Стоящий у Солнца
Шрифт:
Дождавшись, когда она заглянет к нему в комнату и позовет на ужин, Русинов показал на доску и спросил, кто автор этого наставления. Варга огладила ладонью выжженный текст, будто читая его пальцами.
— Это букварь, — объяснила она. — Подарили, когда ослепла. Училась читать руками...
На глянцевой, отполированной каповой доске буквы действительно можно было ощущать пальцами. Но уж слишком замысловатым и мудреным был текст!
— Научились?
— Научилась, да читать нечего, — сокрушенно сказала она. — Нет таких книг...
— Откуда же это наставление? — возвращая ее к началу
— Не знаю, — уклончиво проговорила Любовь Николаевна. — Скорее всего, арабский источник... Пойдем ужинать?
«В самом деле, что я пристал к старухе? — усмехнулся он про себя. — Все кругом — пустота... И нечего искать, нечего дергаться. Предупреждала Ольга не задавай вопросов!»
Потом он сам щупал доску руками, пытался «читать» — и прочитывал! Действительно, какой-то букварь...
«Не ищите камней на дне росы и не поднимайте [оных], ибо камни [сии] легки в воде и неподъемны на поверхности [ее], а [следовательно], повлекут [вас] на дно с головой...»
Да это же о нем! Он ищет камни на дне росы! Ныряет в воду и пытается поднять, а камни в воде легки и неподъемны на поверхности. И влекут на дно с головой...
Не ищите камней на дне росы!
«Дабы очистить росы, затворите [их], а воду пустите на нивы. И обнажатся камни и прочие [нечистые] наносы... И будет труд [ваш] тяжел, но благодарен...»
Это звучало как наставление по очистке собственного сознания от «камней» и «нечистых наносов». Очищение духа и разума, избавление от сути изгоя!.. Не может быть, чтобы эту доску умышленно повесили в его комнату. Да и висит тут она давным-давно! Нет, это букварь для очищения, некое постоянное напоминание о чистоте «рос»... Роса — это не оросительный канал! В переводе с древнеарийского — «сияющий, лучезарный»!
Чтобы быть сияющим, носящим свет — спустите накопившуюся в вас грязную воду, и обнажатся камни! Иначе не увидеть этих камней в мутной воде, а нырять и доставать их — напрасный труд...
Пусть обнажатся камни! И тяжелый труд возблагодарится светом.
Если это напоминание для гоев, то нечто подобное этой доске должно быть и в доме Ольги. В тот же вечер он пошел к участковому, однако его, как всегда, встретила мать, Надежда Васильевна, не пустила дальше крыльца и с сожалением, не ожидая вопроса, сказала, что Оля еще не приехала и никаких вестей не присылала...
Пришлось уйти, как всегда, несолоно хлебавши. Он вернулся к Любови Николаевне и вдруг обнаружил, что каповой доски на стене нет. Осталось лишь темное пятно, точно повторяющее конфигурацию...
В эту ночь он первый раз заснул после пещер, но очень чутко, настороженно. И проснулся оттого, что почувствовал: кто-то находится в комнате! Первой мыслью было — Ольга! Но, открыв глаза, увидел склонившегося над ним мужчину.
— Виталий? — спросил он.
— Тихо! — Вошедший приставил пистолет к виску. — Вставай без шума. Одевайся, пошли со мной.
Это был не Раздрогин, а совершенно незнакомый человек. Так еще с Русиновым здесь не обращались...
— Кто ты? — спросил он.
— Все вопросы потом, — прошептал незнакомец, не убирая пистолета. — Собирайся быстро.
Русинов оделся. По крайней
На улице незнакомец положил пистолет в карман куртки и, не вынимая руки, приказал идти вперед по огороду. Они перелезли через изгородь, и конвоир указал направление — к лесу в конец поселка. За косогором стоял пустой лесовоз на дороге. Едва они приблизились к нему, как заработал двигатель и открылась дверца. Незнакомец толкнул пистолетом в спину:
— Вперед, Мамонт! В кабину!
Машина тронулась без света, на малых оборотах. В кабине оказалось еще два человека, так что Русинова зажали плотно, с двух сторон. Через километр водитель прибавил скорость и включил свет. Это были исполнители, и заводить с ними разговор не имело смысла. Иначе бы уж что-то спросили. Лесовоз попылил немного по проселку и свернул на один из волоков. Покружив по вырубкам, въехали в сосновый бор. В свете фар откуда-то с обочины выехала «Нива» с багажником на крыше. Лесовоз остановился, Русинова высадили из машины и подвели к «Ниве».
— Садись, — велел один из конвоиров. — Прокатимся с ветерком.
Русинова снова зажали с двух сторон. На коленях человека, сидящего слева, лежал автомат с коротким стволом, так называемая «Ксюша». Судя по всему, это была Служба, но не банда: чувствовалась воинская дисциплина, немногословие, знание своего дела, хотя все это как бы слегка огрубленно, по-милицейски. «Нива» в самом деле полетела с ветерком. Русинова бросало по сторонам, прижимая к рядом сидящим. Водитель умел ездить по местным дорогам на хорошей скорости — значит, не первый день крутил тут баранку. Скорее всего, это были люди Савельева. Но почему вдруг такой оборот, если Иван Сергеевич утверждал, что нашел общий язык и теперь вот-вот должен подмять Савельева?.. Не подмяли ли самого Ивана Сергеевича? И сейчас начнут подминать Мамонта...
Отчего они вдруг стали такими резкими?
Машина свернула по направлению к Верхнему Вижаю. Русинов уже хорошо разбирался в здешних дорогах и направлениях. Если там встретит Савельева, значит, Ивана Сергеевича переиграли. Слишком увлекся, слишком расслабился и осмелел «старый чекист», так, что возит за собой барышню, работающую сразу на всех. А кто работает на всех — тот работает только на себя, и ни на кого больше. Это закон.
Савельева в Верхнем Вижае не оказалось. «Нива» остановилась возле какой-то стройки. На улице светало, и Русинов различил два строительных вагончика за штабелями бруса и досок. Его ввели в один из них — Савельева не было. В тесном рабочем помещении с инструментами, спецодеждой и какими-то деревянными деталями находились два человека: приятный седоватый мужчина лет пятидесяти в белой свежей рубашке и джинсовой куртке, другой — помоложе, сухой, подвижный, тренированный, поперек губ — складка — признак скрытой циничности и себялюбия. В любом случае оба — не прорабы, не бригадиры на стройке, но большие начальники, привыкшие к кабинетам.