Стоянка
Шрифт:
Эллен не пришлось просить дважды — этот язык женщина понимала с полуслова. В поле зрения Ли возникли ее сандалии на босу ногу. Незнакомец принялся считать вслух:
— Раз, два, три, четыре…
— А ну шевелись! — гаркнул Ли и ощутил, как грубый сапог пнул его в зад, не сильно, но болезненно. Сигнализация продолжала оглашать окрестности.
— Ты слышала? Шевелись!
Сандалии перешли на бег, рядом с женщиной неслась ее тень. Незнакомец дошел до двадцати, когда завелся моторчик «круизера». На
Когда автомобиль выехал на шоссе и звук мотора стих вдали, его мучитель несколько удивленно поинтересовался:
— Ну и что мне с тобой делать?
— Не бейте меня, мистер, — сказал Ли, — пожалуйста, не бейте.
Когда автомобиль скрылся из виду, Хардин перекинул монтировку в другую руку. Ладони вспотели, и он едва не выронил ее. Только этого не хватало! Стоит железке звякнуть о бетон, как Ли окажется на ногах. И пусть он совсем не такой крепыш, каким его воображал Дикстра, он все-таки опасен. Это он доказал.
Как же, опасен, для беременных баб он опасен.
И что с того? Если он позволит Ли-Ли вскочить, придется драться. Хардин чувствовал, что Дикстра пытается вернуться, рвется обсудить этот вопрос и еще парочку сопутствующих. Хардин задвинул Дикстру подальше. Не время и не место для нравоучений.
— Что мне с тобой делать? — В голосе незнакомца звучала настоящая растерянность.
— Не бейте меня, — сказал человек на земле. Он носил очки — такого от него не ждали ни Хардин, ни Дикстра.
— Не бейте меня, мистер.
— Дошло! — воскликнул Хардин («Придумал!» — выразился бы Джон Дикстра). — Сними очки и положи рядом с собой.
— Зачем…
— Заткнись и делай, как велено.
Ли в выцветших «ливайсах» и ковбойской рубашке (сейчас рубашка выбилась из джинсов и топорщилась на заднице) правой рукой начал снимать очки в проволочной оправе.
— Левой.
— Но почему?
— Я сказал, левой!
Ли снял хрупкие очки в изящной оправе и положил перед собой на бетон. Хардин тут же наступил на них каблуком. Раздался треск и хруст стекла.
— Что вы делаете? — взвизгнул Ли.
— А ты как думаешь? Ствол есть?
— Нет! Господи, откуда!
Хардин поверил сразу. Если у Ли и было оружие, он хранил его в багажнике укатившего «круизера», да и то вряд ли. Стоя за дверью женского туалета, Дикстра воображал здоровяка-работягу, а этот тип больше походил на бухгалтера, три раза в неделю посещающего тренажерный зал.
— Сейчас я вернусь в машину, выключу сигнализацию и уеду, — сказал Хардин.
— Да-да, разумеется, вам давно пора…
Хардин предупреждающе пнул его, посильнее, чем раньше.
— Это тебе давно пора заткнуться. Лучше скажи, чем ты тут занимался?
— Хотел преподать чертовой суке хоро…
Хардин
Ну и чем он отличался от Ли-Грозы-Сортиров сейчас, когда Ли-Мордой-в-Пол лежал перед ним и четкая тень от двери перерезала его спину по диагонали? Да ничем. Ну и пусть, гораздо больше его занимало другое. Что, если со всей силы заехать Ли в левое ухо, но так, чтоб не насмерть? Хрясь! Приятный, должно быть, звук. А если он ненароком откинется, невелика потеря. Кому он нужен? Этой дуре Эллен? Да пошла она.
— На твоем месте, дружище, я бы заткнулся, — сказал Хардин. — Это было бы самым разумным решением с твоей стороны.
Выговоришься, когда копы приедут.
— Почему вы не уходите? Оставьте меня в покое! Сломали очки, этого мало?
— Мало, — честно сознался Хардин. Потом подумал и спросил: — А знаешь что?
Ли не рвался узнать.
— Я медленно пойду к машине, захочешь, догоняй. Выясним отношения лицом к лицу.
— Как же, догоняй! — заныл Ли. — Да я без очков ни хрена не вижу!
Хардин поправил свои на переносице. Ему совершенно расхотелось в туалет. Как странно.
— Посмотри на себя. Ты только посмотри на себя.
Должно быть, Ли почудилось в его голосе что-то нехорошее — в неверном свете луны Хардин заметил, как он задрожал. Но Ли благоразумно хранил молчание. Мужчина, стоявший над ним и не дравшийся ни разу в жизни — ни в старших классах, ни даже в младших — понимал, что все кончено. Если у Ли есть пушка, он может выстрелить ему в спину, но он не станет стрелять, потому что он… как же это называется?
Сломался.
Старина Ли сломался.
И тут Хардина осенило:
— Имей в виду, я записал номер твоей машины, запомнил ваши имена и буду следить за вами по газетам.
В ответ ни звука. Ли лежал на животе, раздавленные стеклышки очков блестели в лунном свете.
— Счастливо оставаться, говнюк, — сказал Хардин, спокойно вернулся на парковку и укатил восвояси. Шейн в «ягуаре».
Минут десять или пятнадцать все было нормально. Более чем достаточно, чтобы пошарить по радиоволнам и, плюнув, включить диск Люсинды Уильямс. Затем желудок, наполненный цыпленком с картошкой из «Золотой кружки», внезапно подкатил к горлу.
Он съехал на аварийную полосу, переключил передачу, попытался встать и понял, что не успеет. Тогда он просто повис на ремне безопасности и сблевал на тротуар. Его трясло. Зубы выбивали дробь.