Страна Лимония
Шрифт:
— Кто такой? — кивая на длинноногого, спросил он.
— То ли наш «подкрышник», то ли агент, — ответил Фил с обычной благожелательной улыбкой. — Поговаривают, будто с Андроповым накоротке знаком. Сам не знаю, за что купил — за то продал.
— А-а-а... — протянул Герман, по-новому взглянув на маячившего впереди журналиста. — А звать-то его как?
— Пардонов.
— А имя?
— Забыл. Как-то мудрено... то ли что-то из Библии, то ли из физики. И всё это два раза.
— Часом, не Иов?
— Не-е, хуже.
У трупа, опалённого огнемётом, остановились. Корреспондент сложился, как штатив, и присел на корточки. Он долго изучал останки, приподняв очки своими тонкими пальцами, потом повернулся к провожатым и безапелляционно сказал:
— Китаец.
Герман опешил. Он подошёл к сидящему и тоже уставился на труп. С противоположной стороны присел Фил.
— Почему вы так решили? — не выдержал Герман.
— Глаза раскосые и кожа жёлтая.
Герман посмотрел трупу в глаза. Сквозь тонкие щели набухших век белела обожжённая роговица. Красное лицо надулось, готовое лопнуть. Потом перевёл взгляд на ноги. Из-под обгорелых калош действительно выглядывали жёлтые пальцы ног. Корреспондент снова ожил:
— Или китайский советник, или китайский наёмник!
— Товарищ корреспондент, любой китайцем станет, если его паяльной лампой обработать, а тут — огнемёт...
Лицо, приближённое к председателю КГБ, промолчало, затем принялось изучать прилегающую территорию. «Подвиньтесь», — попросил Пардонов. Герман на карачках сделал несколько утиных шагов в сторону. Длинноногий поднял обожжённый документ в пластиковой обложке, тщательно его осмотрел и протянул спутникам.
— Читайте!
— Ну вижу, «Мэйд ин Чайна», — всё ещё любезно откликнулся Герман. — Только эти обложки в каждом дукане продают!
Корреспондент, проигнорировав замечание, встал и с гордым видом цапли, проглотившей лягушку, пошёл к следующему трупу.
— Ещё один китаец! — констатировал литературный работник, заглядывая в раздувшееся лицо второго афганца.
Германа начало распирать.
— Верно! Этот — точно китаец, — исходя дерьмом, начал он. — Первый, возможно, уйгур, а этот — чистокровный. А в прошлом году поймали шерпа — живучий был, падла!
Самолюбивая цапля бросила на него подозрительный взгляд. Герман скорчил доверительную гримасу.
— Вы знаете, эти китайцы чувствуют себя в Афганистане как дома, — продолжал накручивать спирали домыслов каскадовец. — Они с «паками» наладили совместное производство автоматов Калашникова...
— Я знаю, — поощрил словесный блуд длинноногий.
— А на прошлой неделе мы захватили клетку с отравленными комарами.
Снова — недоверчивый взгляд.
— Да, да! Не поверите! Маленькая клетка с частой ячейкой, а в ней — сотни огромных лохматых комаров. В ХАДе сказали, что ядовитых комаров разводят китайские и пакистанские учёные в закрытых научных центрах Лахора...
Фил уже строил угрожающие рожи, пытаясь предостеречь друга от необдуманных высказываний, но Германа несло:
— Их генетики вывели особи, которые садятся только на европейцев...
— Как это? — подался к рассказчику журналист.
— А так! Вы когда-нибудь афганца нюхали?
— Нет ещё... Не доводилось.
— А вы попробуйте! Даже я чуть в обморок не падаю от их запаха, а что говорить о насекомых. На них любая наша блоха копыта протянет, даже подкованная. Вы думаете, почему афганцы такие живучие и здоровые...
— Почему?
— Их кожа вырабатывает природный репеллент.
Корреспондент вытащил блокнот.
— Погодите писать, информация секретная.
— Почему?
— Спалите нашего агента «Неустрашимого», который внедрён в их лабораторию. Сейчас он занят разработкой противоядия.
Назад корреспондент и Герман возвращались, демонстрируя дружеские чувства. «Каскадёр», отворивший несметные кладовые своих фантазий, сыпал «проверенными» фактами, ссылками на засекреченные источники и цитатами из журнала «Химия и жизнь».
На месте их ждал сюрприз. Прямо на лужайке перед выстроившейся в линейку бронетехникой лежала груда трофейного оружия. Герман поочерёдно фотографировал своих друзей, начальство и представителя прессы на фоне заскирдованных винтовок, автоматов и гранатомётов.
Под вечер гости покинули расположение лагеря.
Обыкновенная смерть
Утром Герман проснулся от холода. Стуча зубами и содрогаясь всем телом, он выскочил из палатки. Возле костра грелись Крестов, Репа и комбат. Солнце только-только встало из-за гор. В ложбинах таял туман. Самархель и территория бригады терялись в сизом мареве не успевшего остыть воздуха.
Герман молча присоединился к друзьям, плеснул в кружку крепкого испитого чая и с видимым удовольствием принялся обозревать красоты пробуждающейся природы.
— Ты что вчера корреспонденту наплёл? — обратился к нему Крестов, разряжая на расстеленную газету автоматный рожок.
— Да так, по мелочи... — пытался увильнуть от разговора Герман.
— А про китайских советников?
Герман начал оправдываться, доказывая, что он в состоянии отличить китайца от жареного афганца.
— И это всё? Ты больше ничего не успел ему рассказать?
— Вроде всё. Остальное — так, мазком.
Крестов насторожился, но его перебил комбат:
— И как таких придурков в газете держат? — наивно спросил он.
— Что ты, Лёха, удивляешься? — пустился в рассуждения Крестов, снаряжая опустевший магазин патронами из репиного вещмешка. — У нас с придурками сейчас проблем нет, а вот умных — раз-два и обчёлся. А этот Иона — в ЦК ногой дверь открывает. Стареют наши вожди, ведутся на всяких прохиндеев.
— Иона, — протянул Герман забытое имя. — Иона Ионович... Знаешь, Крест, у Булгакова есть роман «Собачье сердце», там главный герой, тот, что от собаки произошёл, имя взял — Полиграф Полиграфович. Может, и наш Иона — собачий сын... Кстати, зачем ты магазин перезарядил?