Стоун-Парк
Шрифт:
— Молю, мистер Мендвуд, молю, отпустите меня.
— Ну, ну, моя маленькая…
Приговорена. Конец. Лучше умереть, чем уступить. Отвращение. Ужас. Отчаяние и страх.
Вдруг что-то зашелестело рядом. Я попыталась закричать, но резкий удар Эдварда сбил меня, все поплыло, смешалось. Ужас. Бешеный ужас охватил мое тело и душу.
Еще мгновение и к нам вышел Уолтер.
— Эдвард, я тебя повсюду ищу, — но, едва разобрав, что здесь происходит, застыл в недоумении.
— Уолт, — я почувствовала, как руки Мендвуда
— Уолт, — продолжал тот, уже не обращая на меня внимания, — я все объясню.
— Нет, не надо. Это твое дело…
Я вбежала в свою комнату и закрылась. Боже, как мне страшно и мерзко. Я бросилась к миске водой. Жадно и безжалостно я драла себе полотенцем по лицу, шее, рукам, желая смыть всю ту грязь и гнусность, содрать все это, казалось, даже вместе с кожей… Мне хотелось умереть, забыть это все. Взорваться.
Я терла полотенцем все еще по телу, пока дикая боль не заставила меня остановиться. Отчаянно и с поражением я легла на кровать, жадно поджав под себя ноги и накрыв голову подушкой.
Генри, Генри, где ты? Если ты был рядом, такого никогда бы не случилось. Генри.
Боль разрывала меня изнутри. Слезы рекой лились по щекам, губам, шее. Генри.
Умереть. Хотелось лишь умереть.
* * *
Оказалось, что я все же провалилась в забвение и проспала почти до ночи.
Меня разбудил стук в дверь.
— Эмили, хозяева сердятся, что ты пропала на весь день. Тебе надо хоть показаться. Милая моя. Эмили.
Я собрала последние силы, что бы вдохнуть и ответить:
— Хорошо.
Как не было больно, страшно и отвратительно, я спустилась вниз. В зале сидели сэр Томас, Уолтер и… Эдвард. Они мило распивали спиртные напитки и задушевно беседовали. Рыдания, обида и злость сжали мое горло. Но, а что я ожидала? Ради какой-то прислуги выгонят из дому почитаемого человека? Пусть даже он — гнусный, грязный ублюдок. Но он — друг Уолтера. Богатый друг.
Я мышей умчала на кухню, желая раствориться в толпе и полумраке.
— Эмили, тебе нездоровилось? — от неожиданности меня даже подкинуло на месте. Передо мной стоял сэр Томас, а за ним Эдвард.
— Слегка, но сейчас все уже хорошо. Спасибо, — утопив взгляд в пол, я ждала, когда хозяин уйдет.
— Точно все хорошо? У тебя такой ужасный вид?
— Точно, — подавляя в себе обиду и отвращение, я посмотрела на них.
— Ладно, — тяжело выдохнул Томас и ушел прочь. Весело и ликующе улыбнувшись, за ним отправился и Эдвард.
Мне хотелось умереть. Я плакала всю ночь. Ненавижу. Ненавижу людей.
* * *
Утром меня разбудил тихий стук в окно.
Я жила в меленькой комнатке, похожей на чуланчик, под крышей, почти на третьем этаже.
Что это могло быть?
Послышалось.
Но
Я, сонная, замученная, но все же изумленная, подошла к окну. Внизу, под яблонькой стоял Генри и мило улыбался. Он игриво подбрасывал в руке камушек. Едва увидев меня в окне, мой гость мило и обаятельно поклонился в знак приветствия.
Я бросилась к зеркалу, изумленная, переполненная безумной радостью и счастьем, едва справляясь с дрожью от волнения, расчесалась, умылась и оделась.
Еще мгновение, и я, выпорхнув с крыльца, помчалась в сад.
— Генри…
— Здравствуйте, мисс Эмили.
— Здравствуйте, — от волнения и смущения мне перехватило дыхание.
— Простите, что пропал. Вы тогда не пришли, а потому я не смог оповестить, что буду вынужден исчезнуть на пару дней. Но сейчас я проблему решил, и вновь смогу остаться здесь. Надеюсь, Вы без меня не скучали.
Я лишь робко улыбнулась, опустив свой взгляд.
— Что-то произошло? — заволновался Генри.
— Ничего особенного. — Не рассказывать же ему о том, что даже семья, в которой я живу с детства, посчитала мелочью или моим личным позором, а не Мендвуда.
— Простите, у Вас не совсем здоровый вид.
— Все нормально, мистер Генри.
— Хорошо, — тяжело сглотнув, переходя на более радостный тон, — предлагаю сегодня прогуляться к озерцу. Здесь в лесу, оказывается, затаилось небольшое озеро. Вы знали?
— Слышала, но ни разу не видела.
— Вот и отлично, — заулыбался Генри, — мы это вместе и исправим!
— А Вы знаете, где оно?
— Да.
— Но когда Вы успели отыскать его?
— Это великая тайна, — засмеялся мой ангел.
— Я только отпрошусь.
Я жадно ухватилась за руку моего спутника, не желая оторваться ни на секунду, словно тень вчерашнего монстра все еще меня преследует.
Но общество Генри, его простота, легкость, беспечность, доброта и нежность заставили забыть обо всем. Мы шли вслепую, на ощупь пробираясь сквозь заросли папоротников и прочую гвардию коварного подлеска. Меня вновь охватило такое желанное чувство безопасности. Я снова была счастлива и беззаботна.
— Мисс Эмили, а я, пока был в отъезде, еще нечто узнал о мирте.
— Да? И что это? — было безумно приятно, осознавать, что даже где-то там, далеко, он думал обо мне и о наших беседах.
— Так, в древнем Риме триумф назначался только полководцам, одержавшим полную победу над иноземным врагом. В эпоху империи эта честь предоставлялась лишь императору и его семье. Но существовал и малый триумф, так званая, овация — полководец приносил жертву на горе Альбан, в нескольких милях к югу от Рима, и на следующее утро въезжал в город верхом на коне или входил пешком. И что бы Вы могли подумать? Вместо оливковой гирлянды он надевал венок из мирта. Вот так вот.