Стон земли
Шрифт:
– Скрутили козленка…
В ответ послышался долгий мат-перемат бандита. А Лончаков вытащил из-под одной подушки пистолет-пулемет «Скорпион», из-под второй – точно такой же пистолет-пулемет, но за рукоятку руками не взялся, чтобы не стереть отпечатки пальцев, а вынес оружие за сложно выгнутый и сложенный так, что из него только короткий ствол выглядывал, приклад из толстого круглого металлического профиля.
Захват был произведен успешно. И даже более успешно, чем ожидалось. Вполне резонно предположить, что удалось взять сразу обоих бандитов. А кто такие двое других, предстояло еще выяснить. Просто так отпускать людей, общавшихся с бандитами, нельзя, их предстояло допросить и проверить по картотеке, и не по местной, а по всероссийской. Профессиональный нюх, который вырабатывается только с годами, заставлял майора Лохматого не торопиться с освобождением вроде бы посторонних людей.
А с улицы сквозь выбитое стекло в номер гостиницы метель наметала снег. И делала это так активно, что за минуту на подоконнике образовался небольшой сугроб.
– Василий Иванович, – распорядился майор, – позвони, вызови
– Из Татарии. Из Казани…
– То-то я смотрю, говор не местный…
Теперь метель донесла в окно не только сухой шелест жесткого и колючего снега, но и звуки сирены – к зданию гостиницы подъезжала «Скорая помощь».
– Я так понимаю, твоему «крестнику» вызвали, – обратился майор к капитану Лончакову.
– Ему бесполезно вызывать. У него, скорее всего, разрыв мочевого пузыря. Боли, наверное, страшные. К утру, наверное, умрет. Я хотел выше ударить, но в бронежилете прыгать тяжело. А он высоко стоял, не достал, – оправдываясь, ответил капитан.
– А к кому тогда «Скорая»? – удивился Лохматый.
– Дежурная администраторша себе вызвала, – объяснил старший лейтенант Супротивников. – У нее гипертонический криз.
– Сейчас у всей страны криз, – заметил капитан, – криз уважения к законам. Это гораздо острее, чем гипертонический криз, и более опасно…
Из-за метели долго добирались до здания управления областного ФСБ. Улицы заметало все сильнее и сильнее. И если на вершинах магаданских сопок снег не задерживался, сметаемый ветром, приближающимся к штормовому, то между сопками, в низинах, снегоуборочная техника просто не успевала справиться с массированной атакой природы. Тем не менее добрались. Задержанных растолкали по разным камерам, чтобы не могли сговориться о даче показаний. Благо пустых камер в подвальном помещении здания хватало. По большому счету, следовало дождаться и возвращения следственной бригады, проводящей обыски в номерах частной гостиницы, однако нетерпение майора Лохматого было слишком сильно, и он решил начать без них. Ничто не помешает тех же самых задержанных вытащить на «беседу» вторично, если того потребуют обстоятельства.
Первым на допрос привели Волоху, скрученного под окном после не слишком удачного приземления в глубокий сугроб, который бандит умудрился пробить головой почти до земли. Привели его под руки два конвоира и, не очень заботясь о светских приличиях, как мешок, бросили на шаткий стул перед столом майора Лохматого. Сам Волоха идти, кажется, не мог, подгибал под себя ноги и держался за живот. Но опера предполагали, что бандит не лукавит и не симулирует, хотя и с таким поведением задержанных они время от времени сталкивались. Но, видимо, капитан Лончаков был прав в своем диагнозе. Однако врача задержанный не требовал, хотя все же попытался предъявить, с его точки зрения, обоснованные претензии:
– Без адвоката говорить не буду. Не надейтесь.
Оперов своим предупреждением наивный Волоха не особо напугал, заставил только улыбнуться и переглянуться.
– Исходя из оперативной обстановки, – спокойно, и даже слегка позевывая, сообщил майор Лохматый, – мы имеем право допрашивать тебя без адвоката. Если доживешь до завтра, в чем я сомневаюсь, может быть, после обеда повезем тебя в суд, чтобы оформить арест. Там тебе и адвоката выделят. Бесплатного. А мы где тебе найдем его в вечернее время? Даже если пожелаешь золотым песком расплачиваться, никто в метель не поедет адвоката искать. Пешком идти тоже дураков нет.
