Страх (Сборник)
Шрифт:
А пир идет горой, факелов – как звезд на небе. В какой-то момент захмелевшему Емеле кажется, что факелы на равнине – всего лишь зеркальное отражение звезд, сошедших с точек равновесия и пустившихся в беспорядочное движение под сумасшедший барабанный бой. Емеля смеется. Казаки, выстроившись в круг, пляшут, и зловещие тени сопровождают их степной танец. Емеля пьян. Откуда-то появляется помост, атаман уже на нем, в руках кубок, казаки поднимают помост, и тогда Емеля видит женщину из своих лихорадочных снов. Атаман протягивает ей кубок, барабаны бьют уже оглушительно, Емеля опрокидывает чарку, и лишь один человек наблюдает за всем этим холодным взглядом – хозяин белой кобылицы с рыжей гривою, человек со страшным шрамом, пересекающим лицо, молчаливый черкес Назир. Он – верная атаманова тень, всегда будет сидеть по правую руку Степан Тимофеевича. Атаман протягивает черноокой княжне кубок, красавица смотрит в землю, потом она поднимает голову, атаман отводит пальцами легкую полупрозрачную вуаль, и Емеля видит ее лицо. Казаки кричат: «Любо!», Емелиан опустошает еще чарку. Барабаны внезапно смолкают, женщина принимает кубок и пьет вино Степана Тимофеевича, Емеля отключается.
Емелю слепит яркий утренний свет, он проснулся от странного низко гудящего звука. Оказывается, его постель – смятая трава и брошенное на землю конское седло. Странный звук доносится из стоящего поодаль яркого шатра. Емеля вспоминает своих недавних степных спасителей. Здесь же, рядом с седлом, лежит украденная пищаль. Емеля удивлен, но в ответ на его вопросы казаки, занятые повседневными делами, лишь лукаво улыбаются:
– Атаман молится.
– Как молится? – Емеля почему-то думает о страшном черкесе Назире, но получает еще более странный ответ:
– Степан Тимофеевич молится. Там, откуда он пришел, все так молятся.
Казаки дружелюбно смеются, умный Емеля решает не задавать больше вопросов, однако, на всякий случай, прижимает к груди нательный крест. Емеля включается в общую работу, стремясь быть полезным, но казаки улыбаются и качают бритыми головами, увенчанными залихватскими чубами-«оселедцами»: «Нет, московит, это не для тебя, тебя атаман призывает».
Емеля входит в шатер. Несмотря на буйно проведенную ночь, Степан Тимофеевич весел и бодр. Он обнажен по пояс, и Емеле открывается множество шрамов на мускулистом торсе атамана. Емеля испытывает неловкость. Стремясь отвлечься, он разглядывает внутреннее убранство шатра – вокруг множество ослепляющих красотой предметов, чье назначение, однако, Емеле неведомо. Он подозревает, что и атаман тут небольшой знаток, просто притащил всю эту роскошь из персидского похода. Степан Тимофеевич предлагает разделить с ним утреннюю трапезу. Что-то не дает Емеле покоя – большое количество книг, пергаментные страницы в тяжелых кожаных переплетах, выложенных самоцветами, по бокам серебряные замочки, – Емеля видел такие в монастыре у диаконов, некоторые книги раскрыты, – атаман – книжный человек? Емелю впервые посещает крамольная мысль, что, может, он не вылечился от лихорадки полностью, и какие-то вещи ему лишь мерещатся. Была ли этой ночью рядом со Степаном Тимофеевичем надменная красавица? Нигде не видно ее следов, а спросить Емеля не решается. Разин поручает Стеклодуву командовать отрядом.
