Стойкий запах лосьона
Шрифт:
Теперь же, когда в его руках были восстановленные стекла некропсии, все его тревоги и недоумения улеглись, уступили место веселому ожиданию, возникло даже нетерпеливое любопытство: что появится в глазах главного, когда тот увидит восстановленные стекла...
Было начало пятого, когда Костюкович возвращался домой. В подъезде он помог соседке спустить коляску с ребенком, своими ключами отпер дверь, в прихожей оставил кейс, прошел в комнату, и тут же в нос ему шибанул какой-то парикмахерский запах - резкий, сильный, но приятный. "Лосьон, как тогда в больничном тоннеле и в машине!" - вспомнил он. Из ванной доносился шум воды. Значит, Ирина дома. Он прошел в комнату, где запах ощущался сильнее. Вскоре сестра показалась из ванной, на голове у нее был тюрбан
– Не принюхивайся, - сказала сестра, сняв тюрбан и вытирая волосы. Это от меня, наверное, еще разит. Мыла голову, чтоб избавиться от этого аромата... Сейчас просушу немножко феном и сядем обедать... Сумасшедший Погос выплеснул на меня полфлакона лосьона!..
За обедом она рассказала. Пошла к Погосову, отнесла ему проспект симпозиума. На столе у Погосова стояла недопитая бутылка коньяка и небольшая, обтянутая целлофаном красивая коробка. Поняла - туалетная вода. Он поймал взгляд Ирины, задержавшийся на коньячной бутылке, на двух рюмках и двух маленьких чашечках с кофейной гущей на дне, рассмеялся:
– Гость был... И вот... Красивая?
– он вертел в руках коробку с лосьоном, затем стал читать надпись на фирменной этикетке: "Шанель "Эгоист". Париж". Вот дизайн, а! Лизнуть хочется, так вкусно сделали.
– Сколько ж ты отвалил?
– спросила она.
– Это подарок, Ира. Но зачем он мне? Возьми себе. Я ведь не пользуюсь.
– Во-первых, подарили тебе. Во-вторых, это мужской, - ответила она.
– Сейчас понюхаем, что это такое, - и стал резко срывать целлофановую обертку с флакона. Руки у него тряслись, и она поняла, что он пьян. Не успела ничего сказать, как он нажал на колпачок на горлышке флакона и окатил ее одежду струей, затем как из огнетушителя стал поливать ей голову, смеясь: - Ничего дождик!
– Ты с ума сошел, Погос! Что ты делаешь!
– увертываясь, чтоб шипящая струя не попала в глаза.
– Я же провоняюсь насквозь! От меня в трамвае будут шарахаться...
– Поэтому я мыла голову, - закончила сестра.
– Иначе тебе пришлось бы противогаз надеть.
– Выгонят когда-нибудь твоего Погосова из института за пьянство, сказал Костюкович.
– Директор без него шагу сделать не может, души в нем не чает. Без погосовской лаборатории институт можно закрывать. А лаборатория эта и есть сам Погос. Он тянет наиболее интересные разработки и самые трудные хоздоговорные темы...
19
В конце рабочего дня, когда Левин уже собирался домой, позвонил Чекирда:
– Вы просили поставить вас в известность, Ефим Захарович. Так вот: час назад прибыл наш груз - три полиэтиленовых мешка, в них порошок для пластмассы. Я сам ездил на склад, груз в сохранности, все проверено в присутствии таможенника и нового завскладом.
– А старый куда подевался?
– Вроде сняли с работы... Я сообщил этому новенькому, что завтра утром, часов в десять, вывезем со склада. В общем сделал так, как вы рекомендовали.
– Хорошо. Но забирать эти мешки завтра не нужно.
– Почему?
– удивился Чекирда.
– Подождем сутки-другие. Без нас ничего не предпринимайте, и Боже вас упаси появиться в эти дни на складе. Вы поняли?
– Не совсем.
– Чего вы не поняли?
– Зачем все это?
– Мои фантазии, Артур Сергеевич. Так что будьте добры потакайте им и не задавайте мне трудных вопросов... Всего доброго.
Складские модули различных баз и учреждений находились за городом. С магистрального шоссе был съезд на раздолбанную тысячами автомобильных колес узкую грунтовую дорогу. Слева вдоль нее шел ров, за которым расстилалась поросшая бурьяном низина, а справа километра на два тянулось высокое сплошное ограждение - местами из бетонных плит, местами из толстой проволочной сетки. В длинной этой стене имелось много широких железных ворот с будками вахтеров и надписями, какой организации принадлежат данные склады. В обоих направлениях - от шоссе и к нему - почти впритык шли тяжелогрузные машины - крытые и открытые, пустые и уже с ящиками, контейнерами, мешками, тюками, картонными коробками. Пыль стояла, хоть фары зажигай.
