Сторож
Шрифт:
Хождение в темноте и одиночестве, уже порядком надоело, Володя стал серьезно подозревать, что у него вырабатывается аутофобия.
Опознание голоса Владимира не обмануло: к нему подошел мальчишка лет пятнадцати с измазанным лицом, взъерошенными, поблескивающими от пота волосами, в черной ветровке, с рюкзачком за спиной, и камуфляжных, военной «цифре», штанах.
– О! А я думал это СТБшники 13 , или монтеры забрались в заброшенный подходняк, – обрадовался молодой искатель приключений. – А ты-то чего в таком странном виде полазки
13
СТБ, – служба транспортной безопасности
– Держи, – усмехнулся Володя, – только все не выпивай, а то еще неизвестно сколько бродить.
Но парнишка его не слушал, а глотал воду, стараясь не проронить ни капли.
– Я смотрю, ты тоже не в метровской робе, и жилета оранжевого на тебе нет. Или ты не ходишь, где метровцы обитают? – спросил Владимир, и сделал глоток из бутыля, приняв его от диггера. – Тебя, кстати, как звать?
– Я – Вольт. А тебя как? – парнишка проигнорировал вопрос по поводу диггерской амуниции.
Володя вновь вспомнил последний разговор с братом, и то, как он его назвал.
– Меня зови Сторож, – ответил Владимир.
Вольт посмотрел на собеседника.
– Почему – Сторож? – удивленно, по-детски спросил молодой диггер.
– А почему – Вольт? – парировал Володя, усмехнувшись.
– Ну… – протянул Вольт и, махнув рукой, сказал. – Да какая, в общем-то, разница?
– Вот именно, – улыбнулся Володя.
– А ты не знаешь, почему все гермы закрыты? – спросил Вольт и отер грязным рукавом вспотевшее лицо. – Дышать-то совсем нечем. Может, пойдем, откроем?
– Не стоит, – мотнул головой Володя.
– А что, думаешь, поймают?
– Я считаю, что мы с тобой радиации нахватаемся…
– Какой радиации? – не понял Вольт.
– Ты вообще давно под землей?
– С закрытия станций.
– А землетрясение почувствовал? – внимательно посмотрел на молодого диггера Володя.
–Да! – возбужденно вскрикнул тот, вспомнив. – Я думал, тоннель схлопнулся! Никогда такого не было.
– Так ты не знаешь? – удивился Володя.
– Нет, – насторожился Вольт. – И твой тон меня пугает, друг.
– Люди в метро прячутся, везде все загерметизировано. В общем, ты стал одним из счастливчиков, кому удалось выжить… – Володя запнулся.
– Не-не-не! – замотал головой Вольт. – Ты тут ужастики мне не рассказывай!
– Да я еще ничего и не сказал, – Володя внимательно посмотрел на собеседника.
– Нет, нет! – Вольт стал ходить по тоннелю вдоль закругленных стен. – Ты что, хочешь сказать…
– Что я хочу сказать, парень? – прищурился Володя.
– Может, это какие-нибудь тектонические плиты сдвинулись, и произошло мощное землетрясение… – Вольт не мог успокоиться, передвигаясь от стены к стене, вспоминая телевизионные новости за последние полгода.
Напряжение в мире нарастало как снежный ком, а население планеты шепталось о неминуемо надвигающейся Мировой войне.
– И при этом все гермоворота и станции запечатались автоматически? – спросил Володя, почему-то начиная злиться на собеседника.
– Но ведь… А как? Почему?!
До Вольта наконец-то начал доходить весь масштаб возможной катастрофы, и его затрясло. Увидев, что молодой диггер заплакал, образовавшийся внутри у Володи гнев куда-то исчез. Он тоже подумал о родных, и к горлу вновь подкатил ненавистный, предательский ком. Володя опустил фонарь и укрутил его до минимального расхода энергии, погрузив тоннель в трагический мрак.
Не зная сколько потребуется времени, чтобы Вольт успокоился и пережил эту страшную информацию, Володя уселся на тянувшуюся вдоль стен, грязную, бетонную банкетку и тоже вытер непослушные слезы.
На всех станциях стояла гнетущая атмосфера от горя утраты близких и переживания о неизвестном будущем. Так было и на Чкаловской. Вот только все усугубляла накалившаяся обстановка противостояния между большинством сотрудников полиции и остальными выжившими.
Уже какое-то время Михаил слышал с противоположной стороны станции недовольные крики, но не обращал на это внимание: в нынешней ситуации без истерик не обойтись. Он тряхнул головой и начал мотать рассечение на лбу у немолодой женщины. Михаил с сослуживцами из его патрульного экипажа после герметизации станции оказывал первую помощь пострадавшим. Вдобавок им помогали другие спасшиеся. Но когда в центре перрона послышался грубый и знакомый голос, Михаил нахмурился.
– Теперь я здесь главный! – прорычал старший сержант в окружении своих коллег по поддержанию городского порядка.
Михаил поднялся, прихватив с пола свой автомат, и направился к середине станции. Двое товарищей за ним.
– Сейчас дежурная по станции откроет хранилище, и я распределю, кому и сколько положено пайка! – продолжал вещать здоровенный полицейский.
Он обратил внимание на то, что от запертого гермозатвором входа на станцию, через стоявший повсюду народ, к нему приближается старшина полиции с выражением холодной злобы.
– А, Мишаня! – расплылся в неприятной ухмылке старший сержант Культура. – Опять хочешь поговорить за справедливость? Мало мы с тобой на войне разговаривали?..
Михаил не уступал ростом и комплекцией старшему сержанту. Он поравнялся со скалившимся полицейским и, не дав произнести следующую тираду, врезал тому лбом в лицо.
В последний момент Культура чуть отклонился назад, но его нос все же брызнул кровью. Старший сержант зарычал и ткнул воронкой ствола своего укороченного оружия в грудь Михаилу, отпихнув того от себя. Михаил поднял АКСУ, взявшись за ручку автомата, в этот момент неожиданно прогремела короткая очередь.
На станции при этой стычке стояла полнейшая тишина, и все наблюдали за сцепившимися полицейскими. Выстрелы прозвучали, оглушая, как гром. Народ вскрикнул. Многоголосый визг резанул по ушам, все бросились врассыпную, подальше от места убийства.
Двое товарищей Михаила вздернули автоматы, но два выстрела оборвали жизнь и им.
– Ма-ать! – зарычал старший сержант, метая глазами молнии.
– Культура! – в голос выкрикнули несколько полицейских, стоявших рядом с ним и обалдевшие от случившегося.