Стою за правду и за армию
Шрифт:
Вдруг я слышу, что кто-то окликнул меня, назвав по фамилии. Оглядываюсь кругом – никого нет, кроме двух драгунских офицеров, усердно занятых своими стаканами.
– Что ты, душа моя, смотришь? – обратился ко мне князь, заметив, что я оглядываюсь по сторонам.
– Да кто-то зовет меня, – ответил я, – и голос знакомый, а никого нет!
В это время снова послышалось:
– Дукмасов!
И из-за полуоткрытой наружной стеклянной двери я увидел знакомую фигуру Михаила Дмитриевича, одетого в штатское платье.
– Вы как сюда попали? – обратился он ко мне.
– Приехал на пароходе, –
– Знаю, что не на воздушном шаре. Я не о том спрашиваю… Как вы очутились здесь, когда я послал вас на рекогносцировку к Черному морю?
– Я окончил свою работу, сдал ее начальнику штаба и последний отпустил меня сюда.
– Воображаю, много вы там сделали! Впрочем, я посмотрю… Затем, почему вы в военной форме? Ведь вам известно, что запрещено являться сюда в таком виде!
– Я казак, ваше превосходительство, и штатского костюма от роду не носил и до гробовой доски не надену, – отвечал я.
– Смотрите, как бы я вас за это не арестовал еще! – отвечал Михаил Дмитриевич, хотя я ясно видел по его глазам, что он шутит.
– Ну, скорее я вас арестую, ваше превосходительство! Ведь вы в штатском платье, а я в военном!
Михаил Дмитриевич от души расхохотался.
– Ну, вот что: кончайте скорее ваш обед и приходите ко мне в Английскую гостиницу. У меня есть к вам дело. Да, пожалуйста, не напивайтесь только!
Скобелев вышел, а я вернулся к Аргутинскому. Выпив еще вина, мы разошлись в разные стороны, условившись к десяти часам вечера явиться в театр. Ложу должен был взять Аргутинский. Скобелев сидел у себя в номере Английской гостиницы и что-то писал.
– А, явились. Ну, прекрасно… Теперь я вас больше и не пущу.
– Как не пустите?! – удивился я.
– Да так и не пущу. Запру двери – вот и все.
– Да мне нужно в театр, ваше превосходительство. Уже ложа взята у нас, – отвечал я.
– Это для меня безразлично. Сказано: не пущу – и никаких разговоров. Безобразничать будете, да еще в форме. Не пущу… Представьте себе, – продолжал он, обратившись к сидевшему тут же Маркову, – вот этого зверя я поймал в кондитерской, да еще с кем – с Аргутинским! Черт связался с младенцем… Если они вдвоем напьются, то разнесут вдребезги весь Константинополь. А потом отвечай за них. Мы вот лучше поужинаем вместе чинно и ляжем спать в свое время. А пока вот советую заняться книгами: я свежие получил, рекомендую!
– Ну их! – отвечал я. – Лучше вы отпустите меня с Марковым. У меня ведь номер занят уже и ложа взята!
– Не пущу… Не мешайте мне писать! – сказал генерал и начал что-то строчить.
Спустя немного времени мы спустились в столовую, поужинали и затем снова вернулись в номер. Скобелев приказал внести два тюфяка и положить их на пол.
– Вот вам постель, раздевайтесь и ложитесь. А завтра раньше встанем, и я вам дам работу.
Скобелев разделся, улегся на постель и стал читать газету. Мы расположились вблизи на тюфяках.
– Вот что, брат, – обратился я шепотом к Маркову, – как только он уснет – мы оденемся и удерем, а затем под утро вернемся обратно.
– Отлично, – согласился Марков.
Мы укрылись одеялами и притворились спящими. Скобелев почитал газету около получаса, затем вдруг встал, подошел к двери, запер ее на замок и ключ положил
«Вот тебе и раз! – подумал я, смотря из-под одеяла на принимаемые генералом меры против нашего бегства и толкая под бок своего соседа, – и последняя надежда лопнула!»
– Ваше превосходительство, – чуть не расплакался я, – зачем это вы дверь заперли?
– А чтобы вы не удрали! Народ ведь вы ненадежный, я знаю!
Михаил Дмитриевич улегся и потушил свечу… Несколько минут спустя я подошел осторожно к окну и стал осматриваться.
– Вы чего там смотрите? – слышу в темноте голос Михаила Дмитриевича.
– Смотрю, нет ли тут трубы. Мы по ней бы спустились. К несчастью, не оказывается.
– Ну так прыгайте прямо!
– Покорнейше вас благодарю. Чтобы шею сломать? Нет уж, видно, с вами трудно бороться. Покойной ночи, ваше превосходительство!
– Давно бы так!
Вскоре я услышал храп Михаила Дмитриевича. Мне что-то не спалось, и я долго ворочался на своем тюфяке. Утром я был разбужен от какого-то неприятного ощущения холода и мокроты. Открыв глаза, я увидел стоявшего перед собой в одном белье Скобелева, который из рукомойника преспокойно лил воду на меня и Маркова. Я моментально вскочил.
– Что вы делаете, ваше превосходительство?! – закричал я испуганно.
– Бужу вас! – заливаясь смехом, отвечал генерал, и струя холодной воды продолжала литься на мое тело. Рубашки наши и постель были совершенно мокры, так как Михаил Дмитриевич вылил на нас целый рукомойник и взялся за другой, полный, чтобы продолжать свое невинное занятие.
– Ну нет! – закричал я, бегая в одной рубашке по комнате. – Уж больше вам не удастся нас поливать!
И я, схватившись за рукомойник, хотел вырвать его из рук Михаила Дмитриевича.
– Марков, помоги мне! – кричал я, не будучи в состоянии справиться один.
Во время борьбы рукомойник вдруг полетел на пол, разбился вдребезги, и вся вода очутилась на дорогом ковре.
– Вот так-то лучше! – сказал я, и схватил со стола графин с водой. Скобелев бросился его отнимать, и графин очутился тоже на полу. Все хохотали до упаду, и Михаил Дмитриевич больше всех.
– Вот войдет человек сейчас, – заметил я, вытираясь полотенцем, – и подумает: каков русский генерал, чем занимается с подчиненным!
– Да вы же сами виноваты: спите так, что начальнику приходится вас будить.
– Хорош способ будить! – оправдывался я. – На что мы теперь похожи?!
– Ну не ворчите, давайте мириться. Вон возьмите там в чемодане мое белье и наряжайтесь.
Я и Марков надели его белье.
После завтрака Михаил Дмитриевич ушел в посольство, а около двенадцати часов мы все вместе поехали обратно на позицию в Св. Георгий. Здесь Скобелев получил приятную телеграмму, что скоро к нему приезжает из России его мать с бывшим воспитателем Жирарде. Известие это очень обрадовало Скобелева, и мы, воспользовавшись его хорошим расположением духа, отпросились снова к берегам Босфора. Бесцельно шатался я по улицам Константинополя и, наконец, очутился возле моста через Золотой Рог, на голубой водной площади которого виднелся целый лес мачт с разноцветными флагами всех наций, и между ними по разным направлениям сновала масса маленьких, легких яликов.