Сторожка у Буруканских перекатов(Повесть)
Шрифт:
— Это для музея, Алексей Петрович? — по-петушиному кричал Гоша Драпков, щупленький скуластый паренек, приглаживая на широком лбу жиденький вихор.
— А что если и в самом деле подложить их под домашнюю утку? Выведутся утята?
— Конечно, выведутся, — объяснил Сергей Тумали — стройный симпатичный нанаец. — Мой отец выводил. Но они улетают, не приручаются.
— Посмотрели — хватит, — решил Владик. — Быстро одеваться — и на завтрак!
Через минуту Владик был уже в лаборатории Колчанова.
— Алексей Петрович, вам сегодня нужны будут ребята? — спросил он.
— На полдня — вся бригада, производителей будем ловить.
— Добро. Скоро поедем?
— Позавтракаем и отправимся.
— Завтракать с нами будете, Алексей
— Да, я сейчас приду.
Нравились Колчанову эти ребята. Вчерашние десятиклассники, почти одного года выпуска, они с первого дня существования бригады — с осени прошлого года — сложились как дружная и очень дисциплинированная коммуна. На стене в столовой у них висел распорядок дня — когда и чем заниматься. Каждое утро назначался дежурный по стану. В общежитии и столовой поддерживалась идеальная чистота. Но главное — дисциплина: она как-то сама по себе поддерживалась и на работе и в общежитии. В сущности, на глазах Колчанова рос, формировался коллектив подлинно коммунистического труда. Как же хорошо придумала Лида Гаркавая — создать эту бригаду именно здесь, на нерестово-выростном хозяйстве, где нужны только энтузиасты!
Что касается результатов их труда, то они превзошли даже самые оптимистические ожидания: за зиму бригада в полтора раза превысила сезонный план вылова рыбы и почти на сто центнеров обставила лучшие промысловые бригады Средне-Амурского колхоза. К Первому мая каждый член бригады получил премию — отрез на костюм, а фотографии молодых рыбоводов уже красовались на районной Доске почета.
Взламывая глянец озера и разрезая надвое жиденькое кисейное покрывало пара, по Чогору ходко шел лодочный караван. Впереди — колчановская моторка, за нею на буксире — бригадный кунгас — большая лодка с высоко поднятыми острым носом и кормой, за кунгасом — почти такая же лодка — живорыбница. След каравана прочерчивал озеро, удаляясь в направлении Верхней протоки. Вел моторку сам Колчанов. Он, как всегда, сидел, чуть подавшись вперед.
Вскоре караван пересек озеро и пошел по Верхней протоке, направляясь к Кривому заливу.
Этот залив стал для Колчанова самым верным барометром, предсказывающим те или иные биологические процессы, совершающиеся в жизни рыб. Залив был довольно глубоким, с длинной кочкастой отмелью на конце. Сюда при любом уровне воды заходили рыбы на кормежку, а в нерестовый период — на икрометание. Колчанов знал, что в этом заливе нерестятся в разное время щука, сом, сазан, карась и даже озерный гольян, который обычно мечет икру в озерах. Щука и сом уже отнерестились, и теперь очередь была за сазаном и карасем.
Пристав к берегу, Колчанов велел ребятам перегородить залив ставной сеткой, а сам отправился осматривать отмель. Здесь он разделся, оставшись в одних трусах, и осторожно, чтобы не колоть ноги об траву, пошел по самому бережку, пристально вглядываясь в буровато-прозрачную толщу воды.
Способность специалиста-ихтиолога, как и иного опытного рыбака, видеть в воде скрытую там жизнь, бывает нередко поразительной. Там, где несведущий человек ничего не обнаружит или в лучшем случае заметит лишь серебристое поблескивание, ихтиолог разглядит целые тучи мальков и даже определит их породу, будет долго наблюдать за карасем-сеголетком, почти слившимся с цветом дна и что-то выкапывающим из ила, заметит, как откуда-то из-за кочки торпедой вылетит щучка-травянка и врежется в стаю мальков — несколько рыбешек, считай, уже очутились у нее в пасти.
