Сторожка у Буруканских перекатов(Повесть)
Шрифт:
Тонкие буровато-зеленые нити спускались с «потолка», каким выглядела сейчас поверхность воды, сплошь покрытая листьями, и терялись где-то в таинственном сумраке внизу. Водоросли не были густыми, между ними просматривались проходы. Пользуясь ими, Колчанов и Пронина медленно двинулись вперед, ощущая неприятное прикосновение водорослей к телу.
Вскоре они очутились у стены рогоза и увидели дно; глубина в этом месте не превышала полутора метров. Сквозь заросли рогоза виднелись редкие кочки, а за ними — прибрежный обрывчик. Вдоль этой стены надводных зарослей они и решили все время двигаться. Колчанов разглядел на дне среди кочек огромного сома. Велик был соблазн подплыть к рыбине вплотную, но он боялся спугнуть ее и стал снимать кинокамерой с расстояния двух метров, медленно приближаясь. Сом почувствовал опасность только тогда, когда подводный пловец был от него уже совсем близко. Подняв тучу ила, рыбина мгновенно исчезла, Колчанов и Пронина даже не успели разглядеть, в какую сторону она кинулась. Только проплыв еще несколько метров, они увидели среди водорослей дымную полосу ила, сбитого со стеблей: сом ушел на глубину — к середине озера.
Теперь рыбы попадались все время. Но они здесь были куда осторожнее, чем на середине озера, на глубине. Чаще всего встречались караси и сравнительно мелкие щуки. В одном месте Колчанов обратил внимание на самую настоящую карасиную тропу, проделанную между кочками. Он задержал Пронину, и они замерли на месте. Перед ними двигалась вереница серебристых «лаптей» — карасей, весом, должно быть, не менее килограмма каждый. Чтобы не тревожить их, пловцы подались в сторону, стараясь не терять рыб из виду. Впереди вода вдруг взмутилась, словно там что-то взорвалось, и караси мгновенно кинулись врассыпную, подняв вдоль всего берега клубы мути.
Колчанов схватил за руку Пронину, они затаились на месте, ожидая, пока осядет ил. Когда вода наконец посветлела, они увидели впереди почти под самым берегом расплывчатый силуэт какой-то громадной рыбины. По мере того как вода становилась прозрачной, яснее проступал и силуэт. Это был желтощек редких размеров — килограммов на сорок. Он стоял носом к берегу и боком к Колчанову в довольно узком проходе между кочками. До желтощека было метра два — расстояние, вполне достаточное для съемки. Но Колчанову хотелось снять его со всех сторон. Подав сигнал Прониной, чтобы она оставалась на месте, он стал тихонько продвигаться вперед, то и дело включая кинокамеру. Голову желтощека заслоняла толстая кочка, а ему хотелось заснять всю рыбину. Обогнув стороной место засады рыбы, Колчанов вскоре увидел ее всю. Продолжая снимать, он все ближе подвигался к желтощеку. И вдруг — взрыв мути, удар воды, чуть не выбивший кинокамеру из рук пловца. Колчанов всплыл на поверхность. Тотчас неподалеку от него выскочила из воды Пронина с перекошенным от страха лицом и бросилась к берегу, визжа на все озеро.
— Что это за чудовище, Алеша?! — едва переводя дыхание, спросила девушка, когда они выбрались на сушу. — Щука, да? Я думала, она убьет меня.
Большого труда стоило Колчанову уговорить Пронину вновь опуститься в воду.
Пока они обследовали озеро, над горизонтом поднялась пепельно-мглистая завеса. Она быстро разрасталась, и не успели пловцы собраться в путь, как в небе четко обозначились границы исполинской грозовой тучи зловещего аспидно-стального цвета с белым подсветом по краям. Вскоре верхний ее край надвинулся на солнце. Окрестности сразу помрачнели, словно на землю спустились вечерние сумерки, притихли цикады и камышовки; мир замер в каком-то оцепенении.
И вот первый вестник грозы — глухой, тревожно-басовитый раскат грома родился в темных недрах грозового фронта.
— Боже мой, это ужасно, какая гроза будет! — говорила Пронина, со страхом вглядываясь в надвигавшуюся тучу. — Что же будем делать, Алеша? Мы даже накидок не захватили…
— Попытаемся проскочить до Филимоныча, — ответил Колчанов, тоже не без опаски поглядывая на тучу. — Не нравится она мне, похоже, с градом будет.
