Стоунхендж
Шрифт:
Он чувствовал, как заботливые руки кладут его прямо на дороге, перевязывают раны, затем поднимают и куда-то несут. Затем слабость нахлынула с такой силой, что все погрузилось во тьму.
Глава 13
Племя лютичей, как он узнал на другой день, владело всеми здешними землями от реки Лабы до самого Северного моря. Вернее, не племя, а объединение племен, куда входило около сотни племен, они-то и приняли название лютичей. У них не было короля, в во главе каждого племени стоял князь. Когда десяток племен объединились в союз, князь над князьями именовался уже великим князем, а когда
Звенько, который со своими людьми спас Томаса и Яру, был сыном светлого князя. Когда Томас прикинул размер владений светлого князя, он лишь удивился, почему тот не провозгласит себя королем. Звенько, который почему-то ощутил к англскому рыцарю горячую симпатию, объяснил, что племена тут же выйдут из союза. Все ценят свою свободу превыше всего, а признать власть короля — это отказаться от независимости племен!
— Пусть бодричи выбирают себе короля, — сказал он со злой насмешкой. — Те жабоеды лучшего не заслуживают!
— Жабоеды?
Лекарь пришел перевязать ему раны, переложил ароматными листьями. Он же был и кощунником, от него Томас узнал, что он находится в землях западных славян, которых со времен похода Карла Мартелла называли вильцами, а с десятого века лютичами. Удачный поход против них совершил Карл Великий в 789 году, если считать от рождества их нового бога. Его войска дошли даже до крепости короля племенного союза лютичей Драговита, где и были разгромлены. Правда, вряд ли Карл Великий продвинулся бы хоть на шаг от границы, если бы с ним не шли войска бодричей, другого племенного союза западных славян. Те вели нещадную многовековую войну на истребление с лютичами, а жабоедами наперебой называли друг друга. Потому-то есть жаб казалось самым обидным, хотя есть, говорят, народы на берегах Сены и Тибра, которые жаб едят и пальчики облизывают.
Сотни племен ближе к западу объединились в четыре племенных союза: вагры, полабы, бодричи и варны, а те вошли в сверхсоюз, именуемый бодричами со столицей в Велиграде. Каждая пядь этой земли полита кровью. Бьются два могучих союза славян, которые поклоняются одним богам, говорят на одном языке. Что ж, это уже веская причина, чтобы ненавидеть друг друга.
В каждом доме, как отметил Томас, парили и гнули дубовые доски, готовили под щиты. Малые, средние, большие. С малыми круглыми ходят в короткие набеги, со средними — в дальние, а большие щиты хороши только для обороны, боя на городских улицах, в своих домах.
Долгими зимними вечерами при свете лучин вытачивались бляхи из копыт коней, своих и диких, из лобных костей коров, быков, туров. Из них умельцы так искусно набирали доспех поверх кожаного панциря, что костяная чешуя лежала как на большой рыбе. Легкие сабли скользят, стрелы отскакивают, даже сильный удар копья уходит мимо.
Томас, весь перевязанный чистыми тряпицами, обнял Звенько.
— Спасибо! Ты спас наши шкуры. Если что понадобится, только свистни!
— Вряд ли свидимся, — ответил Звенько и сдавил Томаса в объятиях с такой мощью, что у того затрещали кости. — Ох, прости... Ну, на тебе заживает быстро! Раны победителей заживают быстрее, чем раны побежденных. А ты их уже сам побивал, я зря вмешался.
Он ухмыльнулся. Оба знали, насколько Томас побеждал.
В родном краю и стены помогают, но войско крестоносцев было в чужом краю. В сарацинских степях они видели мир во всю ширь, видели, как садится тяжелое, багровое солнце, запоминали,
Хуже того, из-под земли, прорывая толстый мох, лес вылезает толстыми отвратительными корнями, на которых не только кони, но и люди ломают ноги. То, что выглядит слегка холмистой дорогой, оказывается переплетением скользких, за которые не ухватиться, белесых корней, умело прикрытых толстым зеленым мхом. Прорывался мох беззвучно, рыцарь порой исчезал с головой, приходилось останавливаться всему отряду, выволакивать наверх попавшего в западню леса.
Эти земли издавна пытались захватить магдебурские и бременские маркграфы. К ним стягивались, как волки в готовую к набегу стаю, рыцари со всей Европы в надежде получить захваченные земли в удел. А когда после крестовых походов вернулись уцелевшие рыцари, то папа римский их тоже бросил в кровавую бойню на славянские земли, благословил на захват и грабежи.
Они-то, закаленные ветераны сарацинских битв, сумевшие выжить, и были на острие похода. У себя на родине могут стать зачинщиками смут, ибо за время их отсутствия земли прекраснодушных подвижников уже захвачены и поделены теми, кто твердо знает, в каком мире живет. А здесь можно сгинуть да еще и пользу принести, отвоевав часть земель, или хотя бы ослабив сильного противника.
И вот грозное войско тяжело двигалось через дремучий лес. Поляны, на которых отдыхают кони, а люди видят небо, почти не встречались. Тяжелые рыцарские кони увязали во влажной земле, столетиями не видавшей не то что солнца — неба. Корни выступали из земли, прикрытые толстым слоем мха, кроты и барсуки рыли подземные ходы так близко к поверхности, что около десятка коней с переломанными ногами оставил великий магистр Ордена благородный рыцарь Гваделуп позади войска. Да и сам, спешившись, почуял внезапно, как земля ушла из-под ног. Провалился всего по колено, под ногами в норе что-то страшно завизжало и вцепилось острыми зубами в сапог, но выбрался весь белый от испуга, сердясь на рыцарей, прятавших ехидные усмешки.
Даже проводники постоянно оглядывались, примечали деревья, повороты, ручьи, медлили, отчего магистр гневался и грозил страшными пытками. Ему объясняли, да и сам знал, что каждую весну такой лес меняется. Если дубы-великаны еще стоят, то на месте прошлогодней тропки может появиться болотце, ручей изменит русло, старых тропок нет, а завалы из огромных деревьев возникают совсем в других местах.
Ценой огромных усилий вышли к засеке из поваленных деревьев. Гваделуп застонал от злости, поклялся когда-нибудь сжечь этот лес вместе с мерзкими язычниками, что живут в нем аки звери. Наваленные крест-накрест вершинками встречь чужаку, деревья образовали непроходимую преграду. Еще полдня истратили, пока нашли тайные проходы. Долго рубили и растаскивали, чтобы могли пройти и тяжелые рыцарские кони.
Едва ступили на найденную тропу, как в дальнем краю поляны резко взметнулась листва. Донесся резкий щелчок спущенной тетивы. Гваделуп не успел схватиться за щит, как конь рухнул, будто ему подрубили ноги.
Магистр успел выдернуть одну ногу из стремени, но его тоже бросило на землю. С бранью поднялся, красными от гнева глазами оглядел поляну. Пятеро воинов, прикрываясь щитами, спешно бросились на ту сторону. Раздались еще два щелчка, двое воинов рухнули. Трое добежали целыми, один сразу заорал: