Шрифт:
Александр Хургин
Страна Австралия
СОДЕРЖАНИЕ
Рассказы
Человек по имени Петрищев
Окна на юг
Ни с того ни с сего
Повести
Страна Австралия
Остеохондроз
ЧЕЛОВЕК ПО ИМЕНИ ПЕТРИЩЕВ
Было уже довольно поздно, когда человек по имении Петрищев понял, что ему необходимо восстановить утерянную связь с миром. Правда, как это сделать, он не понял. Потому что связь была утеряна не только с внешним миром, но и с внутренним. В общем, расстройство в себе и вовне человек по имени Петрищев ощущал всеми без исключения фибрами своей усталой и, может быть, даже больной души. То есть говорить о себе, что у него больная душа, а сам он, значит, душевнобольной, Петрищев, конечно, не стал бы. Да и кто о себе станет такое говорить без особой какой-либо надобности или цели? Но душа у него побаливала давно и ощутимо. Это он чувствовал, так как трудно не чувствовать боль. И вот он понял, что нужно делать. Наверное, темнота, надвинувшейся на город ночи способствовала тому, что понимание пришло к Петрищеву. А может быть, дело не в темноте, а в
Короче говоря, темноты и тишины в жизни человека по имени Петрищев накопилось в избытке, и он перестал слышать то, что происходило вокруг него в мире, и в конце концов связь мира с Петрищевым прервалась. Это что касается мира внешнего. По поводу же внутреннего мира у Петрищева возникали различные мнения и сомнения. В том смысле, что это же был его собственный мир - не зря он назывался внутренним. А связь, значит, с ним каким-то загадочным образом все-таки разорвалась и нарушилась. И этот разрыв с нарушением оказались болезненными. Даже более болезненными, чем можно было ожидать. Хотя вообще никто никогда не ожидает разрыва с самим собой. А если он - разрыв - происходит, люди всегда удивляются, волнуются и ведут себя, как говорится, неадекватно.
Хотя Петрищева как раз тут, в данном именно случае, можно считать исключением из правила. Если, конечно, такое правило существует в природе. Он-то вел себя адекватно обстоятельствам. А с другой стороны, как еще он должен был себя вести, когда опротивел ему и внешний мир, и внутренний. До последней степени опротивел - не как-нибудь иначе. Но то, что без связей с окружающей средой - каковая и является внешним миром, существовать невозможно - это Петрищев не то чтобы осознанно понимал, а чувствовал органами чувств. И то, что связи эти необходимо восстанавливать - тоже он чувствовал. На собственной, так сказать, шкуре. И он думал, что мне бы наладить утраченный контакт с внешним миром и со средой своего обитания, а уж со своими внутренними делами я как-нибудь разберусь впоследствии, лежа на досуге.
И начал Петрищев с того, что взял себя в руки и, когда наступил вечер, включил свет в комнате, чего не делал очень давно. Глаза восприняли это включение плохо - наверное, с непривычки. Петрищеву, видно, нужно было не сразу взять и включить свет на всю катушку. Нужно было, скорее всего, для начала шторы плотные коричневого цвета раздвинуть. Тогда отдаленный свет, который есть по ту сторону окон, войдя в квартиру, дал бы глазам Петрищева обвыкнуться сначала с тусклым и размытым электрическим освещением невысокой интенсивности, а после уже можно было и к лампочке в сорок или шестьдесят ватт начать привыкать. К слову надо сказать, что кошке свет лампочки тоже не понравился. Она сощурилась и сидела так, сжав свои большие желтые глаза до узких, еле заметных щелок. А потом она и вовсе их закрыла. И решила - чем сидеть на ярком свету, так лучше уж спать в свое удовольствие.
А человек по имени Петрищев сказал себе - ничего, лучше сразу хвост рубить, чем постепенно. В переносном, конечно, смысле. Он хотел еще и телевизор включить - чтоб уж одновременно и к звуку привыкнуть, одним, так сказать, махом. Но не отважился. И свет - то раздражал так, что хотелось куда-нибудь спрятаться, в какой-нибудь темный угол - и хорошо, что в комнате у Петрищева было всего-навсего четыре угла и все светлые, а не темные. То же и в кухне. А в коридоре вообще углов никаких не было - одни двери. В общем, все шло так, как и хотелось Петрищеву подсознательно. И он стал развивать свои действия - чтобы использовать, значит, свет лампы максимально. А именно: Петрищев сел за стол, положил перед собой лист бумаги в линейку и задумался. Он задумался над тем, что написать в своем письме к бабушке. Потому что письмо к бабушке для начала восстановления связей с миром казалось ему неплохим вариантом. И он написал: "Здравствуй бабушка!". И еще написал: "Я живу хорошо". После чего, конечно, снова задумался, так как что писать дальше, он не имел никакого понятия. И представления тоже никакого не имел. Петрищев, он вообще писем никогда не писал в своей жизни. Некому ему было писать письма. Тем более, существует же зачем-то телефон. Хотя телефона у Петрищева дома не было. Поэтому он и сел писать бабушке письмо. И написал две вышеупомянутые фразы. А потом, в результате задумчивости, и третью фразу написал. "А ты как живешь?" - написал Петрищев. И дальше письмо у него пошло легко, и рука уже не останавливалась, а все писала буквы, составляя из них разные слова, а из слов - предложения. Но Писал Петрищев не очень долго. Поскольку взгляд его задержался на словах "генерал Грачев".
