Страдание
Шрифт:
— Я правитель. Это делает меня достаточно сильным, чтобы вылечить офицера, но также это значит, что я могу поддаться соблазну вытянуть энергию местных вампиров, если дело обернется плохо. Я бы не позволил себе сгнить до смерти ради постороннего человека, если под рукой у меня оказалась энергия, способная поддержать во мне жизнь. Если я выпью жизнь младших вампиров на территории другого Мастера, которого посетил впервые, причем без его позволения, моя репутация будет сродни старому европейскому совету. Я буду монстром, а я этого не хочу.
— Даже для тебя так опасно поглощать эту порчу? — спросила я.
— Ты видела
— Но у Ашера не возникло с этим проблем, и он не был таким сильным, как стал сейчас, и определенно не был таким сильным, как ты.
— Честно говоря, ma petite, я бы не стал рисковать всем, чем являюсь и тем, что у меня есть, ради постороннего.
Я снова попыталась повернуться, и в этот раз он подвинулся, так что у меня получилось:
— Ты не стал бы рисковать этим ради отца Мики?
— Я мог бы, но он уже не поддается такому способу лечения. Сейчас ни один вампир не сможет очистить его кровь. Болезнь слишком сильно распространилась по организму. — Он перешел на другую сторону и снова начал терпеливо возиться с моими волосами.
Я хотела сказать ему, чтобы он прекратил, но тут у меня возникла другая мысль:
— Эдуард упомянул, что СМИ назвали это зомби-апокалипсисом, и даже показали сюжет по национальному телевидению.
— Oui, — подтвердил он, наматывая локон на палец и даже не глядя на меня.
— Нам придется пробиваться через репортеров, чтобы добраться до отеля? Ты поэтому возишься с моей шевелюрой?
— Полиция их сдерживает от имени семьи Мики. — Он положил локон поверх остальных волос и начал разбираться с проблемной зоной на затылке, с которой почти у всех кудрявых людей проблемы.
— Я думала, нам придется говорить с прессой.
— Ходили кое-какие разговоры по поводу завтрашней конференции, но сегодня ее не будет.
— Тогда почему ты так усердно возишься с моими волосами?
Он замешкался, а потом продолжил разбирать завитки у меня на затылке, чтобы вся масса кудрей лежала как надо.
— Так мне не приходиться думать куда девать руки, пока я размышляю.
— Так ты нервничаешь?
— Oui, — тихо ответил он.
Я ничего не смогла с собой поделать и нахмурилась:
— Ты передумал насчет предложения?
Он посмотрел на меня с удивлением на лице:
— Mon Dieu [16] , конечно нет! — Он обнял меня, а затем отстранился, удерживая руки на моих плечах, так что мы могли видеть лица друг друга. — Ma petite, ты сделала меня самым счастливым мужчиной, ответив «да». Никогда не сомневайся, что я в восторге от нашей помолвки и в предвкушении от более официальной ее реализации.
16
Mon Dieu – Боже упаси, Боже мой…. (с франц.).
Я еще сильнее нахмурилась:
— Официальной? Зачем Официальной?
— Затем что я правитель
— А это что еще значит?
— Это значит, что как только ты, Мика и любой, кого мы решим включить в список помолвленных определятся, кто за кого пойдет, мы объявим о нашем решении, каким бы оно ни было.
— Хорошо, это звучит вполне сносно, так почему ты нервничаешь?
— Так, пустяки, — отмахнулся он и отступил на шаг, проводя руками по кружеву своей рубашки на жемчужных пуговицах. На самом деле кружево проходило по обоим сторонам от пуговиц вплоть до воротника, который был расстегнут и выправлен поверх черного бархатного пиджака, длиной ровно до талии. Последний раз, когда я видела на нем эту рубашку, воротник был застегнут до предела и стоял высоко, так что мягкие, вышитые белые на белом кружева обрамляли край его подбородка. Он расстегивал воротник только когда его день подходил к концу или находился в приватной обстановке.
— Ты в порядке? — спросила я.
Он издал резкий, раздраженный звук:
— Мне уже больше шести сотен лет; можно было бы подумать, что я должен перерасти такие глупости.
— Какие глупости?
— Нам надо забрать наших юношей и удалиться в отель, но мне сказали, что наш chat со своей семьей.
Chat с французского переводилось как «кот», а значит, он говорил про Мику. Натаниэля он называл minet — котенок, или киска с французского.
— Так пойдем, проведаем его отца. Это будет не просто, но…
Он покачал головой:
— Не печальная участь его отца так тревожит меня.
— А что тогда?
— Знакомство с семьей Мики будет проблематично.
— Он тебя не представил?
— Я пришел сразу к тебе, так что у него не было времени представить меня.
— Тогда ничего не понимаю.
Он вздохнул:
— Я веду себя как девчонка, да?
— Если ты про то, что ты меня окончательно запутал, то да.
— Я хочу поприветствовать Мику, утешить его, но не уверен, что он захочет, чтобы я делал это на глазах у его родных. Я вампир и мужчина. Мне сказали, что они очень религиозны.
Я улыбнулась:
— Некоторые, но его родители нормально отнесутся в части насчет парень-с-парнем. — Я объяснила ему внутреннюю политику родителей Мики.
К тому времени, как я закончила, Жан-Клод уже смеялся:
— Мика терзался из-за того, что подумает его семья о нем и Натаниэле, а все это время у них был собственный m'enage-`a-trois. Это слишком идеально.
Я кивнула, улыбаясь:
— Они не парятся по поводу того, что он оборотень, так что, думаю, к вампирам тоже отнесутся нормально.
— Так они приняли вас обоих и Натаниэля к своему семейному очагу?
— Все прошло очень хорошо, — сказала я.
— Но m'enage-`a-trois куда приемлемее наших более расширенных отношений.
У меня, наконец, появилась догадка, почему он был как на иголках:
— Ты беспокоишься о том, как тебя представит Мика своей семье?
Он изобразил это изящное галльское пожатие плечами, что значило все и ничего.
Я подошла к нему и обернула руки вокруг его талии, а он положил руки мне на плечи. Я посмотрела на него и улыбнулась: