Сторож маяка в Нейверке
Шрифт:
В одно мгновение он почувствовал себя окутанным веревками. Он хотел броситься вниз, но там ему уже связали ноги и теперь затягивали веревку на его коленах и поясе.
— Негодяй! — загремел король виталийцев. — Мерзкое предательство! Так низко и подло, как ты, никто меня не обманывал.
Окутанный веревками с ног до головы, спущенный вниз, как мешок, Штертебекер бросил взгляд невыразимого презрения на негодяя, восторгающегося своей дешевой победой.
Теперь мерзавец показал свое настоящее лицо. Убедившись, что Штертебекер крепко связан, он подошел
— Я перехитрил тебя, пират, — смеялся он. — Тебя славят за ум и силу. Видишь, Вильмс Брауман умнее и сильнее тебя, он сманил тебя в ловушку и укротил тебя. Завтра утром я тебя отвезу в Гамбург и получу заслуженную награду, а завтра вечером твоя голова будет отрублена топором Розенфельда.
— Подлый барышник! Так ты меня продал за деньги? Уйди с моих глаз, меня тошнит от тебя!
— Почему ты был так глуп, юнкер Клаус, и позволил сторожу надуть себя? Разве я тебя не предупреждал? Разве это не честно с моей стороны, если я тебе сказал, что гамбуржцы что-то замышляют против тебя? Ты видишь, что я был прав. В другой раз прислушивайся больше тому, что тебе говорят, великий король виталийцев, ха-ха-ха, могущественный владыка морей, ха-ха-ха. Ужас Северного моря!
— Негодяй! избавь меня по крайней мере от твоего присутствия! Если мне придется кончить свою жизнь так печально, как ты мне предсказываешь, то я хочу по крайней мере не загадить свои последние часы видом такой каналий.
— Хорошо, мой сын, как тебе угодно, — издевался Брауман. — Ты хотя не вежлив и позволяешь себе неприличные выражения, но я исполню твое желание. Я ухожу теперь и оставляю тебя одного, как тебе хочется. А то я бы тебе рассказал еще что-нибудь о твоей матери, доброй госпоже Аделаиде фон Винсфельд, которая…
— О моей матери! — крикнул Штертебекер, забыв уже все остальное. — Ты что-нибудь знаешь про нее? О, скажи мне, прошу тебя, скажи мне.
Штертебекер совершенно изменился. Он даже не думал теперь ни о позорной измене, жертвой которой он стал, ни о ожидающей его судьбе. Он думал теперь только о своей несчастной матери.
Где она может быть? Жива ли она вообще? Что стало с ней?
Невинная женщина была куда-то утащена служителями сената, и с того времени он ничего не знает о ее судьбе. Все его усилия не привели ни к чему. С того ужасного дня, когда ему сообщили о ее аресте, она исчезла для него навсегда.
Негодяй замолчал и устремил свои лживые глаза на благородное лицо Штертебекера. Он наслаждался видом того, как сильный могучий человек страдает от вспоминания о несчастной судьбе его матери. Он торжествовал, любуясь тем, что этот знаменитый человек умоляет его о жалости.
— Я заклинаю тебя, Брауман, — сказал Штертебекер. — Скажи мне, что ты знаешь о моей матери. Могу ли я еще сделать что-нибудь для нее? Умоляю тебя, отвечай мне правду. Помни, что это сын хочет знать судьбу матери, что я, может быть, завтра умру.
— Ты, парень, как видно, очень любопытный, — издевался Брауман, любуясь мучениями своей жертвы. — Ты слишком много спрашиваешь сразу. Как раз теперь
— Негодяй! — гневно вскрикнул Клаус Штертебекер. — Ты смеешь насмехаться над священнейшим чувством людей, над любовью к матерям? О, будь я освобожден я бы задушил тебя собственными руками.
Штертебекер рвал на себе веревки, но они были слишком крепки. Но изменник все-таки боялся, что этот гигантски сильный человек может еще вырваться, и приказал солдатам опоясать его новыми веревками и бросить его в подвальный карцер.
— Завтра мы опять увидимся, — насмехался Брауман. — Завтра я предам тебя в руки палача.
— Великий Боже! — бормотал Штертебекер. — Так я уж ничем не могу помочь несчастной страдалице.
— Нет, — насмешливо ответил безжалостный сторож маяка. — Она останется рабыней, пока она не упадет под ударами нагаек негров.
— Мерзавец! Трусливая сволочь! — задыхался Штертебекер.
— Завтра! — ответил Брауман со смехом, указывая на шею, как отрубают голову.
Затем солдаты стащили пленника вниз.
ГЛАВА IV. Изменчивость судьбы
На второй день море немного успокоилось. Штертебекер провел ужасную ночь. Негодяи бросили его на холодный каменный пол, не дав ему даже связки соломы.
Он остался лежать в том же положении, как его бросили, не в состоянии двинуться. Ни хлеба ни воды ему не подавали. Но все таки Брауман не только запер внешнюю дверь карцера, но и устроил еще за ней целую баррикаду из бочонков и старой мебели.
Он все опасался за свои деньги. Он охотнее всего перерезал бы своему пленнику горло, ибо при невероятной силе последнего он все не мог быть спокоен. Но сенат поставил непременным условием, чтобы Штертебекер был доставлен живым.
Негодяй хотел поэтому хотя бы обессилить пленника голодом и жаждой, чтобы он не мог вырваться в последнее мгновение.
Еще одна работа волновала жадного предателя. Он боялся, что товарищи Штертебекера бросятся его искать.
Поэтому он заставил солдат бодрствовать всю ночь. Как только начало светать, он приготовился отвезти своего пленника в Гамбург.
С собой в лодку он взял шесть солдат. Они были вооружены с головы до ног, но теперь они должны были испытать обязанности гребцов, так как ветер был неблагоприятный для паруса.
Клаус страшно страдал от жажды. Кровь застывала в его жилах, и он каждое мгновение боялся, что он задохнется от тесноты шнурования. Но он все-таки не вымолвил ни слова жалобы, ни просьбы.
Он не хотел унизиться пред такой грязью и желал только, чтобы поскорее избавил его от нечеловеческих мук.
Поездка в Гамбург продолжалась недолго, ибо Брауман заставлял гребцов напрягать все свои силы.