Страна падонкаф
Шрифт:
Дверь открыл Яков Григорьевич. Он сейчас постоянно дома, при сыне. Аптеку оставил на Валерию Аркадьевну, свою заместительницу. Валерия Аркадьевна работает с самого открытия аптеки в тридцать третьем микрорайоне. Очень порядочная и культурная женщина. Ей он доверяет как самому себе.
Марк сидит в постели, на коленках лежит ноутбук, одна кисть еще в гипсе, на голове маленький глупый американский колпачок. Мать прислала из Хайфы. При виде колпачка Мандинго делается неловко. Ёкарный бабай! Совсем забыл!
— Хэппи бёрздэй ту ю? — смущенно спрашивает он друга вместо традиционного «Хай!».
Марк, не отрываясь от ноута, протягивает руку.
— Да, днюха. Шестнадцать лет. Садись…
— Поздравляю. Что делаешь?
— Видишь, сижу в инете, праздную.
Мандинго инстинктивно садится поближе к пепельнице-раковине. Хотя и так уже сегодня перекурил лишку с Лёней-трансвеститом.
— Кто-нибудь еще тебя поздравил?
— Мегафон, дом. ру, теле-два и мама с папой. Папа, конечно, забыл, но я ему напомнил.
Мандинго засмеялся.
— Ну вот! Значит, ты что-то значишь в этом мире.
Марк, наконец, оторвался от экрана и посмотрел на приятеля.
— Еще интернет-подружки поздравили. Ну, я им написал, что у меня днюха, так они хотели у себя шарики повесить.
Мандинго прыснул. Не утерпел, спросил:
— Чьи шарики и куда повесить?
Пока Марк смеялся, Мандинго заметил на столе раскрытую книгу. Взял, полистал. «Военное дело чукчей». Поднял удивленный взгляд на Марка. Тот выдавил сквозь смех:
— Люблю серьезное чтиво…
— Ага, типа «The Телки»!
— …и хорошую музыку, типа «Бурановских бабушек».
— О да, это настоящее искусство. Просто пир духа! — подхватил Мандинго.
— А Доренко их дрессированными шимпанзе назвал! — пожаловался Марк.
Мандинго соглашается:
— Ну, он опасный человек, телекиллер. От такого можно всего на свете ожидать.
Марк кивает.
— Он покусился на святое, на наших бабушек. А они, между прочим, покорили мир беззубыми улыбками! Такими обаятельными. Просто вскружили всем голову!
Марк вздыхает.
— Бедная Рашка. На Евровидении старухи… Последние из россиян. Покоряют Европу самобытностью. Прикинь, то юных лесбиянок привезут, то Дебилана, то старух…
Мандинго помахал книгой.
— Больше читай. Все лучше, чем время тратить на интернет-девок.
Марк расхохотался. Потом сморщился. Ребра заболели.
— Да, у меня девки и вживую каждый день. Одноклассницы…
Мандинго назидательно произносит:
— Это правильные девки.
Марк скривился.
— Ну, девчонки разные бывают, хотя в основном да. Еще год осталось нам вместе учиться. Потом последний звонок, ЕГЭ, выпускной — и все. На работу в торговые сети. Девочки на кассу, мальчики в охрану.
— Судьба нам большего не предлагает. Мой дедушка рассказывал, в тридцатые годы — в авиашколу или на паровоз!
Марк замечает:
— Папа мудро говорит: «Надо самим пробиваться, судьба всегда скупа. Думать надо головой об этом, а не по клубам квасить!»
Мандинго отвечает с ехидцей:
— Все мы становимся мудрыми, когда уже в клуб не пускают.
Марк машет рукой.
— Так наших девчонок тоже не очень-то пускают. Две мои одноклассницы, Вика и Алина, пошли туда, а парти оказалось для двенадцати-тринадцатилеток. Упс! Ну и эти кобылы пристроились. Мани такие. Старые лошади. Друг с другом и танцевали.
— Может, это трудности роста?
— Это — нежелание взрослеть, Серж! Они даже в инет попали в видеоролике про этот клуб. Там сняли, как они зажигают вдвоем.
— PR-ход!
Марк усмехается.
— Они забавно тряслись. Я даже скачал на память. Кстати, Вика поймала мега-мажора; он свозил ее летом на Бали и в Сингапур. Ребята говорят, что она на учебу вообще теперь не ходит. Забила.
Мандинго усмехается тоже. Понимающе.
— Учеба была на Бали и в Сингапуре.
Марк захихикал.
— Ее еще до Бали научили. Полноценная женщина.
— Димас, хватит уже! Кончай глубже копать!
Леха вытер пот со лба. Хух! Это Димас — экскаватор, всегда роет, как для себя, а он, Леха, нуждается в отдыхе, в тепле и в теть-Раином борще. Сейчас бы тарелочку горяченького навернуть! С граммулечкой!
Леха смотрит на мокрую, несмотря на холодный ветер, спину Димаса. Приятель выпрямляется в будущей могиле и выбрасывает наверх лопату. Аут! Леха, не мешкая, протягивает Димасу черенок своей и вытаскивает друга из ямы.
С того дня, как им «приклеили» дело об избиении того очкастого задрота и выпустили под подписку до суда, они нигде не светятся. Дом — работа, работа — дом. В Лехином случае это «тетя Рая — кладбище» и взад. А у Димаса дома на подсосе три шнауцера: Хвостик, Растишка и Коржик. Требуют своего: накормить, погулять, повторить!
Скоро праздник — День города: концерты, спортивные мероприятия, фейерверк, но у друзей нет никаких планов. Вот так вся жизнь и пройдет в тяжелом физическом труде!
Сегодня Димас реально удивил Леху. Когда переодевались, кореш вдруг говорит:
— Слушай, Леха, двадцать шестого августа убили Игоря и Писклю. Ровно месяц назад.
(Оба давно решили, что Игорь не мог расправиться с Писклей и покончить с собой. Все полицейские версии — пурга и шняга!)
— И что?
Димас, не торопясь, натягивает свою подрепанную кожаную куртку. Оглаживает ее задубевшими ладонями с черными каемками под ногтями. Тяжело смотрит на Леху. Впрочем, он всегда тяжело смотрит на людей. Димас только к бородатым собакам питает нежные чувства.