Колчанов с ненасытной жадностью всегда наблюдал эту таинственную жизнь подводного мира. Он мог часами простаивать или просиживать где-нибудь в укромном прибрежном уголке и смотреть, смотреть в воду. Сейчас ему нужно было выяснить, зашел ли сазан в залив и как он себя ведет. Чутье у рыб к предстоящему спаду или подъему воды настолько развито, что пока они лучше человека ориентируются в этом. Еще только завтра или послезавтра начнет убывать вода, а крупный сазан уже покидает заливы, мелкие протоки или озера, которым угрожает отшнурование. Правда, в разгар нереста это чутье изменяет, например, сазану: порой он выметывает икру на траву, которая — на гибель икре — завтра обсохнет. Это связано, по-видимому, с тем, что рыба не может прекратить нерест, не выметав всю икру, иначе икра набухает, закупоривает выходной канал, и рыба может погибнуть.
Колчанов уже поравнялся с отмелью, а ни одного сазана пока не обнаружил. Значит, нерест еще не начался. Колчанов как раз и опасался того, что сазан начал нереститься, — такой производитель уже неполноценен для искусственного нерестовика. Но плохо, если он вообще еще не зашел в залив. Будет впустую потрачен труд.
Среди кочек его внимание привлек характерный бурун на глади воды, похожий на след сазаньего горба. Рыбацкая страсть захватила Колчанова: осторожнее стали движения, острее глаза. Эта никогда не притупляющаяся страсть рыбака счастливо сочеталась у него со страстью ученого-исследователя, и, может быть, это качество и было самым сильным в его характере, придавая ему ту цельность, без которой немыслим большой успех в любом деле. Потом он заметил, как еще один бурун неторопливо прошел через залив и растаял недалеко от противоположного берега. Вскоре в той стороне послышался громкий всплеск. Взыграла вода и неподалеку от того места, где стоял Колчанов. Значит, сазан есть!
Колчанов облюбовал крупную кочку посреди отмели, по пояс в воде добрался до нее, решив устроить здесь наблюдательный пункт. Усевшись поудобнее в буйный веер осоки, растущей из кочки, как из вазона, он опустил ноги в воду и замер, приблизив лицо к самой воде. Как хорошо бы иметь сейчас маску и дыхательную трубку! Только вряд ли Сафьянов теперь подарит ему обещанное ныряльное снаряжение…
Приходилось пока изучать подводную жизнь так же, как испокон веков ее изучали ихтиологи: пристально всматриваться в толщу воды, стараясь различить в ее сумраке хоть какое-нибудь движение живого существа. Вот он разглядел стайку карасиков. Они торопливо бежали у самого дна, потом остановились неподалеку от его ноги, видимо разглядывая незнакомый предмет. Те, что посмелее, осторожно приблизились, а вскоре и вся стайка доверчиво стала кружиться у ноги. Потом вмиг все шарахнулись в разные стороны и исчезли. Что случилось? Ах, вот оно что: поводя багряно-зеленоватыми плавниками, сюда медленно двигался огромный красавец сазан. Он тоже остановился неподалеку от ноги Колчанова и долго смотрел на нее, едва заметно открывая и закрывая рот. За его хвостом из бурого сумрака вскоре показался второй сазан, покрупнее. Этот оказался смелее — он подошел почти к самой ноге и вдруг, сверкнув бронзой, резким рывком кинулся в сторону. В ту же минуту позади Колчанова что-то громко бултыхнулось, обдав его спину каскадом брызг.
Сомнений больше не оставалось — сазан пришел на нерест. Нужно звать ребят и начинать облов кочкарника. До Колчанова все время доносились со стороны протоки их шум, смех. Но ребята не развлекались, как думал он, прислушиваюсь к их гвалту.
Как только караваи пристал к берегу и звеньевые Шурка Толпыга и Сергей Тумали вместе с Владиком принялись перетягивать сеть через залив, Верка Лобзякова с разбега бросилась в воду и поплыла.
— Что ты делаешь, коза, ты же нам всех сазанов распугаешь! — закричал на нее Шурка Толпыга. Но та, не обращая внимания на него, легкими сажёнками пошла через залив.
— Беда с нею, — говорил Владик, наблюдая за красиво изгибающейся тонкой фигурой девушки. — Вот уж, поистине, от черта шмат.
Они поставили сеть и вернулись к берегу, а Верка все не вылезала из воды. На той стороне залива она залезла в кочкарник и стала бултыхаться в нем.
— Я вам сейчас сазана загоню в сеть! — кричала она.
Потом подплыла к сети и, перебираясь по верхней подборе за балберы, двинулась к берегу. Вдруг, завизжав так, что перепугала всех на берегу, девушка бросилась прочь от сети.