Сторож сестре моей. Книга 1
Шрифт:
К ним подошел Леонард, сияющий лучезарной улыбкой, вместе с грузным смуглым мужчиной, в котором Луиза узнала Эмилио Викани, возглавлявшего «Тауэрс фармасетикалз» в Италии. Она увидела, что лицо Бенедикта просветлело. В данный момент Викани пользовался особым расположением, поскольку в течение прошлого года более чем удвоил прибыль в своем регионе.
— А вот и моя маленькая новобрачная, Марли, — восторженно представил жену Леонард. — Марли, познакомься с синьором Викани, великолепным Эмилио. Это тот самый человек, о ком я рассказывал тебе в госпитале,
— Садитесь-садитесь. — Бенедикт жестом пригласил итальянца сесть рядом с Луизой. — Рад, что вам удалось приехать на празднование.
Луиза выдавила приветственную улыбку. Как будто Викани мог отказаться! Это было не приглашение, а королевский указ, награда «Тауэрс» за оказанные услуги. Бенедикт весело продолжал:
— Держу пари, вы были удивлены, узнав, что нашлась наконец добродетельная девушка, которая согласилась терпеть моего брата. — Одной рукой он обнял брата за плечи. — Ну, Лен, ты определенно доказал, что никогда нельзя расставаться с надеждой. Жизнь только начинается в сорок пять, а?
— Gallina vecchia fa buon brodo, — любезно вставил итальянец.
— Что это значит? — хором спросили братья.
С чинным полупоклоном Эмилио ответил:
— Из старой курицы получается наваристый бульон. Итальянская поговорка. — Он замялся, а потом добавил: — Так обычно говорят о дамах определенного возраста.
Трое мужчин покатились со смеху. Бенедикт подмигнул.
— Готов присягнуть. — Он повернулся и взмахом руки указал на Луизу. — Не совсем старая и не совсем молодая, однако из-за такого бульона любой мужчина пойдет на край света.
Луиза оцепенела. Она отметила, что Марлен смущена и не знает, нужно ли присоединиться к смеху мужчин, не знает, как реагировать и что думать. Луизе захотелось встать и сбежать в дамскую туалетную комнату и оставаться там, пока она не обретет уверенность, что сможет улыбаться без слез, но она не пошевельнулась.
Чарльз теперь отплясывал напротив их столика, кружил дочь Сэнфордов, весело смеялся и выглядел словно кинозвезда. Быстро, без всякой причины она почувствовала острый укол ревности, отчего ей стало еще больнее. Как же страстно ей хотелось танцевать, кружиться, вертеться рядом с ним, свободно смеяться, без всякого притворства, многозначительного подтекста или скрытого смысла, находить поддержку в его присутствии, как она часто делала в течение рабочего дня.
Луиза стиснула руки под скатертью, услышав слова итальянца:
— Ваш сын так хорош собой и такой ценный сотрудник в фирме. Он пока еще не женат, нет?
Бенедикт с сожалением покачал головой.
— Увы, нет, мой друг. Похоже, мужчины из рода Тауэрсов часто начинают поздно.
— Могу я спросить, сколько ему лет сейчас? Он выглядит очень молодо.
— Он молод. — Луиза не собиралась этого говорить. Бенедикт послал ей насмешливый взгляд.
— Моя жена болезненно реагирует на наши шутки, но она права. Чарльз молод, и моя красавица жена тоже. Какая у вас разница
Леонард проговорил в своей обычной занудной манере:
— Чарльз родился в 1930 году… следовательно, ему скоро исполнится тридцать один. А Луиза? Я не знаю, в каком году ты родилась, моя дорогая. — И он попытался сделать неуклюжий комплимент: — Я бы сказал, что у тебя нет возраста.
Бенедикту надоел этот разговор. Он вмешался, как бы подводя итог:
— Красивые женщины никогда не говорят о своем возрасте. Возраст не имеет значения, если только мужчина ищет жену не потому, что хочет наследника. — Он повернулся и выкрикнул: — Официант, официант, еще шампанского сюда!
Разумеется, они давно объяснились по этому поводу. Почему она не хочет иметь от него ребенка? Почему она обманула его? С тех пор как Бенедикт обнаружил противозачаточные таблетки, которые она столь беспечно забыла в номере отеля на юге Франции, их отношения так и не наладились. Тогда Бенедикт не звонил и не подавал никаких признаков жизни почти целую неделю. Она сходила с ума, так как сначала Чарльза, а затем Сьюзен и Дэвида Римера вызвали по каким-то таинственным делам компании, и она осталась одна, пытаясь дозвониться до Бенедикта в течение суток. Когда она приехала в воскресенье в Париж на встречу с ним и не нашла его там, она окончательно уверилась, что он умер.
Это был самый страшный день в ее жизни. Ее охватило всепоглощающее чувство вины, когда она вспомнила странное, необъяснимое влечение, возникшее к Чарльзу по дороге в Грасси, желание, которое она подавила, и она никогда не поймет, что же это такое было. Уклончивые ответы во французском офисе «Тауэрс», когда она пробовала выяснить местопребывание Бенедикта, смущенные заверения, что с ним все в порядке, заставили ее осознать, что он исчез умышленно, что ей преподают урок, что произошло нечто, поставившее их брак под угрозу.
Она оставалась в Париже, не осмеливаясь выйти из номера отеля, до смерти испуганная. Курьер доставил ей авиабилет до Нью-Йорка вместе с лаконичной запиской от Бенедикта, где было сказано, что он встретит ее в их квартире в Нью-Йорке, когда она вернется. Он никогда не рассказывал ей, где был, а она никогда не расспрашивала. Он держался холодно и отчужденно, и его совершенно не тронули ее полная капитуляция, мольба о прощении и попытки объяснить, почему ей необходимо еще немного времени, еще несколько недель, несколько месяцев, чтобы ее фирма окрепла и встала на ноги прежде, чем постараться забеременеть.
Луиза не винила Александру за то, что та рассказала ей о таблетках и предложила использовать все возможные средства предохранения для того, чтобы Луиза могла стать звездой, как ей предназначено судьбой, а не была обременена детьми, ведением домов и хозяйства, как некогда Хани. Бенедикт наверняка знал, какую роль сыграла в этом Александра Сэнфорд, — он заявил Луизе, что не желает, чтобы она часто встречалась с женщиной, которая, как Луиза чувствовала, была ее единственным настоящим другом.