Страх. История политической идеи
Шрифт:
Во-вторых, акт Вагнера не предусматривает наложения денежных штрафов на предпринимателей, которые станут нарушать его предписания. Если правительственный орган придет к выводу, что работодатель незаконно уволил профсоюзного активиста, это решение может привести только к мерам по возмещению убытков. Работодатель обязан разместить в стенах компании информационный листок с сообщением о том, что его действия было противозаконным, и обещанием, что впредь подобное не повторится. Он обязан восстановить сотрудника на работе и выплатить ему заработную плату от момента увольнения до момента восстановления, за вычетом полученных за этот период временных заработков. Это может привести к ситуации, когда убыток составит 1207 долл., а доход — 586 долл.57. Таким образом, даже в наиболее благоприятных случаях, когда работник не прозябает годами на одном месте и его не увольняют (исследование, проведенное в 1984 году профессором Гарвардской юридической школы Полом Уилером, показало, что 80% работников подвергаются увольнению в течение года после восстановления), наказание для работодателя за нарушение закона бывает минимальным. Вот что пишет специалист по трудовому законодательству Томас Геогиган:
Нарушение
По-другому описал ситуацию один консультант по защите прав трудящихся из Лос-Анджелеса: «Есть вероятность, что вас не поймают. А если поймают… то самое худшее, что может случиться, — это повторные выборы комитета, а они в 96% случаев заканчиваются в пользу работодателя»59.
В-третьих, даже та небольшая защита, гарантируемая работникам американским трудовым законодательством, распространяется, согласно одному исследованию, приблизительно на две трети всех наемных работников60. Принимая одно ограничение за другим, Конгресс и Верховный суд постепенно уменьшали число работников, которые могли реально воспользоваться гарантиями, предоставляемыми актом Вагнера и последующими актами. Еще когда принимался акт Вагнера, его гарантии не распространялись на сельскохозяйственных рабочих и домашний обслуживающий персонал, а ныне это около 3 млн работников, многие из которых иммигранты, сельскохозяйственные рабочие или относятся к другим бесправным группам населения. За исключением нескольких штатов, где гарантируется соблюдение права на организацию, представители названных групп не имеют законной защиты. Равно как и почти миллион мужчин и женщин, работающих в частных домах, — домработницы, садовники, социальные работники. По меньшей мере 30% этих частных наемных работников — иммигранты, среди них много женщин. Поскольку они не пользуются защитой профсоюза, их права легко нарушить, их можно без труда эксплуатировать. Вспомним случай, когда одной женщине из Бангладеш ее наниматель позволил отлучиться из его квартиры в Манхэттене всего два раза за 9 месяцев. Другую женщину, уроженку Эфиопии, заставляли работать по 13 часов в сутки 7 дней в неделю на протяжении 8 лет без свободного времени, за что она получала 1060 долл., т. е. около 3 центов за час. Эти люди имеют право обратиться в суд, но, будучи иммигрантами, не пользующимися защитой профсоюза, для этого они должны обладать необходимыми знаниями и средствами, чтобы прибегнуть к помощи адвокатов. Не будем забывать, что американцам и без того сложно зарабатывать необходимые средства. Поэтому представляется маловероятным, что ситуация окажется в пользу иммигрантов [61].
Помимо упомянутых ограничивающих дополнений к акту Вагнера, имеются два ограничения, предусмотренных актом Тафта-Хартли, — о независимых подрядах и контроле. Достаточно сказать, что в наши дни около 11 млн человек относят к одной из этих двух категорий. Согласно решениям Верховного суда, принятым в 1970-е годы, к ним добавилось еще около 8 млн человек; это менеджеры, служащие церковных организаций, профессора частных университетов. Работодатели имеют полный простор для манипуляций с этими категориями; им ничего не стоит переквалифицировать служащих низшего звена в контролеров или менеджеров, хотя они не имеют административных полномочий, или назвать служащих, работающих в компании многие годы, «независимыми частными подрядчиками». Вдобавок ко всем этим ограничениям во многих штатах работники (их точного количества не знает никто, но несомненно, что речь идет о миллионах) вообще лишены права на организацию62.
Впрочем, все эти условия ограничивают американское трудовое законодательство, но не отменяют его. Но есть и четвертое условие. Стержневым элементом верховенства закона является право на судебное разбирательство (или на слушания по судебному принципу) и право на апелляцию, которое распространяется на все элементы судебной процедуры. Для работодателей право на обращение в суд и особенно право на апелляцию — это золотое дно. Пока иск частного лица или профсоюзной организации проходит по судебным инстанциям, предприниматель волен по-прежнему гнуть свою линию или стричь купоны со своих первоначальных противозаконных действий. Проволочки неотделимы от системы верховенства закона во всех ее проявлениях. Но там, где речь заходит о трудовом праве, работники не могут позволить себе дожидаться справедливости, а работодатели — полновластные хозяева времени. Это обстоятельство может оказаться фатальным. Вот что пишет о тяготах трудовых процессов Геогиган: «Во время всех затяжек в силе правило: „администрация действует, профсоюз вздыхает“. Он только вздыхает и вздыхает. Два с половиной года компания может следовать своим курсом»63. Один рабочий из Флориды, уволенный в 1994 году и восстановленный только в 1999-м, рассказал представителям «Хьюман райтс уотч»: «Прошло четыре или пять лет, у меня накопились неоплаченные счета. У управляющих есть время, чтобы сделать все, что им угодно сделать»64. Как показывает внутренняя статистика Национального управления трудовых отношений, рассмотрение в судебных инстанциях одной жалобы активиста рабочего движения, подвергшегося санкциям во время избирательной кампании, вполне может продолжаться около пяти лет65. Даже если в итоге работник добился желаемого, ущерб уже нанесен: его товарищи прилагали усилия, продвигались
Некоторые из упомянутых слабостей американского трудового законодательства непосредственно связаны с разделением властей, федерализмом или с обоими принципами одновременно. Временами Конгресс предпринимал попытки залатать прорехи в акте Вагнера и следовавших за ним актах. В 1977–1978 годах либеральная коалиция все же сумела провести реформаторский законопроект через палату представителей, но он был задушен оппортунистами в сенате. Сенат Соединенных Штатов являет собой знаковый пример того, как функционируют принципы федерализма и разделения властей. Сенат был создан с целью разделения Конгресса, который отцам-основателям представлялся наиболее опасной ветвью правительства, а также с целью расширения полномочий штатов на национальном уровне. Часто оппортунизм мыслится как неизбежное следствие разделения властей: отдельный сенатор сталкивается с давлением большинства, и ему приходится защищать интересы меньшинства. Крах реформы трудового законодательства, имевший место в конце 1970-х, — это лишь один пример негативных последствий осуществления принципов разделения властей и федерализма. В этом же ряду некоторые уже упомянутые исключения из системы законов о труде, которые приобрели статус законов в силу принципа федерализма, когда штатам делегированы полномочия контроля над частными и государственными компаниями, действующими на территории штатов.
