Страхи из новой коллекции
Шрифт:
— Ну, наконец-то каникулы, — улыбнулась мама, — но не забывай, что ты обещал мне помочь на даче.
Я мгновенно сник. Еще в начале четвертой четверти, предчувствуя наступление каникул, я наобещал маме и огород вскопать, и картошку посадить, и забор выкрасить, и то сделать, и это, лишь бы поскорее наступили каникулы (как будто от мамы зависело их наступление…)! И вот каникулы почти что начались, и пришла пора отвечать за свои слова. Но так не хотелось, жуть…
— Ладно, помогу… Ма, завтра состоится родительское собрание. Мы будем ставить
— Жалко, что без дневников обойтись нельзя. Там, наверное, ничего хорошего не будет… — Мама подкрутила газ. — У меня к тебе есть взаимовыгодное предложение.
— Какое? — встрепенулся я, откусывая пирожок.
— А вот, смотри, — проговорила мама и бросила мне газету, — там отмечено.
Я поймал газету, пробежался глазами по строкам и нашел рекламу, обведенную черным маркером.
Там были нарисованы два дерева, палатка, какая-то миловидная девушка в скаутской шляпе и дано объявление.
В нем рассказывалось, что в России открылся лагерь для подростков с проблемами…
— К тому же про этот лагерь мне говорила Любовь Ивановна, — сказала мама.
— Мам, а зачем мне это надо? — спросил я.
— Ну, это же интересно… И полезно… Вдруг ты от страха избавишься? Я уже позвонила в эту фирму и узнала, что рядом с лагерем есть море, пляж, лес… Но это не какая-то там допотопная пионерская база, а современный комплекс. Там есть и компьютеры, и Интернет, и дискотеки по вечерам устраивают, то есть можно хорошо отдохнуть, повеселиться и… подлечиться.
— Класс! — восхитился я. — Поражаюсь твоей оперативности! И лагерь, наверное, действительно чудесный, особенно природа — из названия видно — «Две сосны»!
Ворчал я в основном из-за того, что все решили без меня, но, подумав, сделал вывод, что старались-то мне во благо, а не кому-то другому. Да, я не скрываю свою болезнь, но и не люблю, когда на ней акцентируют внимание, я себя чувствую каким-то… ущербным.
— Ма, а про какое ты условие говорила? — вспомнил я.
Мама оставила пирожки, села напротив меня, умоляюще посмотрела мне в глаза и проникновенно попросила:
— Будь другом, сделай так, чтобы я не пошла на собрание… Терпеть не могу родительские собрания… Одеваться, краситься… Не люблю, когда все друг на друга пялятся, а потом за глаза обсуждают, кто во что был одет… Да и, наверное, в дневнике ничего хорошего я не увижу, как всегда…
— Ладно, так уж и быть, — великодушно согласился я.
Мама вскочила со стула и радостно закричала:
— Ур-ра! Спасибо! Ты самый лучший сын в мире! Я не пойду на собрание! Ура!
Вот такая она, моя мама. Просит меня, чтобы я разрешил ей не ходить на собрание.
Как бы я хотел всегда видеть маму такой счастливой…
Однако теперь, после всего, что произошло, мама улыбается редко и во всем винит себя, дескать, если бы она не увидела то объявление, ничего не случилось бы. Я успокаиваю маму, но
На следующий день мы отправились к моему психотерапевту Любови Ивановне, и она сказала, что этот лагерь открыла ее хорошая знакомая — кандидат психологических наук, умница, красавица, деток обожает… Лагерь помог справиться с проблемами уже сотням подростков! И убеждала, что и мне он поможет… Правда, эта знакомая вечно в разъездах, никто ее давно уже не видел, — вот такая она занятая.
Короче говоря, мы купили путевку в этот проклятый лагерь.
Несмотря на утро, в автобусе было очень жарко. Так жарко, что хотелось забыться, отключиться, лишь бы не вдыхать горячий воздух. От жары не спасали ни ледяной квас, ни минеральная вода, ни моя любимая пепси.
Пыльные двойные окна были закрыты наглухо, между ними лежали мертвые мухи и висели в своих паутинах скукоженные пауки.
Я оттянул майку и подул на тело через горловину.
— Вот жара, да? — спросил пробирающийся по проходу парень. Недолго думая, он уселся рядом со мной на соседнее сиденье.
— Ага.
— А говорили: заграничный комфортабельный автобус, кондиционеры, холодильник с напитками, все дела! Жуть, а не автобус! Ха, подумаешь, что заграничный! Толку-то? А ты чего боишься? — внезапно спросил он, раскрывая чипсы. — Будешь?
— Нет, спасибо, по такой жаре ничего не хочется.
— А… Так чего ты боишься?
— В смысле?… — не понял я.
— Ну, какой страх едешь лечить?
— Клаустрофобию, я боюсь находиться в тесных закрытых помещениях, — наконец дошло до меня. — А ты?
— А мне надо от кремнофобии и акрофобии вылечиться.
— А это что такое?
— Ну, кремнофобия — это боязнь пропастей, а акрофобия — боязнь высоты…
— Понятно…
— Тебя как зовут?
— Влад, а тебя?
— Женя. Так будешь чипсы?
— Ну, давай, — ради приличия я выудил из пакета картофельный кругляшок, пахнувший сыром, и отправил его в рот. Стало почему-то еще жарче. Особенно на языке — он вообще был как наждак и горячий к тому же.
Я искоса рассмотрел нового знакомого. На нем красовались яркая синяя футболка и красные шорты, по комплекции он был крупнее меня, но не полный, с темно-русыми волосами, обычным лицом… На затылке была длинная тонкая косичка.
— Прикольная косичка, — сказал я.
— Да, мне тоже нравится, — оживился Женька, — я ее уже три года отращиваю. Сначала меня в школе учителя ругали, а потом привыкли. Многие пацаны стали за мной повторять, но это уже ни на кого впечатления не производит… По-любому, копия не бывает лучше оригинала, — заключил он и раскрыл второй пакет чипсов.
Автобус тронулся. Я посмотрел в окно и помахал рукой родителям. Они плакали, как будто я был моряком и они провожали меня в долгое далекое плавание. Признаться, у меня в носу тоже защипало…