Столыпин
Шрифт:
– Да ведь дела, барон. Не таскать же мне бумаги по карманам, – смутился Столыпин, оставляя заветную папку в кресле.
Но они не успели и двумя словами перекинуться. Когда проход опустел, из восемнадцатого ряда встал черноволосый молодой человек и направился к первому ряду. Фрак на нем сидел отлично, но правый карман брюк почему-то оттопыривался. Франт прикрывал карман театральной афишей.
«Сейчас он начнет стрелять», – уже с уверенностью подумал Столыпин и тут вспомнил, где он еще раньше встречал этого человека. Сомнения быть не могло: на петербургской водопроводной станции. Там на нем не было фрака. Но лицо очень характерное: самоуверенное и что-то высматривающее. Столыпин невольно сделал шаг к своему креслу, чтобы взять оставленную там папку.
Барон Фредерикс
– Да бросьте вы ваши бумаги! Поговорим уж лучше о женщинах?
Но о женщинах поговорить не успели.
Молодой человек, дойдя до второго ряда, остановился в двух шагах. Лицо его исказила гримаса страха, жалости и какой-то внутренней боли. Он отбросил уже ненужную афишку и потащил из кармана браунинг.
Столыпин снова сделал шаг к своему креслу, понимая, что не успеет дотянуться до заветной папки. Его мощная фигура загораживала взгляд барона Фредерикса; тот из-за спины не видел, что делается в проходе, и повторил:
– Так поговорим о женщинах?
«Поздно, барон!» – подумал Столыпин, выпрямляясь в полный рост и глядя в черный зрак браунинга. Тот дважды выстрелил прямо в упор. Вскинутая рука оказалась последней защитой.
Глаза еще видели, как стрелявший стремительно убегает по проходу к дверям.
Глаза же подсказали: «Гляди, что с тобой сделали!» Одна из пуль пробила Владимирский крест, другая задела кисть так и не защитившей руки.
Кровь расползалась по белому кителю.
Чей-то громкий крик:
– Господа, государь жив!
Новые крики.
Женские вопли.
Матерная брань…
Кричи не кричи, а черное дело уже превратилось в дело красное. Следовало достойно его завершить. Вот так: положить фуражку и перчатки на барьер, самому расстегнуть китель, снимал его уже кто-то другой.
Еще необходимый жест давно простреленной, а сейчас добитой правой руки: перекрестить царскую ложу, вход в которую ему сегодня закрыли. Но все равно: «Прости их, Господи!»
Убийцу уже хватали офицерские руки, и запоздало взметнулась чья-то обнаженная сабля… Под бодренький очередной крик:
– Гимн! Гимн!
«Боже, царя храни!..»
Столыпин был в сознании, когда его перевязывали под молитву:
– Господи, спаси люди твоя!
Сознание не оставляло его и в карете «скорой помощи», и в клинике Маковского, на Малой Владимирской улице. Кажется, он даже вслух шептал:
– Оленька, милая, прости меня… детки, простите отца!..
Жизнь кончалась… Нет, она уже кончилась.Бесполезные послесловия
Петр Аркадьевич Столыпин умер 5 сентября 1911 года, как и положено при закате жизни – вечером…
Он знал, что будет непременно убит. Когда вскрыли завещание, его рукой было написано: «Я хочу быть погребенным там, где меня убьют».
Поэтому и похоронили его в Киево-Печерской лавре, рядом с могилами Искры и Кочубея – двух великих страдальцев Петровской эпохи.
Императора Николая II на похоронах не было. Праздничные мероприятия продолжались как ни в чем не бывало. Власть предержащим и в головы не пришло их отменить или хотя бы подкорректировать из уважения к величайшей трагедии. Государь на эти дни уехал в Чернигов. Правда, некоторые царедворцы говорили, что он хотел было возглавить похороны своего великого реформатора, да жена Столыпина его не пустила…
Это царя-то?!
Николай II вскоре отбывал на отдых в Ливадию. Какие похороны, какие слезы?!
Через некоторое время после похорон Коковцев, назначенный председателем Совета Министров, в беседе с императрицей с сожалением упомянул о своем предшественнике. Александра Федоровна бесцеремонно оборвала:
– Верьте мне, не надо жалеть о том, кого не стало. Я уверена, что каждый исполняет свою роль и свое назначение. Если кого нет среди нас, то это потому, что он уже окончил свою роль и должен был уйти, так как ему нечего больше исполнять.