Моторка еще петляла по извилинам протоки, когда первый порыв ветра со свистом ударил по тальникам и травам, покрыл чешуйчатой рябью воду. После каждой новой паузы сила порывов возрастала, и вскоре все кругом гудело; ветер ожесточенно трепал и гнул макушки тальников, выстелил травы на лугах, будто чья-то исполинская невидимая рука прижала их к земле.
Моторка достигла устья протоки и выскочила на Амур. Рекой «Черного дракона» называют его китайцы. Именно таким он выглядел сейчас — черным, с серебристой чешуей. Моторку сразу же стало кидать, хотя волны были еще некрупными. Лодка с грохотом ударялась днищем об их горбины, высоко подскакивая; Колчанов сбавил скорость до самой малой, и все-таки брызги от этих ударов каскадами обдавали путников и в одну минуту вымочили их с головы до ног. На лице Прониной были написаны страх и растерянность, вся фигура Колчанова выражала ожесточенность и упорство. Он упрямо подался корпусом вперед.
До бакенщика оставалось еще километров шесть. В тихую погоду проскочить это расстояние на моторке ничего не стоило, но сейчас этот путь серьезно тревожил Колчанова.
Верхний край тучи был уже у них над головой, в полнеба выросла сплошная черная стена. Скоро по воде заклевали крупные дождевые капли, испещрив ее пузырями, словно плавающими стеклянными шариками; их граница на воде убегала вниз по течению реки, обогнав моторку. А позади под тучей повисла лохматая грива ливневого дождя. Ветер резко пошел на убыль, а дождь усилился.
— Это нам на руку! — закричал Колчанов, весело сверкая глазами. — Он скоро прибьет волну!..
Действительно, волны становились заметно меньше. Воспользовавшись этим, Колчанов выжимал из мотора все его лошадиные силы. Лодка почти скользила по самой поверхности успокоившейся реки, оставляя за кормой узенькую белую полоску пены. Удары грома следовали один за другим, белые вспышки молний то и дело перечеркивали из конца в конец весь грозовой фронт.
Им так и не удалось убежать от ливня. Примерно километрах в двух от Шаман-косы, когда уже виднелась избушка бакенщика, сизая полоса дымящейся водяной пыли, протянувшаяся поперек реки, стала настигать лодку. Это была стена ливня. Вот она в сотне, в полусотне, в двух десятках метров — грохочущая стена воды.
— Держись, Наденька-а! — возбужденно закричал Колчанов в ту самую секунду, когда граница ливня проходила через лодку.
— А-ай!.. — Пронина вся сжалась в комок, опустившись на самое дно моторки; она вобрала голову в плечи и старалась укрыться своей войлочной шляпой.
В густой завесе дождя сразу исчезли берега реки. Колчанов, опасаясь проскочить домик бакенщика, стал подворачивать моторку к берегу и сбавил ход. Вода угрожающе прибывала на дне лодки. Правой рукой управляя руль-мотором, Колчанов левой стал вычерпывать банкой воду. Он не заметил, как перед лодкой возникла песчаная коса, и лишь в самый последний момент успел поднять мотор и этим спасти гребной винт — днище лодки с силой врезалось в песок. Заглушив мотор, Колчанов выпрыгнул прямо в воду и вытолкал лодку подальше на сушу. Потом подхватил на руки Пронину и побежал с нею под защиту тальников. Надя обхватила его за шею, и он не заметил, как их губы сомкнулись; он целовал ее мокрое, холодное, все в струях воды лицо с каким-то жадным исступлением, не обращая внимания на ливень, на могучие удары грома, потрясавшие небо.
Потом они сидели под густой кроной тальника, плотно прижавшись друг к другу, и эти минуты казались Колчанову самыми счастливыми в его жизни. Он весело смеялся, и вновь целовал щеки, лоб, глаза Прониной.
Ливень прекратился так же внезапно, как и начался. Снова засияло солнце, нестерпимо ярко заголубело небо.
— Как жаль, что он так скоро прекратился! — со вздохом воскликнул Колчанов, и они весело рассмеялись, с любовью глядя друг на друга.