной силе». То, что должно произойти в Палестине, мало отличается от обычной колонизации:

Соответственно, такое «государство евреев» будет, в конечном итоге, походить на немецкое или на французское, только населенное евреями. Этот процесс уже сейчас, хотя и в небольших масштабах, идет в Палестине. История учит, что во времена Ирода Израильское царство было, конечно, «государством евреев», но еврейская культура была отвергнута и подвергалась преследованиям… Такое государство евреев будет смертельным ядом для нашего народа и превратит его дух в пыль… Это маленькое государство… будет выживать только за счет дипломатических интриг и постоянного раболепия перед теми державами, которые будут доминирующими…

Таким образом, реальностью станет существование народа, который в гораздо большей степени, чем теперь, будет «маленьким отверженным народом, духовным рабом всякого, кому случиться доминировать… Разве не предпочтительно для «древнего народа, который стал светом над нациями», исчезнуть из истории, вместо того чтобы добиваться вот такой окончательной цели?» [42]

Гинзбург осознавал, что если вместо еврейского «культурного присутствия» будет создано политическое образование — «государство евреев», — это неизбежно приведет к конфликту с местными жителями. Так оно и случилось.

42

Я выражаю благодарность Акиве Орру за то, что он обратил мое внимание на этот текст, который он перевел с иврита для собственной книги «Израиль: политика, мифы и кризис общности», Лондон, 1994. Орр указывает, что Гинзбург, который одобрял культурное, а не политическое присутствие евреев в Палестине, был выдающимся светским мыслителем и учителем для многих, включая первого президента Израиля Хаима Вейцмана. Орр глубоко сожалеет о том, что идеи Гинзбурга были забыты, и его работы практически неизвестны сегодняшнему Израилю. Переведенные цитаты взяты из ивритского издания «Собрание сочинений Ахад-Хаама», Иерусалим 1950. «Ахад-Хаам» (буквально — «человек из народа»), этим псевдонимом пользовался Гинзбург.