Стон земли
Шрифт:
– Хочешь есть?
– Нет, господин, - ответил жрец, но глаза сказали другое.
– Значит, хочешь, - Куиллокуэтлачтли снова стало жалко паренька, - Сейчас принесу лепёшки с острым соусом и мясом индейки, правда, оно холодное.
– Нет, нет, - запротестовал служитель.
– Значит так, - отрезал хозяин дома, - Я жутко голоден, и если ко мне кто-то пришёл, то я не могу есть в одиночестве, тебе придётся разделить со мной обед, понял?
– Как пожелаете, господин, - согласно покачал головой Тетемикточтли.
– Да, и хватит называть меня "господин". Несауальтеколоцин говорил, что мы должны стать друзьями, а друзья общаются на равных.
– Будь по-Вашему, господин.
Мужчина всхохотнул. Скромность нового знакомого его забавляла. Раньше воин относился к тламакаски с благоговейным трепетом и уж точно не позволил себе так раскованно общаться даже с самым низшим из представителей духовенства. Но за годы, проведённые в ордене, он многое узнал о жизни отправителей обрядов и теперь воспринимал их как обычных людей. Кроме того, Тощий Волк начал проникаться к гостю симпатией, смущение собеседника подкупало.
Куиллокуэтлачтли встал и отправился на кухню, которая располагалась в другой постройке на противоположной стороне двора. Вскоре парень вернулся с двумя большими тарелками еды и соусницей. За всё время Спящий Кролик даже не сменил позу. Интересно, это его в храме так затравили старшие жертвователи?
– Давай ешь, - дружелюбно сказал хозяин дома, взял кусочек индейки положил на тортилью, полил красной ароматной жидкостью, завернул лепёшку и откусил, - Скажи, друг, какому богу ты поклоняешься?
Вместо ответа юноша резко втянул воздух
– В каком храме?
– уточнил воин.
– В храме Миктлантекутли (27), - нехотя проговорил жрец и стыдливо опустил глаза.
Вот так номер. Командир ордена Венеры никак не ожидал такого поворота событий. Обычно целители полководцев происходили из культа Тескатлипоки (28), могущественного бога тьмы и севера. Но избранник страшного владыки загробного мира ... Как они вообще могут исцелять? Тощий Волк всегда боялся служителей смерти и никогда не посещал их святилище. Обряды в честь повелителя преисподней отправлялись по большей части тайно, иногда в уединённых местах и пещерах.
– А почему именно Миктлантекутли? Есть же другие, менее страшные боги?
– Это, долгая и совсем не красивая история. Вам она не понравится.
– Ну расскажи, мы же должны узнать друг друга лучше. И начинай уже есть, а то я обижусь, - поняв, что собеседник всё ещё боится, избранник Тлауискальпантекутли сам завернул кусочек индейки в лепёшку и подал пареньку, - Ну вот, я с удовольствием послушаю твой рассказ, только сначала прожуй.
Несмело, постоянно поднимая глаза на хозяина, юный священник начал:
– Мне было семь лет, когда я с родителями пришёл в Тламанакальпан. Отец, как и многие, бежал сюда от преследования. Мать же не хотела покидать родину. Она во всём обвиняла мужа. Когда тот строил первую хижину, она не помогала ему и держалась с пренебрежением. Родители каждый день выясняли отношения. А я болтался по улицам. Я был маленьким и слабым, а в добавок, не похожим на других. У меня не было друзей. Надо мной постоянно издевались другие дети. Верховодил у них Се Масатль (29), сильный высокий мальчик, местный заводила. Однажды он встретил меня со своими дружками. Они окружили меня, начали надсмехаться, а потом стали избивать. Они сломали мне нос, потекла кровь. Но даже это их не остановило. Наконец, я потерял сознание, только тогда они ушли. Очнулся я в луже собственной крови. Надо мной склонился какой-то старик. Он тряс за плечо и пытался поднять. Я никогда раньше его не видел. Лицо всё бледное, почти белое, а руки холодные, словно у трупа. Боль снова пронзила всё тело, наверное, в тот миг сломанные ребра сместились, и я опять провалился во тьму. Через какое-то время я снова пришёл в себя. Он стоял рядом, тот незнакомец. Странно, боль уже прошла, кровь исчезла, и даже нос снова стал прямым. Никаких синяков или ссадин. И тогда он заговорил: "Тебе больно, маленький кролик, твоё сердце переполняет досада и ненависть. Ты жаждешь отмщения, но нет сил его совершить. Я дам тебе кое-что. На, возьми", - Он протянул мне какой-то предмет, и я сжал его