Сторожка у Буруканских перекатов(Повесть)
Шрифт:
— Это я давно написал, — прокомментировал он, — а вот только неделю назад, так сказать, недавно:
Шумит в ночи глухой прибой — Суровой музы бог. А я пленен одной тобой, А я — у твоих ног…Гоша так и не понял, почему вместе с аплодисментами раздался смех. Очень довольный, он поклонился во все стороны и мгновенно исчез в гурьбе ребят.
13. В гости к Вальгаеву
Ночью катер рыбозавода покинул гостеприимный Чогор. С ним уехали профессор Сафьянов, Колчанов и Пронина. Колчанов должен был участвовать в работе Ученого совета института, заседание которого, как известно, было назначено на первое июня. Пронину не приглашали на Ученый совет, она сама попросила Сафьянова разрешить ей эту поездку, которую объясняла необходимостью получше познакомиться с материалами института по подводной энтомофауне Амура.
Однако в Хабаровске они узнали, что Ученый совет откладывается на три дня из-за задержки важных материалов по исследованиям в низовьях Амура. Колчанов решил за это время съездить к Вальгаеву на Бирский рыбоводный завод. С ним поехала и Пронина.
Последний раз Колчанов был там прошлой осенью, во время страдной поры закладки икры на инкубацию. Он во всех подробностях помнил эту поездку.
Вальгаева он нашел в первом цехе — тот вылавливал сачком кету в огромном садке из толстых бревен, куда рыбины заходили прямо из ручья — притока Биры. Движимые инстинктом, они шли туда, где родились, — в озеро. Оказавшись в садке, они бились о бревенчатую стену, делали головокружительные прыжки, пытаясь перепрыгнуть через преграду, пробовали подкапываться под бревна.
Коренастый розовощекий здоровяк лет тридцати, в стареньком ватнике и стоптанных кирзовых сапогах, Вальгаев ничем не отличался от других рабочих, занятых обловом садка. У него были такие же загрубелые крупные руки с потрескавшейся кожей на ладонях, такое же продубленное солнцем и ветрами лицо, такая же манера держаться и говорить.
— A-а, Колчанов! Здравствуй, Алексей, — на ходу сказал он, волоча в сачке огромную рыбину. — Ко мне? Я сейчас.
Он принес рыбину в цех, там помял ей брюхо, а потом, взявшись за хвост, стукнул ее по голове деревянной колотушкой. Выпустив икру в таз, он взял уже лежащего здесь самца и принялся выдавливать из него молоки, поливая мутновато-белой жижицей икру.
— Вот видишь, все приходится делать самому, — говорил он при этом. — Людей не хватает…
Матвей Вальгаев был научным сотрудником института, заведовал биологическим пунктом при рыбоводном заводе. Работа по созданию упрощенного аппарата для инкубации икры не входила в запланированную ему научную тематику. Вальгаев делал ее на свой страх и риск и даже вопреки желаниям кое-кого из ведущих научных сотрудников института. Упорство, с которым он уже третий год производил эксперименты, вызывало у одних уважение, у других — насмешки, подчас едкие и оскорбительные.
Дело в том, что в характере Вальгаева были скрытность и подозрительность. Он словно боялся, что у него выкрадут секрет его изобретения. Когда Вальгаев докладывал на Ученом совете о своем аппарате, он характеризовал его такими общими словами, столько недоговаривал, что приобрел множество недоброжелателей среди специалистов. В сущности, толком никто не знал всех деталей и тонкостей его изобретения, а тот, кто хотел узнать, получал маловразумительный ответ: аппарат должен заменить рыбоводные заводы, так как очень прост, не требует капитальных затрат и может быть заложен на любой нерестовой речке любым мало-мальски сведущим человеком. Среди сторонников заводского рыборазведения кеты он тем самым приобрел себе ярых противников.
Управившись с икрой и ожидая, пока она «набухнет», Вальгаев подозрительно спросил Колчанова:
— Ты по какому делу?
— По самому важному, — ответил Колчанов, улыбаясь. Он уже знал характер Вальгаева. — Познакомиться с твоим аппаратом.
Вальгаев долго молчал, помешивая икру. Потом коротко бросил:
— Он еще не готов…
— Ты же летом говорил, помнишь, когда были на Ученом совете, что хотел испытать его в производственных условиях.
— Ну, говорил. Так что же? Я сам, что ли, не в состоянии испытать его? — он покосился на Колчанова.
— Ну ладно, Матвей, — примирительно сказал Колчанов. — Об этом потом, на досуге поговорим, а сейчас хоть покажи, как и где ты закладываешь икру.
— Хочешь, обижайся, Алексей, хочешь — нет, — решительно заявил Вальгаев, — а показывать тебе ничего не буду.
— Да ты это серьезно?
— А почему же не серьезно?
— Так это же смешно!
— Кому смешно, а мне нет. Я не понимаю, что тут смешного? — вдруг возмутился Вальгаев. — Изобретение мое, никто мне не помог, когда нужно было, а теперь…
С этими словами Вальгаев подхватил таз с икрой и по-медвежьи зашагал к выходу. У дверей оглянулся, увидел Колчанова, идущего следом, недовольно спросил:
— Идешь все-таки?
— Иду.
— Ну и черт с тобой, иди, все равно главного секрета не поймешь.
— Так я уже знаю его, Матвей, ты же летом сказал мне о нем.
— Разве?
— Ты что, не помнишь?
Вальгаев только громче засопел и ничего не ответил. У входа в следующий цех буркнул:
— Теперь помню. Но я в соавторы тебя не возьму, понял?
— Да мне вовсе не нужно это, Матвей, как ты не поймешь?
— Какая же тогда нужда пригнала тебя?
— А вот сейчас расскажу.
Вальгаев прошел со своим тазом в самый дальний угол цеха, и Колчанов увидел в полумраке штук тридцать небольших ящиков, стоявших в проточной воде. Одни были заполнены галечником, другие стояли еще пустыми. Вальгаев достал один из них. На дне ящика Колчанов увидел сетку, поверх которой из стенок торчали два кончика резинового шланга. Вальгаев быстрыми привычными движениями устелил дно песком, потом галечником и, захватив пригоршню икры, рассыпал ее по галечнику. Так он проделал несколько раз…