Столп огненный
Шрифт:
Архидьякон был, разумеется, о том осведомлен, а потому промолчал. Он взял Псалтырь и гордо удалился.
– Вам завернуть «Грамматику»? – спросила Изабель у студента.
– Будьте так добры. – Пьер протянул ей четыре ливра.
– Вам нужна ваша книжка или нет? – недовольно справился у незнакомца Жиль.
Путник наклонился, внимательно разглядывая картинки в книге, которую печатник выложил на прилавок.
– Не торопите меня, – сердито ответил он. Этот человек не побоялся завязать спор с архидьяконом, и его нисколько не отвращали грубоватые манеры Жиля. У него внутри был крепкий стержень, чего сложно было ожидать по
Пьер забрал покупку и ушел. В лавке остался всего один посетитель. У Сильви вдруг возникло такое чувство, будто гроза миновала.
Посетитель захлопнул книгу, выпрямился и сказал:
– Я – Гийом из Женевы.
Сильви услышала, как Изабель изумленно выдохнула.
Поведение Жиля мгновенно изменилось. Печатник пожал протянутую руку и произнес:
– Очень рад. Проходите. – И повел гостя наверх, на жилую половину.
Сильви мало что поняла. Ей было известно, что Женева – протестантский город, где главенствует великий Жан Кальвин. Но до этого города две с половиной сотни миль, такое расстояние можно преодолеть лишь за пару недель, если не больше.
– Кто этот человек и зачем он пришел? – спросила девушка.
– Пасторский коллеж в Женеве обучает миссионеров и отправляет их проповедовать новое Писание по всей Европе, – объяснила мать. – Последнего из тех, кто приходил к нам, звали Альфонсом. Тем тогда было тринадцать.
– Альфонс! – Сильви припомнила не обращавшего на нее никакого внимания серьезного молодого человека. – А я-то гадала, как его к нам занесло.
– Они приносят труды Кальвина и другие сочинения, которые твой отец печатает.
Сильви ощутила себя полной дурой. Ей и в голову не приходило задумываться, откуда вообще берутся протестантские книги.
– На улице темнеет, – сказала Изабель. – Отнеси-ка ты Эразма своему студенту, детка.
– Что ты о нем скажешь? – спросила Сильви, надевая плащ.
Изабель одарила дочь понимающей улыбкой.
– Он и вправду красавчик.
Вообще-то Сильви имела в виду, можно ли доверять Пьеру, а не красив он или нет, но, поразмыслив, девушка не стала ничего объяснять матери, иначе разговор мог принять нежелательный для нее оборот. Поэтому она пробормотала что-то невразумительное и вышла из дома.
Двигаясь на север, она пересекла реку. Ювелиры и шляпники на мосту Нотр-Дам готовились закрывать свои лавки. Очутившись на правом, городском берегу, Сильви направилась по рю Сен-Мартен, главной улице, что вела с севера на юг. Несколько минут спустя она вышла к рю де Мюр. Это был скорее переулок, чем полноценная улица. С одной стороны тянулась городская стена, с другой – высился забор, окружавший неухоженный сад; сюда же выходили задние двери двух или трех домов. Сильви остановилась у конюшни особняка, в котором проживала старуха, не имевшая ни одной лошади. Постройка не имела окон, стояла некрашеной, поэтому с первого взгляда казалась хлипкой и полуразвалившейся, однако в действительности ее построили на совесть, поставили крепкую дверь и навесили надежный замок. Жиль купил эту конюшню для себя много лет назад.
Рядом с дверным косяком, на уровне пояса, торчал из стены обломок кирпича. Сильви огляделась, удостоверилась, что за нею никто не наблюдает, вынула обломок, сунула руку внутрь, достала ключ и вложила кирпич обратно в дыру. Затем открыла замок, вошла в дверь и плотно закрыла ту за собой на засов.
На стене висела на скобе лампа со свечой. Девушка
В неверном свете стали видны старые бочонки, загромождавшие помещение от пола до потолка. В большинстве своем они были заполнены песком, и этакую тяжесть одному было не поднять, однако некоторые намеренно оставили пустыми. Все бочонки выглядели одинаково, но Сильви точно знала, какой именно ей нужен. Она торопливо отодвинула в сторону нужный бочонок и пролезла в открывшуюся дырку. За стеной бочек прятались деревянные ящики с книгами.
Величайшую опасность для семейства Пало предвещали те часы и дни, когда доставленные из других стран книги перепечатывались и переплетались в мастерской Жиля. Случись страже явиться без предупреждения, всех Пало ожидала бы смерть. После печати книги складывали в ящики, непременно наваливая сверху для маскировки сочинения, одобренные католической церковью, и отвозили на подводе в эту конюшню, а мастерская принималась изготавливать допускавшиеся законом издания. Большую часть времени печатня под сенью собора не производила, таким образом, ничего незаконного.
Лишь трое знали об истинном назначении конюшни – Жиль, Изабель и Сильви, причем саму Сильви посвятили в тайну, лишь когда ей исполнилось шестнадцать. Даже работники мастерской ничего не знали о конюшне, хотя они все были протестантами; им говорили, что отпечатанные книги отвозят некоему торговцу.
Сильви отыскала ящик с буквами «SA», обозначавшими «Sileni Alcibiadis» [17] , пожалуй, величайшее произведение Эразма. Достала одну книгу, завернула ту в холстину, взятую из соседнего ящика, и перевязала бечевой. Выбралась наружу, задвинула бочонок, пряча ящики с книгами, и теперь всякий, кто заглянул бы в помещение, увидел бы только ряды бочек.
17
«Алкивиадовы силены» (лат.).
Возвращаясь обратно по рю Сен-Мартен, девушка размышляла, придет ли студент. Да, он заглянул в лавку, как ему и было велено, однако не исключено, что теперь он испугается. Хуже того, он может прийти – и привести с собой стражников или магистратов, которые ее арестуют. Сильви не боялась смерти – истинным христианам не пристало этого бояться, но ее пугала до невозможности одна только мысль о пытках. В уме немедленно возникла картинка раскаленных щипцов, терзающих плоть, и пришлось постараться и помолиться, чтобы избавиться от этой картинки.
На набережной вечером было тихо и безлюдно. Рыбные прилавки пустовали, даже прожорливые чайки в поисках добычи улетели куда-то в другое место. Вода тихо плескалась о берег.
Пьер дожидался девушку с фонарем в руке. Его лицо, подсвеченное снизу, выглядело одновременно зловещим и прекрасным.
Он был один.
Сильви показала книгу, но не спешила отдавать.
– Пообещай, что никому о ней не расскажешь, – потребовала она. – Меня казнят, если узнают, что я ее тебе продала.
– Понимаю, – ответил Пьер.