в ладони. А потом посмотрел. Свисток смерти (30) на кожаном шнурке. Вот он, смотри, - Тетемикточтли прикоснулся рукой к груди и будто бы ниоткуда появился небольшой глиняный черепок с трубочкой для губ на верёвке, - Обычно он скрыт. Его можно увидеть, только когда им пользуешься, - пояснил жрец, - Так вот. Старик продолжил: "Когда тебе плохо, если тебя кто-то обидел, сильно обидел, смертельно обидел, и ты не знаешь, как поступить, как воздать за боль и несправедливость, подуй в него. Подуй, и тебе станет легче. Ну же, давай попробуй, прямо сейчас". И мужчина присел на корточки передо мной, взял своей холодной костлявой ладонью мою кисть со свистком и поднёс ко рту. Вот тогда я впервые услышал его ужасный звук. Как стон умирающего, зов сипухи, шипение змеи, крики падальщиков над тушей. Тут старик исчез, не ушёл, а именно исчез, пропал, скрылся с глаз. Я пришёл домой. Меня даже не искали. А на следующий день вся улица только и говорила, как Се Масатль стоял на берегу, потом упал в воду, и его тут же схватил крокодил и унёс на дно. Больше мальчика никто не видел, - Спящий Кролик замолчал и снова поднял глаза на Тощего Волка.
У того холодок пробежал по спине. Но в то же время воин понял, как важно теперь дослушать всю историю до конца и не показать страха, осуждения или неприятия. Кажется, когда юный жрец наконец-то согрелся, отдохнул, поел, а, самое главное, почувствовал расположение и искреннюю заботу хозяина, служитель проникся к нему доверием и поведал самое сокровенное в своей жизни, то, что, быть может, ещё не рассказывал никому. К тому времени Куиллокуэтлачтли свернул ещё одну лепёшку с мясом и протянул новому другу.
– А что же было дальше?
– спросил он и внимательно посмотрел на гостя.
– Тебе интересно?
– недоверчиво спросил Тетемикточтли.
– Конечно. Похоже, ты встретился с кем-то очень-очень важным и всё только начинается.
– Да, верно, - рассказчик утёр губы рукой и продолжил, - Я тогда не связывал эти два события. Хотя, признаюсь, радовался достойному воздаянию. Тем временем родители продолжали ссориться. Однажды они где-то достали большой кувшин октли (31) и выпили за вечер. А затем снова начался скандал. Отец стал избивать мать, он пнул её прямо в живот, я тогда убежал из дому и всю ночь слонялся по улицам. Больше мама уже не вставала. Её не стало через три дня. Тогда к нам первый раз пришёл Койоичкакуаштли, наш дальний родственник. Он жил неподалёку и работал писцом при дворе тлатоани. Оказывается, он давно следил за нашей семьёй. Мужчина стал увещевать отца, говорил, что он не должен забывать о моём воспитании. Тому всё это явно не нравилось, но он дотерпел до конца и не сказал ни слова. На прощание господин вывел меня из дома и показал, где он живёт на тот случай, если станет совсем невмоготу. Но с того дня всё пошло только хуже. Отец будто бы совсем не замечал меня. Утром он уходил на работу строить городские стены. Вечером возвращался злой и усталый. Жарил лепёшки на огне, давал пару мне, ел сам и ложился спать. Он не спрашивал, как у меня дела и не давал никаких поручений, даже не пытался меня чему-нибудь научить. Говорил мне всего пару фраз в день, иногда совсем не отвечал на мои вопросы. Не прошло и двадцати дней, как у него появилась подружка. Мерзкая женщина на явно старше него с выпирающими передними зубами, от чего её лицо было похоже на беличью морду. Мне сразу не понравился её резкий голос и распущенные манеры. Всякий раз, когда она приходила, отец выгонял меня спать на улицу, а они пили октли и совокуплялись. Я иногда подглядывал за ними через дырку в занавеске. Тогда кормить меня стали не каждый день. Я изнывал от голода и иногда ходил в дом Койоичкакуаштли. Там мне давали то пирожков, то собачьего мяса, то лепёшек. Однажды писец снова пришёл к отцу и попытался вразумить, но тот набросился на родственника с кулаками. Как-то раз я, как обычно подглядывал за развлечениями отца с его потаскухой и услышал, как она сказала: "Слушай, ну зачем тебе ребёнок? Избавься от него. Когда ты свяжешь себя плащом и юбкой (32) со мной, я рожу тебе прекрасных детей столько, сколько пожелаешь". Мужчина ничего не ответил, и я успокоился. Через два дня она вернулась и подала мне три тамалли (33) с