Не все детали дальнейшей разбойничьей карьеры Емелиана Стеклодува исследованы, однако нам известно, что Емеля проявил неожиданную удаль, и не раз на казачьих сходах срывал бравое и мощное «Любо!» в свой адрес. Его удачный набег на Буйнакское ханство принес добычи под стать разорению Дербента, а в Астраханском столкновении именно удачные Емелины действия – внезапная атака конницы, где он всех удивил, вооружив казаков непривычно длинными копьями, – позволили привести в смятение, окружить и полностью уничтожить крупный отряд воеводы Шуйского. Позже Емеля рассказывал одному своему дружке странную историю про то, как Степан Тимофеевич показал ему старинную книгу о падении Первого Рима, – а Москва, как известно, является Римом Третьим, причем Четвертому не бывать, – и именно там Емеля видел такие копья у диких, прошедших лесами и болотами всадников, разрушивших Вечный город. А дни шли, Разин благоволил к Емеле, но не подпускал его близко. Лишь только черкес Назир везде черной тенью следовал за атаманом.
Как-то разнесся слух, что атаману нездоровится, слух облетел уже весь казачий лагерь – Степан Тимофеевич уже несколько дней не появляется из своего шатра. Казаки терпеливо ждут известия. Емеле поручено навестить больного. Он входит в расписной шатер, где его сразу же обступает полумрак. Пространство внутри выглядит совсем не так, как в первый Емелин визит. Оно, словно пораженное болезнью, сократилось в размере, от всех этих когда-то роскошных предметов исходит ощущение ветхости. Разин лежит на постели, укрытый одеялами, его веки сомкнуты, и атаман тихо стонет во сне. Курятся какие-то дымы. Емеля всматривается в изможденное, кажущееся серым лицо Степана Тимофеевича: его отпечатком прожитых лет покрывает сеть глубоких морщин – старость уже поймала в свои силки их атамана, – он рассматривает жиденькую седую бороденку. И это то лицо, которое так поразило Емелю?! Их ведет за собой просто немощный старик. Емеля долго и пристально смотрит на спящего Разина. Он думает, что один удачный удар смог бы все решить и избавить их от власти этого сумасброда. Атаман шевелится. Емеля, словно испугавшись собственных мыслей, делает шаг назад. А потом происходит то, что заставляет сжаться его сердце: в полумраке шатра Емелиан различает силуэт женщины. Она выходит из тени, приближается, Емеля видит ее открытые руки и ощущает ее запах, словно прорвавшийся сюда из неземной тоски его лихорадочных снов. Емелиана Стеклодува будто бы прожигают черные солнца глаз, но в следующее мгновение женщина уже не видит его, она кладет на лоб Степана Тимофеевича влажную ткань. Потом нежно отводит в сторону прядь седых атамановых волос. Емеля оторопелым истуканом смотрит на них. Разин тихо стонет и открывает глаза. Он видит склонившуюся к нему женщину и улыбается ей. Поднимает слабую руку, касается пальцами ее щеки. Слипшиеся губы атамана размыкаются:
– Фати, – тихо произносит он, – не помню, знакома ли ты с Емелианом, прозванным Стеклодувом.
Емеля пробует что-то сказать, но с его уст срывается лишь невнятное бормотание. Женщина смотрит на него с холодным удивлением. Разин смеется, Емеля пятится к выходу.
Возможно, именно в этот день властная рука рока начала подталкивать всех участников этих событий к неизбежной развязке. Пока атаман болен, Емеле поручено готовить новый поход по морю. Через некоторое время Емеля захватывает богатый царский обоз. На свой страх и риск он увеличивает при дележке долю казаков, уменьшая тем самым свою и долю атамана, при этом делая их равными. Казаки в сомнении; они испуганы. Молчаливый Назир пристально смотрит на Емелю, тот отвечает черкесу простодушным взглядом, но адреналин вот-вот прорвется в его кровь – Емеля готов сыграть «отбой», сославшись на ошибку по неграмотности. Но Назир скрывается в шатре Степана Тимофеевича и, через некоторое время появившись, произносит:
– Атаман согласен.
– Любо!!! Любо!!! Любо!!! – слышится со всех сторон. Ликующие казаки подхватывают Емелю, бросают его вверх. Стеклодув чувствует себя на седьмом небе, совершая вертикальные движения «вверх-вниз», он видит Назира. Черкес наблюдает за ним с каким-то новым интересом.