Матерясь и подскакивая на ухабах, Михальченко крепко держался здоровой рукой за скобу.
– Смотри, не проскочи, - сказал он Стасику.
– Я помню, где это, Иван Иванович, там кто-то на воротах нацарапал слово из трех букв во множественном числе.
– Народ у нас умеет шутить на эту тему...
Ворота складов универсальной базы "Промимпортторга" были распахнуты. Из них выезжал "Камаз". За ним в очередь стояло два грузовика с высокими бортами.
– Я выскочу, а ты развернись и стань поудобней, чтоб тебя не "заперли". Может, придется сразу садиться на "хвост", - Михальченко почти на ходу выпрыгнул и, пригнувшись, прикрытий "Камазом" и грузовиками, проскочил по другую сторону от вахтерской будки на территорию склада. Дальше пошел медленно, вальяжно, словно томился тут давно, ждал, то ли пока его машина у терминала загрузится, то ли пока разгрузится. Он приблизился к нужному ему модулю. Народу и машин было много, по терминалу туда-сюда разъезжали автопогрузчики и мототележки с бортами. Кто-то получал товар, кто-то опорожнял контейнеры. Содержимое их вносили в темное прохладное нутро огромного ангара. Молодой парень с распатланными светлыми волосами носился по терминалу, заходил внутрь склада, в конторку, подписывал какие-то бумаги, возвращал часть из них шоферам и экспедиторам. Это был новый завскладом, по его заполошенному виду, по пачке бумажек, постоянно появлявшейся в его руках, Михальченко понял, что парень еще не обвык, нервничал. За ним степенно следовал высокий мордатый блондин в куртке таможенника. Они то подходили вместе к грузополучателю, ждавшему у своих контейнеров, вскрывали их, сверяли груз по бумагам, то расходились таможенник в сторонку покурить, хотя это запрещалось висевшей надписью, или поболтать с кем-то из сновавших здесь людей, в то время как завскладом бежал в свою конторку опять что-то подписывать и шлепать штампики...
Все это Михальченко видел, прохаживаясь вдоль терминала, вдоль складов, заговаривая, перебрасываясь шутками с каким-нибудь водителем, ждавшим своей очереди; при этом Михальченко цепко держал в поле зрения распахнутые вороты ангара, где слева в тени за конторкой стояли нащупанные его взглядом три полиэтиленовых мешка.
Длилось это бесконечно долго. Никто не обращал внимания на Михальченко, он был для всех таким же ждущим очереди сдавать или забирать груз. Ему казалось, что он с Левиным промахнулись, ничего тут не произойдет. Начался уже перерыв, территория складов опустела. Заперев ангар, ушел завскладом, куда-то исчез таможенник, шоферы и экспедиторы сидели, скучая, в кабинах, кто жевал, кто тайно, в кулак, покуривал. Торчать одному на опустевшем дворе все равно, что голым становиться в очередь за молоком, - обратят внимание. И он пошел к проходной. Тетке-вахтерше, уже что-то хлебавшей из алюминиевой миски, сказал:
– Не успел до обеда загрузиться. Что-то сегодня народу много. На прошлой неделе получал товар, до перерыва успевал управиться. Пойду в вашу столовую, перекушу, - он знал, что в двухэтажном здании управления базы, фасадом выходившем в сторону шоссе, а тыльной - сюда, имелась рабочая столовая.
– Идите, идите, я вас уже знаю, вы приметный, - ответила вахтерша, откусывая кусок хлеба и поднося ложку ко рту...
Ни в какую столовую Михальченко не собирался: в "бардачке" у Стасика лежал пакет с бутербродами.
После двух он вернулся на территорию базы, где снова началась суета, а около трех у склада первым оказался "рафик", за ним другие машины. Михальченко в это время, прохаживаясь, был в конце терминала. Когда вернулся, глянул в глубину ангара, обнаружил, что трех мешков уже нет. Растерянно озираясь, заметил, что "рафик" подъезжает к воротам. Пока его шофер совал какие-то бумаги вахтерше, пока та отворяла тяжелые ворота, Михальченко через турникет в ее будке выскочил на дорогу и заспешил к своей машине.