Страх и отвращение предвыборной гонки – 72
Шрифт:
«Ричард Никсон, — сказал он, — представляет собой темную сторону американского духа».
Я не помню, что еще он сказал в тот день. Думаю, я мог бы найти это в архиве New York Times, но к чему беспокоиться? В одной этой строчке сказано все, что нужно.
Любой, кто сомневается в этом, должен пойти и увидеть шоу президента в следующий раз, когда тот прибудет в местный аэропорт. Посмотреть на большой серебристо-синий, сделанный на заказ лайнер, с ревом приближающийся по взлетно-посадочной полосе и подруливающий к небольшой, но очень дисциплинированной толпе молодежных фанатов Никсона,
Посмотреть, как президент выходит из чрева самолета, держась за руки со стареющей куклой Барби, как он называет свою жену, и ковыляет вниз по подогнанному ВИП-трапу, в то время как парадный оркестр 105-й дивизии Армии США все больше заводит толпу исполнением биг-бита «Боже, храни фриков».
Посмотреть, как генералы толпой вываливают из самолета следом за президентом. Бросить долгий взгляд на ухмыляющихся «местных сановников», которые сгрудились у трапа, сопровождаемые вооруженными охранниками, чтобы поприветствовать его. Посмотреть на пресс-корпус Белого дома, держащийся в стороне на расстоянии около 200 м, загнанный в маленький загончик за тяжелыми канатами, растянутыми вокруг раскрашенных масляной краской красно-бело-синих барабанов. Почему они улыбаются?
Я отправился на предвыборную кампанию Ричарда Никсона на прошлой неделе… Да, после семи дней дикого противостояния с пресс-службой Белого дома эти ублюдки наконец уступили и позволили мне присоединиться на несколько дней к президентскому корпусу прессы.
Сбылось, вашу мать! Подтверждение! Когда волшебные слова наконец молнией пронеслись по телефонному проводу от Белого дома до моего номера на верхнем этаже вашингтонского «Хилтона», мозг у меня размягчился от радости. «Мы отправляемся с авиабазы военно-воздушных сил Эндрюс, — сказал жесткий баритон заместителя пресс-секретаря Джеральда Уоррена. — У меня нет пока окончательного расписания, но, если вы позвоните мне до полудня завтрашнего дня, я скажу вам точно, когда вам надо быть там с вещами».
Действительно. Мои вещи. Без сомнения, они будут тщательно осмотрены до посадки с помощью чрезвычайно сложного электронного оборудования и пронизывающего суперострого взгляда агентов Секретной службы. Если ты путешествуешь на президентском самолете для прессы, парень, ты играешь по нашим правилам.
Конечно. Я был готов к этому — к тотальному осмотру кожных покровов в случае необходимости и, возможно, даже к проверке на детекторе лжи: посещают ли вас мысли, связанные с насилием в отношении президента?
С насилием? Конечно, нет. Мы старые футбольные приятели.
Футбольные приятели?
Верно. Ричард и я возвращаемся назад. Я был с ним очень давно, в снегах Нью-Гэмпшира. Все было иначе тогда, приятель. А где ты был зимой 1968-го?
Я был готов ко всей этой ерунде вроде стандартной проверки Секретной службы. Единственное, что беспокоило меня, — возможно, кое-кто из мальчиков СС видел последний номер Rolling Stone, который на этой неделе поступил во все газетные киоски Вашингтона. Наряду с моим спокойным и хорошо аргументированным анализом последнего съезда Великой старой партии в Майами он содержал карикатуры на Ричарда Никсона, одни из самых злобных и исполненных ненависти среди когда-либо попадавших на страницы печатных изданий.
Этот сумасшедший ублюдок Стэдман! Почему так все время случается, что из-за ваших друзей вас должны пришпилить к стене, как бабочку? Что вы скажете, если вы идете на другой конец города в Белый дом, чтобы попросить пропуск для прессы ради освещения предвыборной кампании Никсона как редактор отдела политики Rolling Stone, и первое, что видите за дверью пресс-службы, — это одно из бессовестно непристойных изображений Никсона и Эгню, прикрепленное к доске объявлений с большим красным кружком, обведенным вокруг имени Ральфа?
«Ну… М-м-м… Да-а. Хо-хо. Меня зовут… ах да… Томпсон из Rolling Stone, и я здесь, чтобы забрать мой пропуск и сопровождать президента Никсона на “борту номер один” весь следующий месяц».
Холодный взгляд человека на ресепшене. Никаких рукопожатий.
«Ну… Хо-хо, да… Я не мог не заметить, что вы любовались работой моего друга Ральфа Стэдмана. Хо-хо, у него, разумеется, есть способности, да? Конечно, есть. Добрый старина Ральф». Грустная улыбка и пожатие плечами. «Сумасшедший, как лунатик, конечно. Последняя стадия сифилиса мозга». Продолжай улыбаться, еще раз пожми плечами. «Господи, что тут поделаешь, а? Эти чертовы порочные англичане готовы ради денег на все что угодно. Ему хорошо платят за эти похабные рисунки. Мои протесты были полностью проигнорированы. Это чертов позор, как я выражаюсь. Куда, черт возьми, катится мир, если проклятому британцу сходят с рук такие вещи?»
Никсон никогда не скрывал своего отношения к прессе. Для него она все та же банда «предвзятых ублюдков» и «циничных сукиных детей», как он обозвал ее за кулисами в день выборов в Калифорнии десять лет назад, когда сделал свое теперь уже легендарное заявление о признании поражения после проигрыша губернаторской гонки 1962 года Пэту Брауну. Его помощники пытались удержать его, но Никсону не было до них дела. Дрожа от ярости, он вышел перед политическими журналистами, переполнявшими танцзал отеля, и прорычал: «Это моя последняя пресс-конференция! Вам не придется больше пинать Ричарда Никсона!»
Свое обещание он не выполнил, но гнев, заставивший его произнести эти слова, по-прежнему горит в его груди. Он редко проводит пресс-конференции и почти не поддерживает личных контактов с представителями прессы, которые с ним работают. В Белом доме и в дороге он «общается» с пресс-корпусом через свой рупор — пресс-секретаря Рона Циглера, высокомерного 33-летнего парня, который прошел школу мастерства, вкалывая пиарщиком для Диснейленда, и обращается с журналистским корпусом Белого дома как с бандой проблемных пьяниц, которых терпят только до тех пор, пока они держат свои грязные лапы подальше от босса.
Несколько репортеров, которые переключились с кампании Макговерна на кампанию Никсона в этой последней поездке в Калифорнию, были поражены разницей между ними. Поездка с Макговерном отличается от поездки с Никсоном, как гастрольный тур с «Грейтфул Дэд» от вояжа с Папой Римским.
Мой первый опыт участия в этом действе состоялся после прибытия Никсона в Окленд. После нервных обжиманий с некоторыми из нескольких сот прекрасно натасканных молодых «сторонников», которые сгрудились вокруг, чтобы поприветствовать его перед телекамерами, Никсона спешно сопроводили в огромный черный пуленепробиваемый «кадиллак» для краткого появления на одной из новых станций городского общественного транспорта в Бэй Эреа. Три больших автобуса с прессой отправили по другой дороге, и, когда мы прибыли на станцию «Барт», нас спустили на грузовом лифте в узкий коридор за стеклянными стенами диспетчерской.