Стон земли
Шрифт:
Из канцелярии торопливо вышли комбат с начальником штаба и два командира взводов.
– А что, Коровин, – старший лейтенант Красота по-прежнему не мог заставить себя назвать отца Георгия «батюшкой», предпочитая пользоваться только фамилией, – никак ты с нами собрался? А? Поехали. Я тебе даже бронежилет выделю поверх этой штуки… – Он двумя пальцами взялся за епитрахиль и потер ее, словно пробуя парчовую ткань на качество.
– Если товарищ подполковник разрешит, я бы поехал, – нисколько не смутившись, вызвался отец Георгий, глянув на подполковника Шумакова и одновременно убирая от епитрахили руку старшего лейтенанта.
– Не торопись, батюшка, – спокойно ответил подполковник. – Завтра или послезавтра вместе с Красо́той на точку отправишься. Время зависит от того, когда он со взводом с задания вернется. Он менять там людей полетит, и ты с ним. Ты же на «точку» собирался? И комбриг мне по телефону советовал тебя туда отправить для поддержки морального духа солдат. Вот и отправлю. Там пока не стреляют, но условия тяжелые.
Попутчик был не из лучших, тем не
– А что, я не против, – согласился и Красо́та.
Солдаты двух отправляемых взводов видели, как священник несколько часов назад благословлял перед отправлением первые два взвода, и ждали того же для себя. Они в этом, как показалось иерею, даже некую присланную с неба гарантию своей личной безопасности увидели. Не все поголовно были верующими, но гарантию безопасности получить желали многие. Хотя бы на всякий случай. Отец Георгий повторил всю процедуру. Все остались довольны, даже, как ни странно, стоящий в том же строю старший лейтенант Красо́та. Он уже не ерничал, к благословению отнесся серьезно. Может быть, на него подействовало то, как относились к этому сами солдаты, а может, и он гарантию безопасности хотел. Тоже на всякий случай…
– К машине! – раздалась команда.
Поверх голов строя высокий священник видел, как под окнами казармы остановились, высвечивая через маскировочные щели фарами дорогу, два тентированных грузовика. А потом, следом за ними, подъехала и боевая машина пехоты, выделенная от батальона мотострелков. Без сопровождения бронетехники грузовикам ездить по дорогам в темное время суток было опасно. Брезентовый тент не в состоянии защитить от пуль, тем более, от выстрела из гранатомета. А БМП сопровождения своей автоматической пушкой и пулеметами в состоянии наставить на ум любого, сидящего в засаде и надеющегося на безнаказанность своих действий…
В казарме из всей роты остался только один взвод. Роты спецназа ГРУ по численности обычно значительно меньше обычных общевойсковых рот, как и взводы, как и отделения, хотя названия носят такие же. Но и этот, последний взвод лейтенант увел на занятия, и в казарме был только дневальный. Отец Георгий ушел в свою комнату, присел к столу и раскрыл один из томов сочинений русского святого Игнатия Брянчанинова. Брянчанинова иерей всегда читал с вниманием и удовольствием, много черпая для себя полезного из его книг, хотя большинство наставлений святителя касались монашества, а не белого духовенства. Но сейчас он никак не мог сосредоточиться на тексте. Мысли от страниц возвращались к окружающему, а от окружающего сами собой перетекали в прежние дни, когда отец Георгий был солдатом этого же батальона.
Тогда вопросов у молодого парня, только-только закончившего духовную семинарию, возникало больше, чем можно было найти на них ответов. И основные из них касались, естественно, религии в жизни солдата, находящегося постоянно на боевом дежурстве. Например, вопрос искренне верующего человека, при этом исполняющего свой солдатский долг, о допустимости убийства всегда остается открытым. Имеет ли право верующий человек воевать и убивать врагов? Никто, наверное, не сможет дать на это однозначный и категоричный ответ. И по-разному можно толковать пресловутую фразу о том, что после удара по одной щеке следует подставлять другую. Ответ может быть однозначным только в одном случае – когда солдат защищает свое отечество, свою православную веру, свою семью, любимых и близких людей. Именно потому святой благоверный князь Александр Невский согласился на подчинение Орде, но отказался от помощи германского императора в борьбе с Ордой. Батый разрешал русским сохранять свою веру, а германский император за помощь войсками требовал отречения от православия и принятия католичества. Александр, воин-победитель по своей натуре, согласился подчиниться Батыю, не отказавшись от православия. Оно было для него превыше всего.