мясом игуаны. Никогда раньше блудница не дарила мне ничего. Я был очень голоден и сразу съел один. Остальные решил оставить на потом. Отец, как всегда, выгнал меня, и я пошёл на берег покидать камешки. Но тут навстречу мне попались соседские мальчишки. Они отобрали тамалли и втоптали их в грязь. Хорошо, хоть не избили. А потом мне сделалось плохо. Голова закружилась, желудок будто скрутило, как прачка отжимает мокрое бельё. Меня начало рвать, открылся понос. Когда вся пища вышла из меня, болезнь не отступила, начала изливаться вода, иногда со слизью или с кровью. Но я во что бы то ни стало решил выжить, ходить я уже не мог, и я пополз. Мои колени и локти стёрлись в кровь, ногти потрескались, тело пылало в лихорадке, сердце билось, словно у землеройки, а нечистоты продолжали исторгаться из тела всю дорогу. Глаза уже почти ничего не видели. Наступила ночь, и никто не помог мне. Только насмешливый Йоуалли Ээкатль (34) стал свидетелем моих страданий. И всё же я дополз. Нет, не к себе, там властвовала она, богомерзкая отравительница. Дрожащей рукой я постучался к Койоичкакуаштли и растянулся на пороге. Дальше меня начали лечить. Прежде всего господин заставил меня выпить несколько кувшинов воды и есть уголь. Потом позвал жрецов. Те творили заклинания, пели и трясли погремушками.
– Спасибо, - сказал молодой жрец, съел угощение и продолжил, - Я думал, всё будет хотя бы по-старому. Но нет, всё стало хуже. Отец сделался мрачнее тучи. Он больше не заводил подружек. Весь день мужчина ходил злым и угрюмым. Даже лицо сделалось каким-то серым, каменным. Глаза потускнели. Со мной он вовсе перестал говорить, не произносил ни одного слова. Больше он меня не кормил. Я же ходил в затопленный лес, искал птичьи яйца, выкапывал из ила моллюсков, личинок и червей, пытался ловить рыбу, собирал какие-то плоды и лягушачью икру, иногда крал на соседних чинампах (35) незрелые тыквы и томаты. К Койоичкакуаштли я решил больше не обращаться, так как считал дядюшку предателем. Возвращался домой только спать. Хоть это мне ещё разрешали делать. А отец лишь глядел на меня изничтожающим взглядом, полным ненависти и злобы. Неужели он понял, что его любовница умерла из-за меня? Он еле терпел собственного сына и с трудом сдерживался от удара. Но вскоре я почувствовал, что слишком ослаб. Так не могло продолжаться дальше. Когда родитель отправился на работу я вернулся домой, нашёл, где он хранит еду. Там оказался мешок маиса, да горстка бобов. Я взял немного, думал, он не узнает. Но вечером он заметил и начал меня избивать. Я бегал по всему дому и еле уворачивался, а затем выскользнул на улицу. Через мгновение он выскочил. В одной руке палка, в другой - нож. И это лицо. Я хорошо его запомнил. Такое же у него было, когда он убивал мать. Только сейчас отец не был пьян. Он гнался за мной и поносил на чём свет стоит. Я же звал на помощь. На шум выбежал кальпуллек (36) и пригрозил судом. Унялся отец только когда дорогу ем преградили несколько крепких мужчин. А я ... Я добежал до края затопленного леса и схоронился на островке в зарослях чистоуста (37). Слёзы катились градом. Я вспоминал маму и взывал к богам. И тут снова неведомая сила заставила меня взять в руки свисток и дунуть. Сначала потихоньку, а затем я встал на ноги повернулся лицом к Тламанакальпану и уже дул со всей силы, не опасаясь ни крокодилов, ни ягуаров. Теперь я решил, что отец обречён. Я крутился около дома, видел, как он плетётся на работу, иногда заходил внутрь и брал зерно из запасов. Оставалось только ждать, когда же. Прошло два дня. На третий он уже не вернулся к вечеру. Начало темнеть. И тут к нам в квартал зашёл незнакомец, кажется, мелкий чиновник. Он спросил у встречной женщины, как пройти к дому кальпуллека и прямиком направился туда. Я уже знал, то есть догадывался, какую весть он принёс, сел возле дома и стал ждать. Через некоторое время мне сообщили, что во время возведения городских укреплений часть стены обрушилась, и моего отца задавило насмерть. Несколько других рабочих получили лёгкие ушибы. Моей судьбой займутся завтра. Сам не знаю, почему, но я снова заплакал и ушёл домой. Теперь я буду спать в своей постели, и никакое жуткое чудовище мне не помешает. Я