Проходит еще некоторое время. Атаман все болен, правда, говорят, что дела его медленно идут на поправку. Еще говорят, что Степан Тимофеевич сильно изменился, он все более погружается в книги, и обществу казаков предпочитает сурового черкеса Назира и свою персидскую княжну. Емеля не знает, кто распускает подобные слухи, но такой поворот дел его устраивает. Судьба все еще благоволит к нему: Челны в укромной бухте вытащены на песчаный берег Каспийского моря, все готово к далекому походу. Пока же Емеля весьма успешно промышляет разбоем, обкладывая данью торговые пути. Казачий лагерь все растет: приходят беглые холопы и крепостные крестьяне, приходят степняки с обветренными лицами и приносят с собой фигурки языческих божков; приходят чернобородые люди с южных пределов, они склонны к сладострастию и доброй чарке горячительного предпочитают жевание каких-то дурманящих листьев, однако они честны и в бою выказывают себя храбрецами. Эти новые люди даже не видят Разина, казаки посылают их к Емеле и, конечно, баловства ради называют Стеклодува своим атаманом. Емеля все понимает, он улыбается шутке и дает распоряжения, он весьма успешно переустраивает лагерь, укрепляя его захваченными пушками, он пользуется известным авторитетом и вроде не претендует на большее, но также он понимает, что в любой шутке есть доля правды. А по ночам ему не дают покоя стоны, слышные только ему одному – любовные стоны спрятанной от него в ярком шатре персидской княжны. Надменной юной красавицы, отданной не по праву их одряхлевшему атаману. Черные солнца глаз прожигают его сердце, он думает о волчьей стае, о старом матером хищнике, о днях грозной славы, оставшихся позади, и о том, что обязан сделать молодой волк, когда великий вожак начинает терять зубы.
В один из дней Емеля Стеклодув направляется со своим отрядом к Буйнакскому хану предложить мир и совместные действия против слабеющего персидского шаха. Перед отъездом сомнительного посольства Емеля делает различные распоряжения: оставляя лагерь на своих людей, он поступает так, словно Разина не существует. Однако его вызывающее поведение не встречает отпора.
Буйнакский хан принимает Емелю вежливо, но лишь как посланца Разина, заключать какие-либо союзы он готов только с самим Великим атаманом. Емеля взбешен, но не подает виду. На обратном пути он полон решимости покончить со всем этим. Судьба делает Емеле еще один подарок. Пока Емеля отсутствовал, казачий лагерь осадили, взяв в клещи, царские стрельцы. Лишь умелые действия Стеклодува – внезапно появление крупного отряда с тыла противника – позволили превратить осаждающих в осажденных. Стрельцы складывают оружие, Емеля входит в лагерь триумфатором. Он намерен действовать быстро. И также понимает, что теперь ему необходимо заручиться поддержкой Назира. Они не раз бывали вместе под пулями, дышали кровью и конским потом шальных атак, знали цену клинку и удали. Эти обстоятельства их сблизили, Емеля был почти уверен, что они стали друзьями. Однако черкес слушал Емелю молча и был хмур, – на всякий случай Стеклодув оставил неподалеку верных людей, – и в тот момент, когда Емеля решил, что зря доверился, Назир вдруг громко расхохотался. Он обещал свою помощь. Круг начал сжиматься.
Емеля ведет себя все более вызывающе, он совсем перестает обращать внимание на присутствие Разина. Он вводит в лагере свои порядки, изменяя все положенное атаманом. Он лично переносит дату начала персидского похода и весьма успешно следит за тем, чтобы распоряжения Степана Тимофеевича выглядели дурачеством и не выполнялись. Атаман занят чтением книг да любовными утехами – что ж, дело его. Атаман принимает у себя каких-то подозрительных богомольцев из степи – и это не вызывает возражений. Как-то до Емели доходит слух-шутка, что теперь у казаков два атамана, причем один из них – мертвяк. Стеклодув ощущает внутреннее ликование, но не подает виду. Линия вокруг Степана Тимофеевича Разина сжимается до периметра его яркого шатра. Но именно то, что находится внутри – шапка атамана да надменная персидская княжна, не дают покоя Емеле. Однако он все еще осторожен – уж больно люб казакам их сумасбродный атаман. А потом приходит день, когда начинается последний персидский поход.