Сказанное относится не только к сенату. Юридический пересмотр также является характеристикой общества, в котором царит принцип разделения властей. Однако юридический пересмотр был и остается излюбленным оружием работодателей в борьбе против профсоюзов как до принятия акта Вагнера, в соответствии с которым судьи получили беспрецедентные права контроля над ситуацией на рабочих местах, так и после его принятия67. Акт Тафта-Хартли, проведенный консервативно настроенными конгрессменами в качестве противовеса акту Вагнера с целью увеличить власть работодателей, несомненно расширил полномочия федеральных судей по пересмотру и отмене решений Национального управления трудовых отношений. Сегодня, как и в XIX веке, именно суды, опирающиеся на право пересмотра, а не законодатели в наибольшей степени укрепляют господство предпринимателей. В докладе «Хьюман райтс уотч» говорится: «Многие предписания американского трудового законодательства и прецеденты, противоречащие международным нормам» и затрудняющие создание профсоюзных организаций, «основаны на доктрине первостепенной роли судов, а не на недостатке полномочий других инстанций»68.
А что можно сказать о плюрализме в гражданском обществе? Он может удушить трудящихся, стремящихся к созданию союза. Как и само американское государство, отдельная компания раздроблена и децентрализована. Бесконечное многообразие компаний — по их размеру, географическому расположению, половозрастному составу — может стать настоящим благословением для предпринимателей. Поскольку в стране имеется такое многообразие компаний, государственным контролерам, чьи ресурсы весьма ограниченны, приходится нелегко, когда речь заходит о законодательстве о труде и найме69. Многообразие компаний также дает нанимателям и их адвокатам много козырей в противостоянии правительственной регламентации. Если предполагается, что рынок идеально приспособлен к требованиям каждого отдельного потребителя, то правительство предстает слепым инструментом для проведения универсальной политики в обществе труднопреодолимого разнообразия.
Послушаем Милтона Фридмана. «Действуя политическими средствами, мы предполагаем, что в обществе присутствует известная степень подчинения. С другой стороны, великое преимущество рынка в том, что он предлагает нам широкое разнообразие»70. Путь к решению проблем, возникающих на рабочих местах, согласно этому воззрению, лежит в области сокращения регулирования и расширения многообразия, внедрения плюрализма. Только тогда работники получат возможность сменить условия работы на лучшие.
Многообразие, особенно разница в географическом положении, также затрудняет профсоюзам задачу обретения общественной поддержки в борьбе против нарушающих законы нанимателей. Такие гиганты, как «Дженерал моторс» или «Майкрософт», могут привлекать к себе какое-то внимание, но этого нельзя сказать о небольших предприятиях, расположенных в малоизвестных городах. Левитт в качестве антипрофсоюзного консультанта проехал по «самым отдаленным уголкам — от лазарета Св. Иосифа в Луисвилле, штат Кентукки до оконного завода Марвина в Уорроуде, штат Миннесота; от бумажной фабрики Фрейзера в Мадаваске, штат Мэн до колбасного комбината Волворта в Хэнкок-Хьютоне, штат Мичиган». Эти предприятия, затерявшиеся в забытых богом просторах Америки, вовсе не привлекают общенационального внимания, да и местные средства информации редко изучают деятельность предпринимателей, от которых, возможно, целиком зависит экономика региона. Изолированность таких мелких предприятий (чем меньше фирма, тем лучше) также на руку предпринимателям, которые выстраивают межличностные отношения руководителей и подчиненных таким образом, чтобы в них не могли вмешиваться профсоюзные организации. Так, Левитт часто наблюдал, как непосредственные руководители, находившиеся в тесном контакте с сотрудниками (порой даже состоявшие с ними в родственных отношениях), уговаривали их голосовать против профсоюза. В угледобывающей компании «Крават» ему довелось видеть, как бригадир подходил к рабочим и говорил им: «Послушайте, я понимаю, что вам нужен этот союз, но, пожалуйста, не голосуйте за него. Если профсоюз победит, мне конец. Мы с вами как братья, а при профсоюзе у меня не будет будущего»71. Согласно отчету Национального управления трудовых отношений, когда в одной из больниц Милуоки младший медицинский персонал пожелал объединиться в союз, начальство «придало вопросу личностный характер и всячески старалось промывать медсестрам мозги»72.