сварил себе кукурузной каши и впервые за много дней наелся до отвала. Продуктов хватало ещё не три дня, было также несколько зёрен какао, но я не знал, как покупать товары на рынке. Множество мыслей смешалось в голове: страх, вина, тревога, отдохновение, забота о будущем, угрызения совести, боязнь неизвестного. Но сознание моё быстро отключилось, и я провалился в глубокий сон. Разбудил меня Койоичкакуаштли. Говорил он мало. Собрал все более-менее ценные вещи, и мы отправились к нему. Там дядюшка объявил, что ему совсем не хочется содержать меня, и что, чем раньше я его покину, тем лучше. Он постарается меня устроить в кальмекак (38), школу для жрецов, где я буду жить до конца обучения, а потом стану служителем при храме. Пока же мне нельзя сидеть без дела. Мне велели подметать дом и двор, мыть посуду и проветривать одежду господина, дабы та не пахла затхлым. На следующий день писец заявил, будто смог убедить священников взять меня на обучение. Но при этом ему пришлось соврать и сказать, что я - ребёнок огромных талантов, обладаю благородным нравом от рождения. А потому он будет меня учить правильно говорить, читать, считать и писать, связно излагать мысли и делать заключения. Главное - научиться усваивать знания, и запоминать. Если же меня выгонят из школы, то он меня больше к себе не возьмёт, и дома у меня уже не будет, так как Койоичкакуаштли получил его за опеку надо мной. В скором времени его продадут. Я сильно испугался, но решил не сдаваться. По крайней мере, меня нормально кормили, не били и не пытались отравить.
– Значит твой так называемый дядюшка действовал не из благородных побуждений, он просто прибрал к рукам имущество твоего отца, а от тебя решил поскорее отделаться, - с негодованием заметил Тощий Волк и ударил кулаком по колену.
– Совсем не так, - ответил Спящий Кроли, - Ты, видимо забыл, что являл собой Тламанакальпан сразу после основания. Мы все жили в бедности. Мой дом был всего лишь утлой хижиной. Весь скарб - несколько грубых горшков и тарелок, пара прогнивших циновок и грязная изорванная одежда, которую уже никто не купит. Да Койоичкакуаштли потратил на меня во много раз больше, чем выручил за такое никчёмное наследство. Тем более, он решил отдать меня в кальмекак, школу для детей знати, где обучают на жрецов, чиновников и полководцев. Сам знаешь, перед поступлением следует устроить пышный пир и подношение обильных даров служителям. Нет, дядюшка лишь понёс расходы да заимел лишние хлопоты. Однако в начале я и сам думал, как ты. Но теперь я понимаю. Он решил с подобающей суровостью переменить моё отношение к жизни, внушить мне серьёзность, ответственность, показать, что жизнь - это тяжёлый каждодневный труд, а не бесконечное блуждание по улицам и лесам. Но главное - он посеял во мне страх сорваться и совершить ошибку. Вот та сила, которая подгоняла меня во время обучения. За полгода я много перенял. Оказалось, я говорил на грубом языке черни, а люди образованные так не изъясняются. Мне втолковывали правила красивой речи, рассказывали истории о правителях и богах, учили декламировать стихи. А затем дядюшка объявил, что я готов. Он пригласил жрецов и соседей на пир, произнёс речь, где назвал меня пёрышком кецаля и попросил служителей взять меня под опеку. Писец хвалил духовных особ за умение наставлять, воспитывать и дарить знания. Он обещал сделать подношение Кецалькоатлю (39) в случае, если меня примут в кальмекак. Один из священников взял меня, поставил пред собой и заставил повторить слова молитвы Пернатому Змею. Храма тогда ещё не было, после пира мы отправились к небольшой земляной платформе. Койоичкакуаштли пожертвовал бумагу, травы и благовония. Некоторые возжигатели копала поморщились - столь бедные дары не казались им подобающими случаю. Мне помазали лицо сажей и надели ожерелье из хлопка, а затем проткнули уши. Несколько лет я учился, и в прошлом году стал тламакаски. Когда определяли склонность к тому или иному богу, мне выпала честь стать избранником Миктлантекутли. В тот день я первый раз заговорил с ним. Владыка преисподней явился мне в образе того самого старика, который подарил свисток смерти. Первыми его словами были: "Вот мы и встретились снова, Тетемикточтли".