Страх
Шрифт:
— Это и так очевидно.
— Нет, нет. Никогда не обвиняй меня в том, что я говорю очевидные вещи, Джим. Я имел в виду другое: статья посвящена демонам и дьяволам и высмеивает представления о том, что они якобы наделены силой…
— Томми, — перебил его Лоури, улыбнувшись одной из своих нечастых улыбок, — тебе бы следовало преподавать демонологию. Ты в нее почти веришь.
— Надо же во что-то верить, когда религия подводит, — шутливо (но шутливо ли?) заметил Томми. — Ты утверждаешь, что боги удачи — выдумка; ты пишешь, что обращаться за помощью к иным богам кроме единого верховного Бога, глупо; ты говоришь, что демоны и дьяволы —
— И что из этого? — спросил Лоури. — Это правда. Отнюдь не злое начало правит миром, и воздух, вода и земля вовсе не кишат завистливыми существами, которые только и думают о том, как бы отравить человеческое счастье.
Томми водрузил слоника на место и примостился на краешке дивана, он был явно возбужден и опустил глаза, притворяясь, что рассматривает свои безупречные ногти.
— Никто не ведает, Джим.
Лоури издал короткий смешок и проговорил:
— Ну, теперь скажи: я так глубоко изучал эти явления, что допускаю возможность их существования.
— Джим, ты всегда взирал на мир сквозь розовые очки — нечто вроде рефлекса самозащиты, который позволяет отгородиться от всего скверного, что есть в жизни. Бери пример с меня, Джим. Я знаю, что в мире царит зло и непостоянство и люди большей частью плохи, а потому, когда я обнаруживаю хотя бы крупицу добра, я радуюсь, а когда в очередной раз сталкиваюсь со злом, то лишь зеваю. Ты же всякий раз переживаешь огорчения и разочарования — ведь тебе все кажется прекрасным, и вдруг ты натыкаешься на что-то гнусное, черное и скользкое — ты не можешь с этим примириться; вот и сегодня ты пришел, сотрясаемый приступом лихорадки из-за подлеца, которого изначально считал хорошим человеком. Твои взгляды на жизнь, Джим, не принесут тебе ничего, кроме горя и слез. Что бы ни говорили о призраках, этому болвану как раз прекрасно известно, что все на свете — зло, а воздух, земля и вода населены фантастическими демонами, которые злорадствуют над нашими несчастьями и усугубляют их.
— Значит, по-твоему, я должен склонить голову перед суевериями и вновь взять на вооружение мрачные мыслишки своих темных предков. К дьяволу твоих дьяволов, Томми Уилльямс, я их не признаю.
— Но неровен час, — это прозвучало тихо и даже зловеще, — они тебя сами признают.
— Как ты до этого додумался?
— Не исключено, — продолжал Томми, — что дьяволы и демоны первый раз уже выиграли.
— Фу, — выдохнул Лоури, но по спине у него пробежал холодок.
— В статье в «Ньюспейпер уикли» ты отрицаешь возможность их существования. Именно эта статья приводит в бешенство мстительного кретина, и как следствие ты уволен из «Атуорти».
— Чепуха, — бросил Лоури, но уже менее уверенно.
— Будь умницей и признай, что миром правит зло, и он полон злых духов. Будь умницей и забудь свое рыцарское благородство. И, наконец, будь умницей, ступай домой, прими хинин и ложись отдыхать.
— Утешил, называется, — с улыбкой сказал Лоури.
— Утешать — значит лгать, — ответил Томми. — Я предложил тебе нечто большее.
— Дьяволов и демонов?
— Мудрость.
Лоури медленно вышел в холл, озноб мешал ему внятно изъясняться. И все-таки, черт побери, какая-то встреча у него
Глава 2
Белый силуэт медленно приближался к нему, бесшумно ступая, — на белом лице мерцали тусклые отсветы поблескивающего ножа. Ближе и ближе…
Сгущались сумерки, которые вот-вот готовы были обратиться в ночь, по всей улице в окнах горел свет, иногда в них были видны люди — они беседовали и жевали, ветер выхватил из темноты какой-то светлый предмет — газету. Высоко в небе в просветы между суетливо бегущими тучами время от времени проглядывала холодная луна; изредка над массой синих, черных и серебристых клочьев вспыхивала звезда.
Где он?
Судя по вывеске, на углу улицы Вязов и Акаций, то есть на расстоянии полуквартала от дома Томми и примерно в квартале — от собственного. Остановившись посреди улицы в снопе желтого света, он с тревогой взглянул на часы — без четверти семь.
Без четверти семь!
Лоури опять затрясло, и зубы выбили быструю дробь, но он остановил ее, расслабив челюсти. Он потянулся к шляпе, но ее не было; он пришел в ужас оттого, что потерял шляпу, и начал судорожно озираться по сторонам в надежде обнаружить ее где-нибудь поблизости.
Мимо прошла группа студентов: девушка в окружении трех кавалеров, довольная их шуточками; один из них почтительно раскланялся с Лоури.
Без четверти три.
Без четверти семь.
Четыре часа!
Где он был все это время?
У Томми, конечно. У Томми. Но он ушел оттуда без четверти три. А сейчас без четверти семь.
Четыре часа!
За всю свою жизнь он ни разу по-настоящему не напился, хотя знал, что если здорово надраться, то потом будет тяжелая голова и неприятные ощущения в животе. Насколько он мог припомнить, у Томми он выпил всего одну рюмку. И уж, конечно, от одного стакана рассудок не затуманится.
Ужасно — потерять четыре часа, однако что в этом ужасного, он толком не знал.
Где он был?
Встречался с кем-то или нет?
А что если завтра кто-нибудь подойдет к нему и скажет:
«Вы замечательно выступили в клубе, профессор Лоури!»
Малярия тут ни при чем. Настоящая малярия может вышибить человека из седла, но даже в бреду он сообразит, где находится, а тут признаков бреда и в помине не было. Нет, это не опьянение и не малярия.
Он быстро зашагал к дому. Внутри у него сидела тупая боль, но он не мог определить ее происхождение; его преследовало то противное полу воспоминание, которое вертится в голове, но не желает сложиться в слова, — стоит ему еще немного напрячься, и он вспомнит, где был.
В вечерней тьме таилось что-то зловещее, он изо всех сил старался сохранить спокойствие; казалось, каждое дерево и куст подкарауливают его, чтобы в любой момент превратиться в… в… Боже правый, что это с ним? Неужели он боится темноты?
Он нетерпеливо свернул на дорожку, ведущую к дому, и увидел, что старинный особняк спит, объятый темными тенями, теснившимися вокруг него, словно воспоминания об утраченной юности.
Лоури с минуту постоял у крыльца, недоумевая, почему это над дверью не горит свет, — вполне возможно, Мэри беспокоилась из-за того, что он задерживается, и отправилась к нему в колледж, — нет, она бы позвонила. В нем нарастала тревога.