Стоять насмерть!
Шрифт:
Я подошел к этой странной мельнице, встал на подножку, провел ладонью по внутренней поверхности котла.
– Трава! – сказал я, сдувая опилки. Под полусферическим потолком звонко отозвалось эхо.
– Было бы странно, если бы вы нашли здесь муку, – ответил Гурьев, косясь на агрегат. – И что вы намерены делать дальше?
Я подпрыгнул, ухватился руками за край котла, подтянулся и влез в него. Гурьев, поджав тонкие губы, наблюдал за мной.
– Не думаю, что администрация очень обрадуется, когда найдет в наркотическом порошке ваши кости и волосы, – мрачно
Устройство машины было настолько элементарным, что на изучение ее я потратил не больше трех минут. Котел, вращаясь по оси, отсеивал крупные элементы от мелких и поочередно подставлял их под ножи, которые проводили грубую рубку. До этих ножей, очень напоминающих гильотину, я добрался по внутренней части трубы. В рабочем состоянии ножи опускались попеременно, чередуясь друг с другом. Сейчас они застыли в том положении, когда один нож был опущен вниз и наглухо перекрывал дальнейший путь сырья, а второй был поднят вверх максимально. Я постучал по гигантскому лезвию ногой и полез обратно. Когда моя голова показалась над срезом котла, Гурьев недовольно чмокнул губами.
– И ради того, чтобы полазить по этой машине, вы и затеяли всю эту рискованную ночную прогулку?
Я перевернулся через край и спрыгнул на пол.
– Вы нигде здесь не заметили пусковой кнопки?
– Что?! Пусковой кнопки? Вы хотите запустить машину?
– Вы догадливы.
– Кирилл, может, будет достаточно на словах объяснить вам процесс выработки героина, и мы не будем запускать конвейерную линию?
Я рассмеялся, похлопал химика по плечу.
– Ну-ну, Гурьев! Не упражняйтесь в остроумии. Я тронут тем, что вы так печетесь о моей осведомленности в области производства наркоты. Но запускать машину я буду с другой целью… Осмотрите корпус справа, а я – слева.
– Хорошо, хорошо, я осмотрю корпус справа. Я сделаю все, о чем вы меня попросите, – проворчал Гурьев и пошел между стеной и агрегатом. – А чего тут, собственно, осматривать? Вот она, ваша кнопка.
Весь фокус заключался в том, чтобы врубить машину на долю секунды, прогнать четверть фазы, в которой первый нож приподнимется, а второй только начнет опускаться.
– Тсс! – засвистел Гурьев и показал мне кулак. Я замер и прислушался.
– Что вы все время цыкаете? – спросил я после паузы. – Нервы не выдерживают?
– Вы хорошо закрыли входную дверь?
– На ключ.
– Я не о той. Дверь в бокс!
– Извините, но мне никак не удалось навесить снаружи замок. Дверь руку защемляет.
– Не старайтесь, вы все равно не похожи на клоуна.
– А зачем вы задаете глупые вопросы? Разве вы не видели, как я закрыл дверь? Чего вы беспокоитесь?
– Мне показалось, что где-то там, – он неопределенно махнул рукой, – крики и топот.
– Даже если сюда уже бежит тревожная группа, то поздно переходить на шепот и прятаться. Давайте не будем отвлекаться на всякую ерунду! – Я подпрыгнул, ухватился за край котла и снова полез в него. – Когда я дам команду, включите машину на мгновение и тут же выключите красной кнопкой. Потом снова включите, и снова выключите. И так до тех пор, пока я не крикну вам.
– Мне думается, что вы крикнете сразу, – угрюмо заметил химик. – Причем очень громко. Но последний раз в жизни. И утром контролер, мой напарник, обнаружит ваши косточки в героине… Вы не знаете, который час?
– Четверть третьего. Поторопимся.
Я опустился на дно котла, влез в трубу, где мне пришлось согнуться вдвое и упереться в стенки ногами и руками, чтобы ненароком не соскользнуть под ножи, и крикнул Гурьеву:
– Запускайте!
Он не рассчитал и продержал машину включенной слишком много. Ножи с тяжелым грохотом тронулись с места и замелькали перед моими глазами. Над головой с нарастающей скоростью начал вращаться котел. Когда Гурьев нажал «стоп», проход на этот раз закрыл второй нож.
– Вы представляете себе, что такое четверть секунды? – крикнул я, и медная труба загудела от моего голоса.
Гурьев не ответил, ножи снова загрохотали, первый пошел вниз и в сантиметрах десяти от плахи замер. Перебор!
Я пригнул голову, посмотрел одним глазом в черную щель. Был бы тараканом – пролез бы. Черт подери, эдак мы здесь до рассвета можем воздух рубить.
С пятой попытки оба ножа зависли сантиметрах в сорока над плахой. Боясь, что химик снова запустит мотор и все испортит, я закричал и стал выбираться на край котла.
– Вы удовлетворены? – спросил Гурьев.
– Вполне. Сможете взобраться сюда сами или вам помочь?
Химик вздохнул, с опаской посмотрел на агрегат.
– Интересно, а он сам не может врубиться?
Я подал ему руку. Гурьев пыхтел, кряхтел, смешно дрыгал ногами, и мне пришлось попотеть, прежде чем он оказался рядом со мной.
– Господи, прости меня! – взмолился он, глядя на черную дыру под ногами.
– Одолжите на минутку ваш пистолет, – попросил я его.
– Вы хотите избавиться от меня? Сделайте милость! – ответил он и за глушитель вытащил из кармана «магнум».
Я выстрелил по главному рубильнику. Пистолет глухо щелкнул, свет погас, в темноте что-то звякнуло.
– Ползите за мной, здесь достаточно просторно. Только под ножами придется лечь на живот, – сказал я, возвращая Гурьеву оружие.
– И пригнуть голову, – добавил от себя химик. – Надо было предварительно воротник у куртки отрезать, – забормотал он изменившимся голосом. – Исповедаться, выпить водки, выкурить сигарету. Такую традицию до сих пор свято соблюдают все смертники во Франции, приговоренные к гильотине… Вы мне ботинком заехали прямо в лоб, между прочим.
– Извините. Тут очень темно, и я не знал, что это именно ваш лоб… Я не ошибаюсь, что, подумав о гильотине, вы невольно стали вспоминать все свои грехи?
– Вы ошибаетесь, – язвительным голосом отозвался Гурьев. – И к чему вообще эта дурацкая дискуссия в такое время и в таком месте?.. Чего вы застряли?
Я пролез под ножами, нащупал резиновую ленту конвейера. Она обрывалась на краю колодца, о глубине которого я мог только догадываться. Достал спички. Гурьев шумно задышал над левым ухом.