Но было время, когда и в этом случае человека, пролившего кровь другого, даже не допускали к причастию. Не одного конкретного человека, но многих, кто отстоял свои дома, защитил семьи и победил врагов. Даже во время Первой мировой войны отдельные священники поступали так с солдатами, вернувшимися с фронта. Все другие, кого эти люди защитили, шли к причастию, а их к Телу и Крови Господней не допускали. Проливать чужую кровь – это, в любом случае, считалось грехом, за который человек ответственен перед Богом. Не перед другими людьми, потому что верующий человек не будет убивать просто так, ради удовольствия, не будет проявлять несправедливость, а именно перед Богом. «Наипаче омый мя от беззакония моего, и от греха моего очисти мя, яко беззаконие мое яз знаю, и грех мой предо мной есть выну. Тебе единому согреших и лукавое пред тобою сотворих, яко да оправдишихся во словесех твоих, и победиши внегда судити Ти» [15] . Эти слова покаянного псалма Давида не выходили из головы рядового Юрия Коровина, когда он воевал во время второй чеченской войны. Его тогда одолевали основательные сомнения. Свой ли дом он защищает? Свою ли страну бережет от неверных? Свою ли Веру отстаивает? Ведь там, в горах, чеченцы свои дома защищали, а он был пришельцем с севера. И только тогда сомнения развеялись, когда в присутствии всего взвода их командир, тогда еще старший лейтенант Столяров, допрашивал пленника, немного говорившего по-русски. У этого пленника
По большому счету, война эта велась и против православия тоже…
Пройти такую сложную войну, причем не где-то в штабе отсидеться и не в каких-нибудь радиотехнических войсках, которые от непосредственных мест, где пули летают, по своей природе далеки, а в спецназе ГРУ, на самой передовой линии и даже, честно говоря, часто по ту сторону этой линии, получить две боевые награды и при этом не встретиться с противником с глазу на глаз, ни разу не выстрелить, никого не убить – невозможно. Те две командировки батальона в Чечню вспоминались не долгими сборами, тщательной подготовкой и длительными переездами в кузове грузовика, хотя и это тоже было, а напряженными боями. Особенно много неприятных моментов доставляли не сами чеченцы, которые больше рассказывают о том, какие они воины, чем таковыми являются, а наемники – хорошо обученные, грамотные военные специалисты. Это были профессионалы, и победить их можно было только более высоким профессионализмом и навыками. Профессионализма спецназу ГРУ хватало. Не зря солдатам на сон отпускается только четыре часа в сутки, а все остальное время – занятия и тренировки, которые даже во сне снятся. Ему самому, выпускнику семинарии, было легче, чем другим. Он молился, и в молитве уходил от повседневности. Это позволяло расслабиться и сбросить нервное напряжение.
Первую свою медаль Юрий Коровин получил, когда три взвода спецназа ГРУ вылетели на уничтожение отряда боевиков, окружили горное урочище, где у бандитов была база, и начали их «вытеснять» [16] на заранее выставленную засаду в составе двух отделений, усиленных четырьмя пулеметами. Засадой тогда как раз и командовал лейтенант Красо́та. Чтобы пресечь возможность ухода бандитов в сторону, лейтенант дополнительно выставил на узкой тропе, обнаруженной в последний момент, четверых бойцов, которым пулемет не дал, считая, что основной удар придется на него. В состав той четверки вошел и рядовой Юрий Коровин. Задача, казалось бы, была простой и привычной. Но беда в том, что у командования были устаревшие данные, полученные от осведомителя. Вышли на уничтожение одной банды, а в урочище сконцентрировались для каких-то собственных запланированных совместных действий сразу три банды. И общая численность бандитов превосходила численность спецназовцев, идущих в атаку, хотя, согласно теории, численность атакующих должна как минимум в три раза превышать численность обороняющихся. Но теория теорией, а в действительных боевых действиях все может случиться вопреки ей, и случалось многократно.
И все же сказалась подготовка бойцов спецназа ГРУ, без которой применять метод «вытеснения» было бы просто невозможно. Медленно, но верно, они сдвинули бандитов с логовища и погнали их туда, куда следовало гнать – прямо на пулеметы. Лейтенант Красо́та обнаружил свою засаду перед противником только в самый последний и критический момент. Выждал, когда бандиты подойдут почти вплотную, под кинжальный расстрел, и только тогда открыл огонь. Нервы оказались у Красо́ты крепкими, и потому засада получилась эффективной. Там, под пулеметами, почти полностью «положили» два из трех отрядов. И только третий отряд, численностью чуть больше двадцати человек, успел свернуть на боковую тропу, не желая напором лезть на пулеметы, но и ее перекрывали четверо автоматчиков. Они начали обстрел бандитов сначала из «подствольников». Четыре гранаты легли в узкое пространство между скалами. Гранатометы свое дело сделали, не позволив бандитам навалиться валом на слабый заслон. Спасло спецназовцев то, что тропа была узкая, с двух сторон прикрывалась скалами, и обойти засаду никак было нельзя. Если бы бандиты сразу, несмотря на убийственный обстрел из «подствольников», пошли валом, они смогли бы сбить с позиции четверых солдат спецназа. Но, попав под обстрел, они остановились и попытались вернуться, потеряв при этом еще несколько человек. Однако возвращаться им было уже некуда, с противоположной стороны тоже подпирали. Второй проход был закрыт пулеметами, имеющими возможность создать плотность огня достаточную, чтобы отразить разовую атаку. Бандиты какое-то время выжидали за поворотом тропы, скрываясь от стволов засады. Чего они ждали, непонятно, видимо, время у них ушло на перекур. А потом, «обкурившись», полезли на тропу, понимая, где силы спецназа наиболее слабы. Бой был коротким, но жутким. Люди с остекленевшими глазами шли прямо на пули, потеряв все ощущения жизни и даже естественное чувство самосохранения. Впечатление складывалось такое, будто происходил расстрел зомби. Кого-то пуля сбивала с ног, а он поднимался, весь окровавленный, и снова шел, не чувствуя боли, не ощущая времени и цели. Хорошо еще, что в обкуренном состоянии бандиты не могли стрелять прицельно. Они полосовали скалы, деревья и кусты автоматными очередями, но по засаде попадали редко.