– Не буду говорить без адвоката, – тем не менее уперся Волоха, скрипя зубами то ли от злости, то ли от боли в животе.
Право Волохи на боль майор Лохматый признавал, сам видел, какой силы удар он получил. А вот права на адвоката признавать не хотел, пока это лишь навредило бы следствию. Адвокаты имеют привычку соваться в дела, которые видеть не должны. А если уж они происходят при них, то должны глаза закрывать, для них самих так лучше. Но такие адвокаты постепенно переводятся, они теперь скандалов ищут, поскольку скандалы приносят им дивиденды в виде новых заказов.
Развивая события по отработанному и давно используемому сценарию, старший лейтенант Супротивников кивком головы дал знак одному из конвоиров, и тот, стоя за спиной сидящего Волохи, привычным движением ноги выбил ножку стула. Этот сломанный стул специально держали для допросов настырных людей, не желающих проявлять приличествующую случаю откровенность и добросердечность. Волоха ахнул, упал и застонал. Конвоир тут же собрал стул, и кулаком вбил шипы в пазы, чтобы он еще какое-то время продержался. После этого Волоху снова подняли и бросили на стул. Но теперь, испытав дополнительную боль после падения, он сидел неуверенно, почти висел задом над стулом, что создавало ему дополнительные неудобства, изнуряющие и склоняющие к откровенности. Лишь бы быстрее закончили допрос!
– Осторожнее дрыгаться надо, – усмехнулся Супротивников. – Теперь вот и за стул с тебя вычтем и за окно, в которое ты вылетел. Хватит твоего золота?
– А допросить тебя по горячим следам, даже не имея под рукой адвоката для твоей защиты, право мы имеем, и допрашивать будем, несмотря на всю твою глупую болтовню, – вмешался майор Лохматый. – Жив будешь, можем еще три дня тебя на этом стуле продержать и допрашивать. Никто нам это не запретит, оперативная необходимость того требует. И плевать мне на твое желание получить адвоката. Когда я решу, что он тебе нужен, тогда и получишь. Я здесь все решаю и всем распоряжаюсь. Запомни это навсегда. И говорить ты у меня будешь, даже если язык себе откусишь, все равно заговоришь. Без языка. Не сможешь говорить, напишешь все, что требуется. Сам напишешь, по собственному желанию. Это, конечно, не будет рассматриваться, как явка с повинной, тем не менее, зачтется следствием как смягчающее вину обстоятельство. Не захочешь говорить или писать, мы позовем командира группы захвата. Ты ему очень понравился, готов тебя еще пару раз ногой достать. Вот он и объяснит, что и в какой графе правильно писать. С любой ноги и с любой руки с удовольствием объяснит…
Майор изучал когда-то специальный курс принудительного гипноза, и иногда у него получалось беседовать с задержанными с помощью введения последних в транс, хотя не всегда. И потому Николай Петрович говорил обычно таким тоном, чтобы обеспечить суггестию [14] . Но до этого, согласно науке, требовалось или достичь с подследственным взаимопонимания, установить раппорт, как говорят сами гипнотизеры, и заставить его расслабиться, или же подавить его волю запугиванием. Второе у Лохматого получалось значительно лучше первого. Но все зависело от контингента, с которым приходилось работать. С некоторыми проще было общаться по-доброму, даже с некоторой долей стеснения. Тогда и они начинали стесняться и сочувствовать оперу.
Лохматый все это знал и не сомневался, что додавит Волоху до того, как тот расстанется с жизнью…Глава седьмая
Ужин еще не закончился, когда подполковнику Шумакову позвонили. Сергей Владимирович вытащил трубку, глянул на определитель номера и сообщил всем, хотя смотрел только на начальника штаба батальона майора Лысенкова:
– Столяров с докладом.
– Уже? – удивился Лысенков. – Быстро он справился. Ужинать торопится.