Василий Розанов писал через месяц после убийства:
«Столыпин показал единственный возможный путь парламентаризма в России, которого ведь могло бы не быть очень долго, и может, даже никогда…
…Он указал, что если парламентаризм будет у нас выражением народного духа и народного образа, то против него не найдется сильного протеста, и даже он станет многим и наконец всем дорог. Это – первое условие: народность его. Второе: парламентаризм должен вести постоянно вперед, он должен быть постоянным улучшением страны и всех дел в ней, мириад этих дел. Вот если он полетит на этих двух крыльях, он может лететь долго и далеко; но если изменить хотя бы одно крыло, он упадет. Россия решительно не вынесет парламентаризма ни как главы из «истории подражательности своей Западу», ни как расширение студенческой «Дубинушки» и «Гайда, братцы, вперед»… В двух последних случаях пошел вопрос о разгроме парламентаризма, и этого вулкана, который еще горяч под ногами, не нужно будить».Авторитетнейший публицист того времени Михаил Меньшиков, всегда находившийся в оппозиции к Столыпину, вопреки себе же писал:
«Торжественная панихида в Казанском соборе. Народу – не протолкнуться. Все национальные организации Петербурга, огромный хор певчих и регент крайне старательно, точно распутывает паутину, машет рукой. У меня точно свинец на сердце и черные мысли. Что мне Столыпин? Ни сват, ни брат – я даже не знал его лично, но давно, давно никого не было так жаль потерять, как его. Вместо того чтобы молиться «об упокоении раба Божия боярина Петра», кажется, все мы стояли в соборе, наполненные холодом и мраком ужасного события, меня почти возмущала эта торжественная обстановка, золотые ризы, синий дым кадильный, разученные певчими до тонкости «со святыми упокой» и чудные сами по себе, но слишком уж заученные молитвы.
Вот так, думал я, мы, русские, реагируем на удар, может быть, смертельный. Нас, что называется, обезглавили, взяли, может быть, не самого сильного, но самого благородного и, главное, – признанного вождя. Как мы оправимся от этого удара – еще неизвестно…
…Погасив свечу на панихиде, я почувствовал, что нами ровно ничего не сделано в ответ на страшные события и что вся эта огромная толпа пришла сюда и ушла совсем напрасно. Я почувствовал, что общество, которому остались в виде реакции на жизнь одни молебны и панихиды, не живое общество, а как бы подземный мир, населенный тенями».Добавим от себя. Вся жизнь Петра Аркадьевича Столыпина была направлена на то, чтобы разрушить затхлый подземный мир и вывести русский народ на свет истинной, светлой жизни!
Доведи он свои реформы до конца, не было бы ни революций, ни гражданских войн, ни прочих ужасов страшного двадцатого века.
Да и кости самих Романовых не лежали бы в заброшенных шахтах…Хронология
1862 год, 2 (14) апреля , Дрезден. Рождение Петра Аркадьевича Столыпина. 24 мая крещение в дрезденской православной церкви.
(У исследователей и мемуаристов здесь полный разнобой; местом рождения называется Берлин, и просто Германия; мы придерживаемся версии – Дрезден.)
1862–1869 гг. Эти годы прошли в имении Середниково под Москвой; имение связано с именами Михаила Юрьевича Лермонтова и его бабушки Елизаветы Алексеевны Арсеньевой.
1869–1878 гг. Подрастающий Петя Столыпин живет в Ковенской губернии, в имении Колноберже, которое отец-офицер, Аркадий Дмитриевич, счастливо выиграл в карты.
1878–1881 гг. Жизнь и учеба в Орловской гимназии на попечении родственников, поскольку отец и мать участвуют в Русско-турецкой войне. Потом отец управляет Восточной Румелией и Болгарией.
1881 г. Поступление в Петербургский университет.
1889 г. Дуэль с князем Шаховским; она вызвана убийством в прошлом году на дуэли накануне свадьбы старшего брата Михаила. Младший брат, Петр, получает рану, но не смертельную, в руку.