И конечно, никакого прямого или косвенного отношения ни к бабушке, ни к самому Петрищеву Грачев не имел. Просто он всплыл в памяти, избрав для этого не самый лучший момент, чего Петрищев сразу не заметил и продолжал писать письмо. Но ничего не бывает в жизни без хоть какой-нибудь пользы. И то, что генерал Грачев проник незамеченным в мысли Петрищева и смог попасть таким образом на бумагу, тоже оказалось не лишенным смысла и основания. Потому что, прервав написание письма, Петрищев вдруг вспомнил, что бабушка его давным-давно умерла и похоронена на старом еврейском кладбище, хотя к евреям при жизни отношения не имела. Но тогда, когда бабушка умерла, на православном кладбище хороших мест не нашлось, там нашлись только плохие места - на отдаленных заболоченных участках, и бабушке ее дети достали по знакомству место на еврейском кладбище, где мест хватало каких душе угодно, и там похоронили ее по христианскому обряду с оркестром.
И обо всем этом вспомнил Петрищев в один миг и, конечно, сообразил, что письмом к умершей бабушке, никаких связей ни с кем и ни с чем ему восстановить, скорее всего, не удастся. И тут он окончательно расстроился. Расстроился по-настоящему и бесповоротно. Так, казалось бы, все хорошо пошло, и с бабушкой он неплохо придумал. Написал бы ей письмо, она бы ответила, завязалась бы переписка, став своеобразным мостом, соединяющим Петрищева с миром (в лице бабушки), а там, глядишь, и цель стала реальностью. Но, видно, не судьба. В сущности, смерть бабушки - пустяк, ведь сколько их умерло за время существования человечества - простых безымянных, можно сказать, бабушек, никак на жизни Петрищева не отразившись! А тут вот пожалуйста. И главное, другого пути воссоединения с окружающим миром Петрищев не видел. И не мог придумать ничего стоящего. Закоротило его, как говорят электромонтеры, на бабушку. А короткое замыкание - такая штука. Против короткого замыкания не попрешь. Петрищев хотел было поделиться своим несчастьем с кошкой, но кошка сказала "отстань" и отвернулась. Поэтому единственное, что осталось человеку по имени Петрищев, это выйти из квартиры с ярко горящей под потолком лампочкой и прогуляться. Невзирая на поздний вечер, граничащий, можно сказать, с ранней ночью. И он оделся и вышел, и кошка посмотрела на него с недоумением, поскольку надеялась в самом скором времени поужинать перед сном.
А на улице, довольно темной и довольно тихой, Петрищеву стало лучше, чем было в квартире, хотя ничего у него и не изменилось. И он походил по этой темной и тихой улице туда и сюда, и опять в обратную сторону, подышал ее свежим воздухом и вошел в темный трамвай, подошедший к остановке именно в тот момент, когда к ней подошел Петрищев. На трамвае не было никаких опознавательных знаков, если не считать шашечек, говорящих о том, что этот трамвай не трамвай, а такси, и надписи под шашечками: "Без льгот". И Петрищев, который никуда не собирался, да и не хотел ехать, вошел в этот неопознанный и неосвещенный трамвай, вошел, скорее всего, потому, что у него не было абсолютно никаких льгот и они - льготы - были ему не нужны. Вот он и вошел в трамвай. И с ним вошли еще какие-то люди, а другие люди в этом трамвае уже куда-то и откуда-то ехали. И те, кто вошел - вошедшие то есть, стали спрашивать у кондуктора: "По какому маршруту едет трамвай?", а кондуктор им всем по очереди терпеливо отвечал: "По семнадцатому". "По семнадцатому". "По семнадцатому". Наконец, кто-то у передней двери кондуктору возразил: "А водитель сказал - по двадцатому". На что кондуктор ответил: "Не знаю, по какому едет водитель, а я еду по семнадцатому". И тут Петрищев понял и ощутил, что зря вышел из своей квартиры, оставив в ней в одиночестве свою любимую кошку. Потому что после ответа кондуктора пассажиру, стоявшему у передней двери, прерванная связь Петрищева с внешним миром была не только утрачена им окончательно, но и сдвинута куда-то в сторону.
О связи с миром внутренним (также утраченной и сдвинутой) Петрищев даже не вспомнил.
ОКНА НА ЮГ
Свет погас ночью. Или скорее ближе к утру. Часа, наверно, в четыре. В три пятнадцать Кульков вставал, разбуженный громом и молнией внезапной угрозы, и тряпку клал под наружную боковую стену, чтоб она воду в себя впитывала и собирала. Потому что сквозь шов этой стены дождевая вода проникала и лилась прямо поверх обоев за плинтус. И свет тогда, в три пятнадцать, был. Это сто процентов. А в семь проснулся Кульков - уже окончательно - нет света и холодильник успел подтаять и потечь. Кульков вышел в коридор, в коридоре освещение мерцает и лифт гудит, поднимая жильцов и опуская. И Кульков спросил у безногой старушки, которая продвигалась по направлению от своей квартиры к лифту, есть ли у нее свет, и она сказала: не знаю я, у меня лампочки все перегорели давно - до единой. Тогда Кульков открыл распределительный электрощит, понажимал наобум кнопки и пробки автоматические попробовал включить все по очереди - свет не зажегся.
– А как в ЖЭК пройти?
– спросил он у той же самой старушки, продолжавшей поступательное свое движение к лифту. А она сказала:
– Не знаю я, - и: - у меня, - сказала, - ног нету, чтоб туда ходить.
Но ЖЭК Кульков нашел. Самостоятельно и проще простого. Он рядом располагался, в следующем доме напротив. И там, в диспетчерском пункте, сказали ему:
– Вызов принят, электрик будет в порядке очередности заказов.
– Когда?
– спросил Кульков.
– Примерно.
А они сказали: