Сторож сестре моей. Книга 1
Шрифт:
Бенедикту была свойственна некая вездесущность, какой едва ли, по мнению Луизы, обладал кто-либо другой в мире. Ее это пугало, равно как и завораживало и изумляло. Сколько бы она ни училась, Бенедикт за несколько секунд давал ей понять, что усилия ее тщетны. И в то же самое время он мог заставить ее чувствовать себя звездой как раз тогда, когда она меньше всего этого ожидала. Она была его собственностью, которую ему нравилось неустанно создавать заново. Он умел быть жестоким в словах, в поступках, в любви; но он также умел перевоплощаться в самого нежного и заботливого из всех мужчин — когда его это устраивало.
Почему ей приходят в голову подобные мысли? Бенедикт сделал ее такой, какова она есть. Почему же ей теперь приходится слишком часто напоминать себе об этом?
Дэвид Ример побелел как полотно.
— Вы не возражаете, если мы остановим машину? Боюсь, мне сейчас будет плохо.
Луиза тоже с удовольствием вышла из машины. Горный воздух был напоен ароматом лилий, цветущих в долине. Она слышала, как бурлит стремительный ручей. Легкий теплый ветерок разметал ее волосы, и локоны упали на лицо. Ей отчаянно хотелось совсем распустить волосы, позволив им свободно развеваться сзади, как и в беззаботные дни детства, когда она скакала на пони в Богемии.
— Ты наслаждаешься, Лу, правда? — спросил Чарльз. — Ты просто прелесть. Ты похожа на школьницу, прогулявшую уроки.
Прежде она не отдавала себе отчета, что Чарльз ростом намного выше отца. Они стояли вместе на краю дороги и смотрели вниз, на поросшую темным лесом лощину, наблюдая, как водопад обрушивается со скалы, вливаясь в серебристый поток, прокладывавший себе путь среди темно-зеленых деревьев, словно гигантская змея.
Ветер усилился, вырывая из волос шпильки. Луиза поспешно вскинула руки, пытаясь удержать тяжелый узел, а Чарльз, стоя сзади, помогал ей спасти прическу, со смехом водворяя на место шпильки.
— Не допущу, чтобы ты утратила свой имидж деловой женщины.
Он напоминал доброго гиганта, взиравшего на нее сверху с улыбкой в теплых карих глазах. Всего на один миг у Луизы возникло странное желание положить голову ему на плечо. Он был необыкновенно спокойным, веселым человеком, всегда стремившимся сделать людям приятное, и он так отличался от своего требовательного отца.
Она пошатнулась от внезапного и резкого порыва ветра. Чарльз моментально обнял ее, желая поддержать, прислонил ее спиной к себе.
— Эй, осторожно, мы стоим слишком близко к краю обрыва.
От его прикосновения по ее телу словно прошел электрический разряд. Неужели он почувствовал это? Молодой Чарльз, ее пасынок? Да она сошла с ума! Слегка приобнимая ее за плечи, Чарльз оглянулся в ту сторону, где на большом камне сидел Дэвид Ример, сейчас не столь пепельно-бледный, как раньше. А на них во все глаза смотрела будущая сиделка Римера, Сьюзен. Луиза почувствовала, что кровь приливает к ее щекам, но, когда Чарльз снова повернулся к ней, он выглядел как всегда и улыбался той же радостной, искренней улыбкой, и на его лице не отражалось ни тени того, что в какой-то миг помешательства ощутила она.
Луиза подошла к Дэвиду Римеру.
— Ты уже можешь ехать, как ты считаешь?
Сьюзен сердито нахмурилась.
— Я определенно считаю, что тебе пора заняться своими делами.
Луиза проигнорировала язвительную реплику, но сердце у нее тревожно забилось. Неужели она так явно показала своему врагу свои чувства? Едва ли; она сама не знала, что все это значит. Она была опустошена, вот в чем суть, обессилена последними днями, в течение которых она старательно доказывала Бенедикту, что он в ее жизни важнее всего на свете.
Приближаясь к Грасси, они проехали вереницу цветочных плантаций — роз, фиалок, жасмина, жонкилий, мимозы, акации, которые росли в упорядоченном изобилии.
— Настоящий рай, — пробормотала Луиза.
Очутившись в самом городе восемнадцатого века с его живописными площадями, мощенными булыжником улицами, утопавшем в зелени и цветах, вившихся по стенам и крутым лесенкам, она почувствовала себя совершенно другим человеком. Чарльз, который в равной степени проникся очарованием старого города, с восторгом показал на статую, увенчанную короной из цветов апельсинового дерева, телегу на улице, украшенную яркими розами.
На встречу они опоздали почти на сорок минут, но Анри Петиссье, глава старинной, уважаемой фирмы по производству эфирных масел, не заставил их долго ждать в приемной внушительных размеров, где вдоль стен все пространство от пола до потолка занимала витрина, уставленная бутылочками, наглядно представлявшая «жидкую» историю компании, истоки которой восходили к 1830 году. Там были хрустальные флаконы баккара и украшенные выпуклыми рисунками графины для одеколона и наливок, созданные для двора Наполеона III, наряду с современными, обтекаемой формы бутылочками с названиями, которые Луиза немедленно узнала. Она испытывала благоговейный трепет и не смела вымолвить ни слова, как когда-то на первом дипломатическом приеме, на котором она присутствовала в качестве супруги Бенедикта. Все прямые деловые предложения, с которыми она предполагала выступить, если ей понравится аромат, казались несообразными этой фирме, проникнутой духом истории.
Через несколько минут вошла секретарша, говорившая по-английски.
— Мадам Тауэрс?
— Да. У меня есть для вас сооб-щение. — Она говорила с очаровательным акцентом.
Секретарша вручила Луизе узкую полоску бумаги: «Будьте любезны, позвоните своему мужу сегодня после девяти вечера в Цюрих».
Она вновь очутилась во власти жестокого напряжения, но всего лишь на миг, поскольку секретарша затем пригласила их проследовать в кабинет Петиссье. Высокий — такой же высокий, как и Чарльз, — и совершенно лысый, Анри Петиссье встретил их в длинном белом лабораторном халате и в столь же длинном белом льняном фартуке.
— Bonjour, bonjour…
Подали кофе в хрупких фарфоровых чашечках. На массивном дубовом столе помещался странный предмет, напоминавший с виду колесо с торчавшими из него длинными спицами из промокательной бумаги. Петиссье заметил, что Луиза внимательно рассматривает сооружение.
— Да-да, на этих листках бумаги различные варианты аромата «Амор». — У него был негромкий, однако музыкальный голос. — Я полагаю, в Соединенных Штатах уже известно, что «Амор» — кодовое название, которое мы дали изысканному букету, созданному у нас. Когда здесь берутся за дело… а иногда необходимо произвести более двух тысяч опытов… — его глаза заблестели, — это приносит желанные плоды.