Страх
Шрифт:
Внезапно Куэйд как-то лукаво-хитровато усмехнулся.
– Да, может укусить, - повторил он с видимым наслаждением.
Подобная метафора была выше понимания Стива, но тем не менее он согласно кивнул.
– По-моему, предмет этот для нас - настоящая пытка.
– Мысль о подвергающихся пытке студентах, очевидно, чрезвычайно понравилась Куэйду.
– И это правильно, если бы только философию преподавали здесь иначе: без этого псевдонаучного словоблудия с единственной целью скрыть от нас истинную суть вещей.
– И
Стиву больше уже не казалось, что Куэйд шутит: напротив, он выглядел очень серьезным. Его и без того маленькие зрачки сузились до размеров булавочной головки.
– Взять нас за руку и подвести к этому дикому зверю вплотную, чтобы его погладить, приласкать, покормить его... Ты со мной согласен, Стивен?
– Хм... Да что это за зверь такой?
Непонимание Стива, похоже, слегка раздражало Куэйда, тем не менее он терпеливо продолжал:
– Я говорю о предмете всякой философии, Стивен, если, конечно, она стоящая. Предмет этот - страх, в основе которого лежит прежде всего неизвестность. Люди пугаются того, чего не знают. Вот, например, стоишь ты в темноте перед закрытой дверью. То, что находится за ней, тебе внушает страх...
Стив воочию представил себя во тьме, перед закрытой дверью. Он наконец-то начал понимать, к чему клонит Куэйд: все его столь запутанные рассуждения о философии были лишь прелюдией к разговору о главном - о страхе.
– Вот что должно интересовать нас прежде всего: то, что лежит в глубинах нашей психики, - продолжал Куэйд.
– Игнорируя это, мы рискуем...
Внезапно Куэйд запнулся: красноречие оставило его.
– Рискуем - что?
Куэйд уставился в опустевший стакан, вероятно, желая его наполнить снова.
– Хочешь повторить?
– спросил его Стив, в глубине души стремясь услышать отрицательный ответ. Вместо этого Куэйд переспросил:
– Чем мы рискуем? Ну, по-моему, если мы сами не пойдем зверю навстречу, если его не разыщем и не приласкаем, тогда...
Стив ощутил, что наступил кульминационный момент разговора.
– Тогда, - закончил Куэйд, - зверь рано или поздно сам придет за нами, где бы от него не прятались.
Страх - вот та тема, что неизменно доставляет нам какое-то болезненное наслаждение. Если, конечно, речь идет о чужом страхе.
В последующие две недели Стив ненавязчиво навел кое-какие справки о философствующем мистере Куэйде, и вот что выяснил.
Знали его лишь по фамилии, имя же никому не было известно.
Точно так же никто точно не знал, сколько ему лет, и только одна из секретарш считала, что Куэйду уже за тридцать, что весьма удивило Стивена.
Та же секретарша слыхала от самого Куэйда, что родители его умерли, но почему-то полагала, что их убили.
Больше никаких сведений о Куэйде собрать не удалось.
* * *
– Я твой должник за выпивку, - произнес Стив, дотрагиваясь до плеча Куэйда. Тот дернулся от неожиданности и обернулся.
– Бренди, как и в прошлый раз?
– поинтересовался Стив.
– Да, благодарю.
– Что, напугал тебя, подкравшись незаметно?
– осведомился Стив после того, как заказал напитки.
– Да нет, просто я что-то задумался.
– А мне казалось, что это перманентное состояние философов...
Стив сам не мог понять, почему его вновь потянуло к парню не только на десять лет старше его, но и явно принадлежащему к другой весовой категории, разумеется, в интеллектуальном смысле. Скорее всего, их прошлая беседа лишила Стива душевного равновесия, в особенности рассуждения Куэйда о диком звере, и теперь он жаждал продолжения. Интересно, какие еще метафоры изобретет Куэйд, что нового он скажет о бездарях-преподавателях, калечащих студентов?
С другой стороны, Куэйд на роль гуру не тянул, главным образом из-за его цинизма и неопределенности собственных концепций, если таковые вообще существовали. Определенно было только то, что его взгляды - философские, религиозные или политические - не составляли целостной системы, да он в ней попросту не нуждался.
И тем не менее, у Куэйда было собственное мировоззрение, с изрядной долей чувства юмора (хотя он и смеялся крайне редко). Окружающих он считал ягнятами, которые только и делали, что искали себе пастуха, а все те, кто претендовал на эту роль, были, по его убеждению, шарлатанами. Все, что лежало за пределами загона для ягнят, внушало им непреодолимый, парализующий ужас, который и есть одна-единственная в этом мире истина, не подлежащая сомнению.
Интеллектуальное высокомерие Куэйда доходило до смешного, но Стиву вскоре начала нравиться та легкость, с которой его новый знакомый вдребезги разбивал устоявшиеся, казавшиеся незыблемыми догмы. Иногда, правда, его раздражали убийственные аргументы Куэйда против тех или иных непререкаемых для Стива истин, однако после нескольких недель общения с Куэйдом его всеразрушающий нигилизм вырос в глазах Стивена до высшего проявления свободы человеческого духа.
Воистину для Куэйда не существовало ничего святого. Родина, семья, вера, закон - все это было для него не просто пустыми словами, но и насквозь фальшивыми понятиями, сковывающими, удушающими человека. Страх - вот единственная реальность, имеющая смысл.
– Я боюсь, ты боишься, мы боимся, он, она, оно боится...
– говаривал Куэйд.
– Ни одно живое существо не может избежать ощущения страха, от которого сердце замирает.
Любимым оппонентом Куэйда в философских спорах была студентка филфака по имени Черил Фромм. Любимой потому, что "железные" аргументы Куэйда неизменно доводили ее до белого каления. Стив обожал наблюдать со стороны за поединками "не на жизнь, а на смерть" между его приятелем-мизантропом и "патологической оптимисткой", как Куэйд называл Черил.