Страх — это ключ
Шрифт:
Тяжелая штормовка сковывала мои движения, и хотя она несколько ослабляла его удары, но и мои удары делала слабыми. Он очень стремился превратить радиостанцию в груду обломков, мне же этого совершенно не хотелось — от нее зависело буквально все. Мы возились у стойки, и одна ножка стойки уже едва держалась.
К этому времени я уже не очень хорошо чувствовал себя. Я успел убедиться, что у этого парня простые кулаки, а не кувалды, как мне сначала показалось, но вид шатающейся стойки с радиостанцией приводил меня в отчаяние. После одного очень сильного удара по ребрам нетрудно было вскрикнуть от боли и обмякнуть.
По всем правилам он должен был моментально вырубиться, но он этих правил, похоже, не знал. Однако я, видимо, достал его: он застонал от боли, но, в отличие от меня, не прикидывался и на некоторое время впал в прострацию. Этого мне хватило, чтобы выбраться из-под него и откатиться к двери. Я мог бы добить его, но мне совершенно не хотелось задеть при этом поврежденные ножки стойки, которые пока еще удерживали радиостанцию от падения на пол.
Парень действительно оказался крепким. Мы поднялись на ноги одновременно, хотя он и пошатывался. На мгновение мне показалось, что он потерял интерес к кулачному бою, ибо он схватил и бросил в меня тяжелый деревянный стул, но, уклонившись от него и услыхав, как стул разлетелся за моей спиной на куски, я понял, что это всего лишь тяжелая артподготовка, а штурм начнется позже. В данном случае «позже» наступило сразу же, но мне удалось увернуться от его бычьего броска и развернуться, чтобы встретить следующий удар.
Но следующего удара не последовало. Он стоял лицом ко мне, готовый оттолкнуться от стены и броситься на меня, и тут я увидел, как в дверном проеме за его спиной появилась занесенная для удара тонкая рука в белой перчатке, сжимавшая ножку стула.
Мери ударила его именно так, как я и предполагал, — нерешительный пробный ударчик ее не отключил бы и таракана, но он имел эффект электрошока. Парень дернул головой, чтобы посмотреть на новый источник опасности, я сделал два шага вперед и вложил все свои силы в удар по шее под левое ухо.
Это один из самых страшных ударов в боксе. Этот удар может сломать челюсть или шею, и так оно и случилось бы, окажись передо мной нормальный человек. Но этот был феноменально крепким парнем. Он ударился головой о стальную стену и начал падать вперед, делая отчаянную попытку схватить меня в падении за ноги и бросить на пол. Но он уже не мог координировать и рассчитывать свои движения. Я отступил на шаг, и его лицо оказалось перед моей правой ногой. Я не видел причины, почему бы не позволить своей ноге и его лицу прийти в соприкосновение, но зато видел достаточно оснований сделать это.
Он распластался на полу и затих. Я дышал так, как будто пробежал милю, а я уже давно не бегал и по сотне ярдов. Пот лил с меня ручьем, и это заставило меня достать носовой платок и обтереть лицо. Крови не было, и я чувствовал, что избежал синяков. Трудно было бы объяснить Вайленду, откуда у меня синяк или почему из носа идет кровь. Я спрятал платок и посмотрел на Мери. Ее рука, все еще державшая ножку стула, дрожала, глаза широко раскрылись, губы побледнели, а выражение на ее лице нельзя было принять за преклонение и восхищение.
— А... а ногой бить было обязательно? — дрожащим голосом спросила она.
— А чего бы вы хотели от меня? — рассвирепел я. — Чтобы я вытер кровь с его рассеченной брови? Не будьте ребенком, леди. Да он разорвал бы меня на куски и скормил барракудам, появись у него такая возможность. А сейчас просто стойте со своей дубинкой здесь и бейте его, если он очнется, но на этот раз посильнее. Да, — быстро добавил я, не желая, чтобы она посчитала меня неблагодарным, — признателен вам за то, что вы сделали.
Я повернулся и сразу нашел то, что мне было нужно. На стене на крючках висели катушки проволоки и гибкого антенного шнура. Минутой позже я спеленал «радиста», надел ему на шею удавку и привязал ее конец к шкафу.
Он может попробовать дотянуться до каких-нибудь звонков, кнопок или телефона, но бросит эту затею, когда поймет, что просто удавится. О кляпе я подумал лишь мимоходом — может, кому-то и известна золотая середина между тем, как засунуть кляп плотно и в то же время дать жертве возможность дышать, лишив ее возможности кричать, но я не относился к таким знатокам. Кроме того, под вой урагана он мог кричать до посинения все равно его никто не услышит.
Я взял уцелевший стул и сел перед радиостанцией. Это была стандартная самолетная радиостанция, и я умел пользоваться ею. Включил ее, настроился на волну, которую через Кеннеди сообщил шериф, и надел наушники. Долго ждать не пришлось: полиция установила круглосуточное дежурство в эфире. Я передал свой позывной, и через три секунды в наушниках потрещало: Полиция. Шериф Прендергаст. Слушаем вас.
Я переключил радиостанцию с ключа на микрофон:
— Докладывает машина девятнадцать. — Этот обговоренный пароль вообще-то не требовался: всем полицейским машинам графства приказали в эфир не выходить, и шериф знал, что разговаривать с ним мог только я, но в век энтузиастов радиосвязи развелось слишком много любителей перехватывать переговоры, да и возможности постоянного прослушивания организацией Вайленда полицейских переговоров я тоже не мог не учитывать.
— Человек, приметы которого совпадают с переданными, задержан около Вентуры, — продолжил я. — Доставить его к вам?
— Нет, — прохрипело в наушниках. — Мы схватили разыскиваемого.
Отпустите, пожалуйста, задержанного.
Я чувствовал себя так, как будто получил миллион долларов. Почти не осознавая этого, я тяжело откинулся на спинку стула — напряжение последних двух суток было большим, чем казалось мне. И сейчас я испытывал огромное облегчение и удовлетворение.
— Я — машина девятнадцать, — снова сказал я. — Повторите, пожалуйста.
— Отпустите задержанного, — медленно и отчетливо сказал Пендергаст. Мы задержали разыскиваемого. Повторяю, мы задержали...
Передатчик отъехал к стене, в центре шкалы настройки появилась огромная дыра, а в моих ушах, казалось, что-то взорвалось — настолько оглушающим был эффект выстрела из тяжелого пистолета в тесном помещении.
Я подпрыгнул на пару футов и приземлился обратно на стул. А затем медленно встал — мне не хотелось, чтобы стрелявший, зря разбив передатчик и предупредив полицию, что что-то случилось, слишком разнервничался бы. А он, похоже, был очень нервным человеком. Но когда я повернулся и увидел, кто пришел в гости, то тоже занервничал.