Стою за правду и за армию
Шрифт:
Об отбитии неприятельской атаки я послал с донесением командиру полка и своим соседям по обороне – Гречановскому и роте болгарского ополчения. Черкесы после неудачных попыток ворваться в город с западной стороны отошли за свой левый фланг и предоставили действовать пехоте и артиллерии.
Вскоре подошли к нам, т. е. на Филиппопольское шоссе, два полка драгун (казанцы и астраханцы [161] ), но так как в них не было уже надобности, то они и ушли обратно на восточную окраину города, наиболее угрожаемую. Через некоторое время я получил приказание присоединиться к своей сотне и спешиться.
161
Чины 12-го гренадерского Астраханского полка, сформированного в 1700 г.
Между
162
Винтовки системы Крнка (Крынка), находившиеся на вооружении русской армии во время Русско-турецкой войны 1877–1878 гг.
Я невольно залюбовался этой величественной картиной боя, этим смертельным поединком двух исторических врагов. Любовался также славным боевым дебютом юных болгарских дружин, с честью умиравших за свободу и счастье своей дорогой родины. Как львы дрались молодые воины, лишь несколько месяцев оторванные от сохи, с вдесятеро сильнейшим и, притом, опытным противником, с остервенением и злобой бросались они на целый лес турецких штыков, на почти верную гибель… Много уже отважных голов легло здесь, у окраины родного города, много болгарской крови впиталось в родную землю, и немногим из этих честных бойцов суждено было увидеть желанную, счастливую минуту освобождения их народа от векового, позорного и ненавистного ига.
Уже пал мертвым со знаменем в руках мужественный командир дружины, полковник Калитин [163] , пало еще геройской смертью много храбрых офицеров этого ополчения, но юные милиционеры и не думали об отступлении и готовы были все до единого умереть у окраины родного города.
«Гвардия умирает, но не сдается!» – писал Наполеон I в Париж с Ватерлооского поля сражения. Ту же фразу можно было бы повторить теперь относительно болгарских дружинников, в которых русские инструкторы сумели вложить русскую же отважную душу и уменье всецело жертвовать собой за честь и счастье родной земли…
163
Один мой товарищ по поводу геройской смерти Калитина применил к нему очень уместно, не помню чей-то, стих:
Он, презирая смерти страх,
Вооруженною рукою
Народ болгарский защищал
И за его свободу пал… (Примеч. автора.)
Но и для героев есть невозможное! Сила солому ломит! Как грозные тучи, все более и более надвигались турки на наши слабые позиции, целыми потоками магометанской крови завоевывая себе каждый шаг поля сражения.
Было около трех часов. Город от турецких артиллерийских снарядов горел в нескольких местах. Острый запах крови стоял в воздухе; страшная картина разрушения и смерти виднелась со всех сторон. Большинство жителей Эски-Загры бежали из домов и расположились группами на возвышенных местах за городом, внимательно следя за ходом сражения. Тут были и мужчины, и женщины, и дети. Раненым они подавали помощь, относили их в дома и снова возвращались на свои места. Я немало удивлялся железным нервам болгарских женщин, которые, казалось, довольно спокойно смотрели на эту тяжелую картину колоссальной бойни.
Несмотря на неудачи, турки не отступали, и все новые атаки следовали одна за другой. Ожидаемое подкрепление из Ени-Загры к нам не подходило, так как Гурко сам имел жаркое дело с отрядом Реуфа-паши у Джуранлы.
Наконец, в исходе пятого часа войска наши, совершенно
Около четырех тысяч русских и болгар в продолжение шести часов упорно выдерживают атаку 25-ти тысяч лучших турецких войск, испытанных на боевой практике в Черногории и Сербии и под командой такого опытного, энергичного и сурового начальника, как Сулейман-паша!.. Военная история представляет немного подобных примеров! Невольно приходится вспомнить афоризм Наполеона I, что «на войне успех зависит на три четверти от нравственного элемента и лишь на одну четверть от материальных сил». Благодаря только этому сильному нравственному элементу мы и могли бороться так упорно с юными, неопытными войсками против грозных, испытанных полчищ Сулеймана.
Отряд, значительно поредевший, стал медленно и в порядке отступать на восток, по дороге в Ени-Загру. Четыре же сотни нашего полка, будучи удалены от центра и левого фланга, принуждены были двинуться по другой дороге. Теснимые превосходными неприятельскими силами, спешенные казаки едва успели добраться до своих коней и через город начать отступление. Узкие и кривые улицы горевшего города были буквально запружены каруцами бежавших жителей, разным домашним хламом, бревнами и баррикадами, устроенными болгарами против вторжения неприятеля. Словом, хаос был страшный, особенно если прибавить к этому постоянно лопающиеся на улицах, дворах и домах снаряды и жалобно свистящие над головами пули.
С неимоверными усилиями, постоянными остановками для разбрасывания баррикад, то в одну, то в две лошади [164] выбрались мы, наконец, на северную сторону этого несчастного, разоренного города и по горной тропинке вытянулись в ущелье Малых Балкан.
Наша сотня шла в хвосте, и пули все время провожали нас, хотя, по счастливой случайности, мы лишились при этом отступлении только двух лошадей.
Мало-помалу мы скрылись, наконец, в горах от турок и вздохнули несколько свободнее. Двигаясь все время в северо-восточном направлении, то по едва заметной тропинке, то прямо через овраги и леса, мы ночью уже спустились с Малых Балкан и расположились бивуаком у правого берега Тунджи между селениями Ельгово и Эссекчи. Усталые, изнуренные, голодные и нравственно потрясенные хотя геройской, но все же неудачной защитой Эски-Загры, провели мы ночь в роскошной Долине Роз. Выбрав себе поуютнее местечко у самого берега Тунджи и разостлав на траве пальто, я улегся на ночлег под старым каштаном.
164
То есть: то по одному, то по два в ряд.
К северу едва виднелись покрытые густыми лесами грозные выси Великих Балкан, к югу – только что пройденная живописная группа Малых Балкан. И по ту, и по другую сторону этих чудных гор льются теперь целые потоки русской, болгарской и турецкой крови. Целый рой мыслей вертелся в моей голове. Несмотря на усталость, я никак не мог уснуть…
«И зачем все это? – думалось мне. – Какая польза нам от этого?.. Освободить братушек! Да хорошо, если они будут верными друзьями нашими, не забудут этих благодеяний и десяток тысяч погибших из-за них жертв!.. А если нет, если они заплатят нам черной неблагодарностью и сделаются нашими недоброжелателями, зачем тогда вся эта бесполезная бойня?..» Невольно припомнился мне чудный стих Байрона, которого я так любил, которым увлекался в дни юнкерской жизни:
О! Для того ль, скажи, мой Бог,Весь этот мир создать Ты мог,Чтоб люди гибнули со страхомИ, покорясь своей судьбе,Ложились трупами в борьбе!«А какой чудный уголок эта Долина Роз! – продолжал я свои размышления, устремив глаза на быстро бегущие воды Тунджи. – Не чета нашему Дону с его скучными, монотонными степями! Вот бы здесь жить мирным гражданином! Привольно, легко! Здоровый климат, роскошная природа, богатство во всем… Тут на берегу выстроить бы себе домик и жить мирно, спокойно, хотя бы с той же Пембочкой!.. А что-то теперь с ней, бедной? Наверно, какой-нибудь урод-паша завладел ею и забавляется, как вещью!.. А несчастные болгары! Что-то теперь с ними делают турки в Эски-Загре?.. Не одна сотня, я думаю, будет повешена, расстреляна, замучена! А зачем это мы удрали так далеко и так поспешно?.. И где теперь остальные наши войска?» Мысли мало-помалу стали путаться, глаза закрылись, и я заснул нервным, тревожным сном…