Стоп. Снято! Фотограф СССР. Том 3
Шрифт:
«Выдержка» – это время срабатывания затвора, – объясняю ей основы, – Если она будет слишком долгой, а наша натура станет двигаться, то фото будет смазанным. Поэтому в фотоателье и говорят «замрите».
– Так сделай короткую, – командует она.
– Всё не так просто, вот смотри, – я выкручиваю диафрагму на минимальные показатели, – диафрагма, это дырка через которую поступает свет. Чем больше дырка, тем меньше цифра. Вот сейчас объектив открыт полностью. Направляй его на свою лодку и подкручивай, чтобы навести на резкость.
–
– Это называется «глубина резкости», – говорю, – теперь ставь цифру побольше.
– Вот, поймала! – радуется Кэт, – фон весь расплывается, а лодка чёткая. Прямо импрессионизм какой-то!
– Выдержку ставь, которая в паре и снимай, – говорю. – а то улетит твоя «натура».
Так мы общими усилиями запечатлеваем старую сосну, несколько яхт и вышедшего из деревьев толстого полосатого кота. На того уходит добрая половина плёнки.
– Теперь ты вставай, – требует Кэт, – я тебе позировала, теперь твоя очередь.
– Ладно, – встаю нехотя. – Хотя я не люблю себя в кадре, но для тебя сделаю исключения.
– Стой, – девушка опускает камеру, – это у тебя что?!
Сбоку на рубашке проступает кровавое пятно. Расстёгиваю пуговицы и вижу, что бинт пропитался насквозь.
– Идём, – говорит Кэт, – быстро!
Возле «Крейсера» дежурит несколько такси. Кэт кидается к первой стоящей машине и быстро договаривается с водителем.
– Давай доедем до аптеки, – спорю с ней я, – просто бинты купим. Там ничего страшного.
– Это всё из за меня, – повторяет Кэт, – всё из за меня. Какая я дура!
Такси останавливается у поликлиники. Мы проходим внутрь, минуя регистратуру. На мои вялые попытки сопротивления Кэт не реагирует. Она тащит меня через толпу пенсионерок, мамаш со справками в пионерлагеря и работяг с листами профосмотра, как ледокол баржу среди айсбергов.
У кабинета с надписью «М. Д. Силантьева, зам. гл. врача», она коротко стучит в дверь и тут же заходит внутрь.
– Катя? – темноволосая женщина с тонкими чертами лица отрывается от стопки медицинских карт, – Что случилось? Я, вообще-то, занята…
– Вот, – Кэт подталкивает меня вперёд.
Женщина хмурится и недовольно откладывает бумаги.
– Что у вас там?
Вместо ответа, молча расстёгиваю рубашку. М. Д. Силантьева подходит ко входной двери и защёлкивает её на ключ.
– Раздевайтесь.
– Совсем?
– До пояса.
Она срезает ножницами бинты, и я стискиваю зубы, когда подсохшая кровь отрывается от кожи. Шов выглядит неважно, распух и сочится сукровицей.
– Какой коновал вас штопал, молодой человек? – спрашивает врач.
– Не могу сказать, – отвечаю, – был в этот момент без сознания. Так что лично не знаком.
– Ждите здесь, – сообщает она, выходя за дверь и повторяя операцию с ключом, только на этот раз уже с другой стороны.
– Ты куда меня привела? – спрашиваю у Кэт.
Находится в запертом кабинете неуютно. Такое чувство, что М.Д. Силантьева лишила меня возможности сбежать и теперь вернётся с милицией.
– Успокойся, – говорит Кэт, – это моя мама.
Уважаемые опытные фотографы. Прошу простить меня за этот небольшой ликбез. Я выяснил, что многие читатели не сталкивались даже с основами, и надеюсь, что теперь для них постижение фотоискусства станет понятнее и интереснее.
Глава 7
– А почему Силантьева, а не Грищук? – нахожу самое умное, что можно спросить в этой ситуации.
– Мама у нас самостоятельная, – сообщает Кэт.
Похоже, эта черта передаётся в семье по женской линии. Интересно, какая фамилия у Кэт по паспорту? Не удивлюсь, если взяла мамину, чтобы «не влияло». Тяжело, наверное, жить в тени собственного отца.
Поговорить мы толком не успеваем. Ключ в двери снова поворачивается, и в кабинет возвращается М. Д. Силантьева. Даже не спросил, как её зовут, бестолочь.
– Катя, – доктор сурово оглядывает мой голый торс, – подожди в коридоре.
К счастью промолчав, Кэт фыркает и выходит за дверь. У зав. главного врача в руках стальной поднос со скальпелями, ножницами, иглами и другими малоприятными вещами.
– Встаньте, молодой человек, – командует она, – и руку приподнимите.
Сразу видно интеллигентного человека. Многие на её месте начали бы «тыкать» просто из расчёта, что они старше и важней. А здесь вежливость, причём не показная. Глубоко въевшаяся привычка – вторая натура.
Кошу глазами вниз, рана выглядит отвратительно. Опухла и подтекает кровью. На другой стороне груди расцветает свежая гематома. Вид у меня хоть куда. Если приглядеться, то синяки от драки с Копчёным тоже прошли не до конца. Просто какой-то мелкоуголовный тип. Дебошир.
– У вас ножевое ранение, – сообщает мне Силантьева, – Это криминальная травма. Я должна сообщить об этом в милицию.
Теперь я понимаю и закрытую дверь и демонстративное выставление Кэт. Доктор решает, как со мной поступить. По закону она действительно должна сообщать о подобных случаях. Но здесь явно замешана её дочь, и сразу выносить сор из избы будет опрометчиво.
– Простите, – говорю, – не знаю вашего имени-отчества…
– Мария Дмитриевна, – отвечает Силантьева, – вам Катерина не сказала?
– До последнего момента я понятия не имел, куда она меня ведёт, – объясняю. – И кто вы такая, тоже сообщила уже в этом кабинете. И я прошу у вас прощения за беспокойство, Мария Дмитриевна. Сообщать ничего не надо, все уже в курсе и активно ищут преступника. Если сомневаетесь, то можете позвонить в Берёзовскую ЦРБ, товарищу Мельнику. Он, конечно, отругает меня потом, за то что я уехал без разрешения, но мои слова подтвердит.