Сторож сестре моей. Книга 1
Шрифт:
— И, возможно, никогда не получит, — ответил Ример, уверенно положив руку на колено Сьюзен. — Петиссье попытался смошенничать. Он с первого взгляда безошибочно определяет простофилю-американца. Но он сделал ошибку; так как ни я, ни Чарльз не могли вставить ни слова, он решил, что с нами нечего считаться. Его ждет настоящий сюрприз! — Словно в рассеянности, Ример начал поглаживать ее ногу. — Нет, миссис Тауэрс не знает, — продолжал он. — Она думает, что мы дома с «Амор» и заплатили за формулу наличными, но твой отец вчера вечером недвусмысленно предупреждал Чарльза не завершать никаких сделок, не обсудив предварительно с ним. Если цена будет непомерной — а, поверь
— А разве она не находилась там все время? Я имею в виду, как вышло, что она не знает, чем дело закончилось?
— Мы с Чарльзом позаботились об этом. Он сказал, что пора разыскать тебя, поскольку уже становится поздно, и что я могу один справиться со всеми проблемами, и, естественно, она именно на это и рассчитывала. Она привыкла, что окончательные решения в компании принимают мужчины.
Казалось, Сьюзен на несколько минут погрузилась в свои мысли.
— Мне бы не хотелось, чтобы мой брат Чарльз имел отношение к делам ее фирмы. Никогда не знаешь, чего от нее ожидать, — горячо добавила она.
— Тебе она не нравится, верно?
— Нравится? Я ненавижу ее!
Рука Римера скользнула чуть выше.
— А я тебе нравлюсь?
— Возможно…
Пятнадцать минут спустя он уже находился с ней в постели, убеждаясь в этом.
В баре отеля, возвышавшегося на берегу Цюрихского озера, Бенедикт позволил себе удовольствие слегка увлечься. Немного ранее он столкнулся с Одри Уолсон, молодой лоббисткой с экзотической внешностью, с которой он пару раз встречался в Вашингтоне на протяжении нескольких лет и которая, как он узнал, только что вошла в Комиссию по контролю за качеством продуктов питания и медикаментов.
Он пригласил ее составить ему компанию в баре, чтобы хоть как-то отвлечься от мыслей о предательстве Луизы, и, чем черт не шутит, в будущем Одри могла оказаться весьма полезным знакомством.
Через тридцать минут он задавался вопросом, почему никогда не замечал, насколько она привлекательная женщина; правда, на его вкус она была несколько костлява, но в постели, возможно, ее спортивное тело доставляет удовольствие. Он заказал еще две порции коньяка.
— Итак, Одри, что там с поправкой к «Закону о продуктах питания, медикаментах и косметических средствах» от 1938 года?
— Речь о поправке к закону о пищевых добавках?
— Других не знаю. Запрещаются любые пищевые добавки, кроме тех, что имели широкое применение в течение многих лет и «признаны в большинстве случаев безопасными для здоровья», если только Комиссия по контролю за качеством продуктов питания и медикаментов не установит путем тщательного изучения результатов проведенных испытаний, что новая добавка безопасна и соответствует установленному уровню качества. Разве не так говорится у вас, любителей витиеватых и туманных речей? У меня хорошо получилось? — Он пристально смотрел на нее, сознавая, какое впечатление производит, и довольный, что ослепительная белизна сорочки подчеркивает его мужественный загар.
Несмотря на то что она выглядела холеной и искушенной женщиной, Одри не привыкла иметь дело с искушенными мужчинами. Она нервно засмеялась.
— Мне нечего добавить к сказанному.
— Ну, так готов поспорить, что школьники со своими завтраками не дают вам покоя. Вы когда-нибудь купались в ванне, наполненной кукурузными хлопьями? Поистине хрустящий эксперимент.
Он мог видеть время на часах над стойкой бара. Почти одиннадцать часов. Он полагал, что когда
У Одри были темно-рыжие волосы, пламеневшие при свете электрических ламп. Он лениво подумал, что интересно, какого цвета у нее волосы на лобке и какова она на вкус. Ни одна женщина не вызывала у него мыслей подобного рода с тех пор, как он полюбил Луизу; впрочем, он отдавал себе отчет, что если бы не новая работа в правительственной комиссии, имевшей самое непосредственное отношение к его бизнесу, его интерес к Одри продлился бы не дольше пяти минут.
— Что вы слышали о новых противозачаточных таблетках? — спросил он.
Глупая молодая женщина. Она покраснела. Неужели она на самом деле думает, что он спрашивает, исходя из личных интересов, намереваясь поиметь ее?
— Это не… не входит в мою компетенцию. Я отвечаю за продукты питания, — запинаясь, пробормотала она. — Вероятно, вам об этом известно больше, чем мне. Кажется… нет, я уверена… Сирл разработал специальную программу, ориентированную на Англию, я полагаю…
Он больше не слушал. За день его пронзительная боль постепенно превратилась в гнев, глубоко укоренившийся в душе, — и страх, так как он начал осознавать, что сам, лично, несет ответственность за исчезновение Людмилы, которая некогда говорила, а затем доказывала снова и снова, что хочет принадлежать ему телом, помыслами и душой. Он полностью и окончательно разделался с именем Людмила, и точно так же он, до сих пор ни разу не задумавшись об этом, уничтожил девушку, называвшуюся этим именем, бескорыстную, невинную, необразованную девушку, которую он вымуштровал и превратил в Луизу.
Вот в чем был весь ужас, ибо кем была эта Луиза? Он больше не чувствовал уверенности, что знает это. Внешне она выглядела как утонченная, невероятно красивая, обворожительная женщина, которая, как он с гордостью убеждался, научилась под его руководством использовать на благо бизнеса тайну и печаль своего восточноевропейского прошлого. Но одновременно она приобрела закалку и крепость Нью-Йорка, необходимые для успешного ведения дел. А теперь ему пришлось посмотреть в лицо фактам и признать, что она приобрела еще и лживость и коварство Нью-Йорка.
Мисс Ответственный Чиновник болтала без умолку, на одном дыхании льстиво превознося успех «Институтов Луизы Тауэрс», равно как и «Павадрина», их последнего лекарства от головной боли.
— Первое вызывает головную боль, второе ее лечит. — Довольно бессмысленное замечание, но ему было безразлично. Он подозвал бармена, чтобы тот вновь наполнил их бокалы. Следует ли ему уложить в постель мисс Ответственный Чиновник? У нее была слишком маленькая грудь, но ее упругий зад, по-мальчишески плоский, пробуждал соблазн попробовать неестественное совокупление.