Стойкий запах лосьона
Шрифт:
– В какую?
– Шевченковского района. Следователь Думич.
– Этого не знаю. Наверное, новенький, из молодых... Что ты ему сказал?
– То, что и вам сейчас. Делал все, что нужно в этих случаях, все, что мог: капельницы, инъекции. Он прожил двое суток с небольшим и умер не приходя в сознание.
– История болезни есть?
– Конечно. Но следователю этого мало.
– Почему?
– В жалобе сказано, что я ошибся в диагнозе.
– А вскрытие?
– Подтвердило мой диагноз.
– Так в чем же дело? Надо снять копию с протокола вскрытия.
– Протокол потеряли, - Костюкович
– Это хуже, - Левин задумался.
– Тебя, конечно, потаскают, нервы потреплют. Тут еще многое будет зависеть от того, какую позицию займет руководство больницы: главврач, начмед. У тебя как с ними?
– С начмедом нормально. С главным похуже, он вообще дерьмо. Едва ли станет меня защищать, скорее отдаст на съедение.
– А зав патологоанатомическим отделением как?
– Она подтвердила мой диагноз. Вскрывала она.
– Это важно.
Костюкович хотел было сказать, что это ничего не меняет, поскольку "они любовники", как сказано в жалобе на имя главврача, и подтвердить диагноз теперь нечем - все похищено, но передумал.
– Я написал объяснение в прокуратуру, хотел вам показать, - он достал из кармана сложенный вчетверо листок бумаги.
Пока Левин читал, Костюкович размышлял: "Сказать ему или нет, что обе жалобы, конечно, инспирированы, что написаны, как он уверен, не матерью Зимина? Но где у него доказательства? Он не имеет права назвать тех, кого подозревает, они легко отопрутся: скажут, что у них нет и не было оснований обвинять Костюковича, что они испытывают к нему только уважение и дружеское расположение, недавно даже обедать его приглашали в гриль-бар". "А разве не так?" - "Приглашали с расчетом".
– "С какой стати, зачем!" - "Да, нам не очень приятно, что после смерти нашего товарища Марк Григорьевич все еще копается в этом. Это верно. Да и мать Зимина недовольна этим. Вот и вся наша корысть. Тут любезнейший Марк Григорьевич загнул..."
– Ну что ж, бумага составлена нормально. Пусть этот Думич и возится: доказательств, что ты невиновен, нет, кроме твоих слов, но и у жалобщика, как я понимаю, тоже одни слова. Есть категория дел особенно ненавистных следователям: заказные убийства, дела об изнасиловании и подобные твоему. Работы сейчас в прокуратурах по горло: захлебываются, есть дела покруче, которые надо разматывать немедленно, в срок, а с твоим можно и погодить, не горит. Вот так оно и будет, увидишь. В данном случае время - твой союзник. Так что относи следователю эту писульку, не нервничай, работай спокойно, чтоб у тебя опять кто-нибудь не помер, - сказал Левин.
– Спасибо, Ефим Захарович.
– Пожалуйста, доктор. Кстати, у меня к тебе есть тоже профессиональный вопрос, - Левин вышел в другую комнату и вернулся, держа в руке небольшой зеленый туб, который Михальченко на пару дней взял в информационном отделе "Фармации".
– Какое-то лекарство, показывал жене, но она с таким не сталкивалась. Посмотри и растолкуй мне, аннотация внутри.
Костюкович открыл туб, в котором оказались маленькие таблетки, там же аннотация, он развернул листок.
– Это довольно мощный препарат. Сейчас такой только за валюту купишь, - он вложил листок на место, закрыл туб.
– Решили попринимать? Кто порекомендовал? В связи с чем?
– Объясни мне подробней, с чем это едят?
– Мы в невропатологии редко этим пользуемся. Но вообще в клинической практике он применяется довольно широко; оказывает стимулирующее влияние на синтез белка в организме.
– А конкретней?
– Стимулирует вес, улучшает общее состояние, при заболеваниях, когда организм истощен, назначают в предоперационном и послеоперационном периодах. Пользуются им в гинекологии и в кардиологии. В общем, это препарат широкого спектра.
– Значит, не наркотик?
– Нет, нет... Вы можете дать мне его на один день, хочу показать коллегам в больнице? Похоже, это - новинка.
– Но только на один день, Марк. Мне срочно надо вернуть. Это приятель достал себе, попросил, чтоб я показал жене, она все-таки опытный провизор.
– Чем он болен, ваш приятель?
– Перенес инфаркт.
– Пусть с лечащим врачом тоже посоветуется, - заметил Костюкович. Препарат сильный...
Вернувшись к себе, Костюкович еще раз прочитал черновую копию своей объяснительной записки, исправил несколько фраз, сделав их пригодными для прокуратуры, открыл пишущую машинку и начал печатать. Через какое-то время вошла сестра.
– Я затеяла маленькую постирушку, дай мне твои грязные сорочки. Я воротники постираю вручную, - сказала она.
– Брось ты мучить руки, сунь в машину, ничего с этими сорочками не сделается... Возьми, они в правом шкафу, все на одной вешалке.
– Ты, конечно, крупный специалист прачечных наук, но не лезь в бабские дела... Что это? Где ты взял?
– она указала на зеленый туб, стоявший на письменном столе.
– У Ефима Захаровича. Это западногерманский. Хочу показать ребятам в больнице.
– Чем он интересен?
– Посмотри, по сколько он миллиграммов! Такого я еще не встречал!.. Умеют немцы делать!
– Я видела на днях такой же у Погоса.
– Тоже достал? Ну, ему сам Бог велел, это, кажется, его хобби?
В другой комнате зазвонил телефон. Ирина вышла, затем крикнула оттуда:
– Марик, тебя! Нежный женский голосок, обрадуешься.
– Марк? Здравствуйте. Это Каширгова, - услышал он, взяв трубку.
– Вы же на курсах в Киеве, Сажи!
– Я приехала на субботу и воскресенье. Есть неотложные дела по дому... Тут, говорят, кое-какие новости появились за время моего отсутствия? Я позвонила коллеге из отделения, чтоб узнать, как там у них дела, а он мне и выложил: кража из архива, главный вызывал его и допрашивал о наших с вами отношениях. Что вообще произошло? Если вы свободны, подъезжайте ко мне, поговорим.
– Кое-что произошло. Но лучше, если мы встретимся где-нибудь в городе, - сказал он.
– Давайте тогда в сквере напротив агентства "Аэрофлота". Это мне удобней всего, близко от дома. Когда вы сможете?
– Минут через двадцать.
– Договорились, - она положила трубку.
Он обрадовался этому звонку, тому, что увидит Сажи, что сможет ей все рассказать и посоветоваться.
Сидя в сквере на скамье, он ждал ее появления из переулка, всматривался в его глубину. Ему хотелось увидеть ее еще издали и наблюдать, как она идет. Но Сажи появилась с другой стороны, неожиданно, и когда она возникла перед ним, Костюкович даже растерялся. Он подвинулся на скамье, как бы предлагая ей сесть.