Шумаков пожал плечами и ответил в трубку:
– Слушаю тебя, Павел Васильевич. Да-да… Слушаю. Докладывай. Так… Так… Повтори квадрат. Понял. По карте определимся. Готовлю группу. Хорошо. Я понял. Жди. Красо́ту с Караваевым отправлю. Тоже правильно. Они с тобой с места сразу и свяжутся… – Отключившись, он оглядел сидящих за столом быстрым решительным взглядом и приказал: – Красо́та, Караваев, на выезд вместе с взводами. Столяров вместе с ментами обложил в лесу большую банду, ведут бой. Но у бандитов есть возможность уйти, и перекрыть им пути отступления нечем, людей не хватает. Выезжайте! Батюшка, благослови бойцов!
– Обязательно, товарищ подполковник.
Старший лейтенант Красо́та посмотрел на отца Георгия, но даже не поморщился, когда комбат предложил священнику благословить бойцов. Вместе с Красо́той поднялся из-за стола и тот широкоплечий высокий лейтенант, что хлопал Красо́ту по спине, когда тот подавился словами священника, и чуть носом в тарелку старшего лейтенанта не ткнул.
– Лысенков, пойдем, карты глянем, – позвал Шумаков. – Подготовим для группы. Там еще разобраться с местом высадки следует…
Майор Лысенков торопливо допил компот из солдатской кружки, выловил пальцем кусок переваренного яблока, проглотил, кашлянул в кулак и тоже поднялся. Вся работа с картами, естественно, лежала на начальнике штаба батальона.
На улице к окончанию ужина уже полностью стемнело, и только фонари освещали дорожки неестественными неоновыми пятнами. Солдаты в казарму бежали строем, и топот их сапог по асфальтированным дорожкам был слышен издалека. Хоть и тяжело бегать после ужина, но время торопило. Отец Георгий не бежал, как солдаты, а шел, но быстрым шагом. И только за десяток метров от крыльца казармы его остановил солдат местного мотострелкового гарнизона.
– Благословите, батюшка…
Солдат сложил перед животом ладони крест-накрест, правая сверху, готовясь принять благословение. Все сделал правильно, видимо, не первый раз благословение просит.
Есть, значит, и в местном гарнизоне верующие люди, воцерковленные. И, если церковная служба будет проводиться в спецназе, наверняка на нее придут и мотострелки. Приход обещает быть не маленьким…
– Господь благословит, – ответил отец Георгий и перекрестил солдата.
В казарме оба взвода уже вооружились и выстроились для получения задания. А комбат с начальником штаба закрылись в канцелярии, рассматривая карты вместе с командирами взводов и определяясь с задачей. Судя по громкому голосу комбата из-за двери, он по телефону что-то уточнял у капитана Столярова. Солдаты же пока приводили в порядок свою экипировку и ждали приказа.
Отец Георгий сразу прошел в свою комнатушку и надел епитрахиль, чтобы больше соответствовать моменту. Что бы ни говорили, но внешний вид священника и манера его поведения всегда влияет на того, кого следует благословить. А в спецназе, как понимал отец Георгий, благословлять при выходе на боевые задания придется часто. В первый же день по прибытии в батальон – второй выезд. Хотя с момента его собственного увольнения из армии прошло немало времени, ситуация на Северном Кавказе все еще оставалась напряженной. Хорошо еще, что не во всех республиках региона сразу. Сначала была Чечня, теперь наивысшая напряженность в Дагестане, но и в других республиках неспокойно. То здесь, то там происходят какие-то локальные вспышки, запланированные, видимо, каким-то единым сценарием. По идее, сценарий, как говорили, предусматривает, что эти отдельные вспышки должны привести к одному огромному пожару. Но авторы сценария не понимают, что только небольшого ума молодые парни считают, что их республики в состоянии прожить без России. Основная же часть населения Северного Кавказа пользуется с выгодой для себя тем, что Россия выпускать регион «на вольные хлеба» не хочет, предпочитая дотировать развитие республик, то есть просто откупаясь от них повышенным финансированием. Не будь у России этого желания, дотировать их развитие было бы просто некому. Пример недолгой независимости Чечни показателен. Она чуть сама себя не съела и вынуждена была даже в Дагестан нагрянуть с оружием. А думающее население не поддерживает бандитов, не видя за ними никакого будущего….