Страна премудрых пескарей. Очерки истории эпохи
Шрифт:
– Как понять, что весь тот период, который мы называем Великой Отечественной, остаётся для Запада неизвестной войной. В некоторых странах – к примеру, в США – считают победителями американцев.
– У историков вопроса о победителях не возникает. Для жителей США в истории Второй мировой важнее Пёрл-Харбор, война с Японией. А Вена сейчас готовится праздновать юбилей своего освобождения, и жители её будут чествовать нашего маршала Фёдора Толбухина. «Солдатское радио» во время Великой Отечественной сообщало, что лучше всего воевать под командованием маршала Толбухина – он солдат жалел [из всех советских маршалов наименьшие потери личного состава при прочих равных условиях – у Жукова; например, в двух совместных с Коневым операциях – Московской и Берлинской – потери у Конева
– Так возможна ли фальсификация истории?
– Настоящий историк всегда докопается до истины. Тем более в нашей бюрократической стране, где один документ зарегистрирован во множестве мест. К примеру, принято какое-либо решение неким органом власти, в связи с чем оформляется документ. Он обязательно подписывается конкретным должностным лицом, документу присваивается делопроизводственный номер, его заносят в реестр, где указаны его реквизиты.
– Разве нельзя сохранить реальный номер и подпись реального начальника, но заменить содержание документа [так поступили, например, с письмом Берия, входящим в состав знаменитой Особой папки по Катыни: три листа письма исполнены на одной пишущей машинке, четвёртый – не содержащий слов о казни пленных польских офицеров, зато с подписью народного комиссара внутренних дел – на другой – авт.]?
– Так ведь копии настоящего документа рассылаются в другие инстанции – органы власти (вышестоящие и нижестоящие), в смежные организации [копии вышеупомянутого письма Берия не найдены или по меньшей мере не опубликованы. – Авт.). Им перед отправкой присваивают исходящий номер в качестве корреспонденции [в письме Берия исходящий номер не соответствует указанной дате. – Авт.). А потом тот орган власти, который получит эту корреспонденцию, присвоит документу свой входящий номер, занесёт в свой реестр и т. д. Архивы и хранящиеся в них документы разоблачат любую фальшивку. В своё время сотрудники нашего архива легко разоблачили «документ» о том, что Сталин был агентом охранки. Мне самому как-то один пытливый деятель показывал копию (у фальсификаторов обычно только копии) протокола о сотрудничестве между НКВД и гестапо, который подписали Лаврентий Берия и Генрих Мюллер. И без архивов было ясно, что фальшивка. Фальсифицировать документ можно, но разоблачение фальсификатора и изготовленной им фальшивки неизбежно.
Заведомо ложные альтернативы
Кроме рассмотренных выше примеров сознательной или подсознательной мифологизации, альтернативная история существует также и в ранге узаконенного литературно-художественного метода – фантастики. Казалось бы, какой вред может принести отклонение от известного нам хода событий, происходящее в пространстве чисто литературных персонажей? Но и здесь, оказывается, далеко не все безобидно – фантазии тесно в рамках жанра, и она «просится» в научную методологию. И, естественно, находятся исследователи, готовые выписать ей пропуск.
Главная сложность альтернативистики – выбор события, действительно способного существенно повлиять на дальнейшее развитие истории.
Историк и философ истории Тойнби – фактически зачинатель преобразования альтернативистики из литературного развлечения в направление исторических исследований – начал с вопроса: что если бы Александр Македонский не умер в Вавилоне от лихорадки? Организм великого завоевателя был изрядно изношен пьянством и боевыми походами, но всё же ещё достаточно молод даже по тем временам, так что шансы выжить у него были. А уж после выздоровления он, скорее всего, продолжил бы поход на восток, прерванный на берегу Инда ропотом его воинов: опираясь на ресурсы уже покорённой части Азии, он мог сформировать армию покрепче и побольше той, что уже сокрушила великие по тому
В современной отечественной альтернативистике главное направление, понятно, предвоенное. Не только бесчисленные попаданцы в другую историческую эпоху, ведомые десятками авторов, с энтузиазмом объясняют Иосифу Виссарионовичу Джугашвили, как получше распорядиться накопленным за первые пятилетки военным и промышленным потенциалом (в 1920-е годы авторы почти не заглядывают: с задачей создания приемлемо мощного хозяйства с литераторского наскока не справиться). Серьёзные исследователи вроде Алексея Валерьевича Исаева тоже старательно рассматривают возможные альтернативы. Исаев, кстати, пришёл к выводу: заметно изменить ход Приграничного сражения удалось бы разве что в идеальных условиях, четверть века назад описанных Василием Дмитриевичем Звягинцевым в книге «Одиссей покидает Итаку» (первой из цикла, выходящего по сей день) – профессиональный военный, хорошо знакомый с историей вооружения и помнящий в мельчайших подробностях дислокацию и сроки манёвров немецких войск, получает высшую власть в СССР и может распоряжаться по собственному усмотрению, без оглядки на кого бы то ни было.
Жёсткость хода истории вообще поразительна. Скажем, энтузиасты, много лет увлечённо исследующие «мир царя Михаила» (это, пожалуй, второе по популярности направление российской альтернативистики), в большинстве своём пришли к выводу: ход истории мог бы измениться к лучшему (для нашей страны и всего мира – последнее включает невозможность формирования в какой бы то ни было стране власти, сопоставимой по фанатизму и жестокости с немецким национальным социализмом или камбоджийскими красными кхмерами), если бы Николай Александрович Романов отрёкся от престола в пользу младшего брата Михаила не позже середины 1904-го года – позднее даже столь самоотверженный поступок вряд ли мог бы заметно повлиять на закономерности развития событий. Поэтому поиск точек бифуркации – разветвления – одна из сложнейших задач альтернативистики.
Направление исследования, открытое Тойнби, стало популярным нынче не только у литераторов, но и у профессиональных историков, не желающих ограничиваться архивными раскопками и составлением сводных таблиц. Ведь если не думать о возможных вариантах событий, невозможно вникнуть в движущие силы того, что альтернативисты обычно называют реальной историей (РИ) или главной исторической последовательностью (ГИП). А, не понимая эти силы, нельзя ни дать былым деяниям и деятелям адекватную оценку, ни тем более предвидеть будущее развитие ГИП. История же нужна нам прежде всего как сборник уже готовых решений с их последствиями: глядя на них, куда проще искать наилучший путь в нынешних обстоятельствах. Да и опыт поиска бифуркаций даёт немалое представление о том, на чём лучше сосредоточить силы сейчас.
Например, от книги «А что, если бы?..» (М., СПб., АСТ, «Терра фантастика», 2002) ожидалось очень много. Авторы статей, опубликованных в 1999-м (в юбилейном – к 10-летию – выпуске американского «Ежеквартальника военной истории»), блистают бесчисленными уважаемыми титулами. Тут и профессоры нескольких престижнейших университетов, и издатели этого ежеквартальника, и авторы бессчётных трудов по местной и всемирной истории… Насколько можно судить, к консультациям некоторых авторов прибегают не только американские СМИ, но и тамошние политики.
Увы, самым сильным впечатлением от книги оказалось удивление: до какой степени возможно не знать историю, при этом вроде бы занимаясь ею десятилетиями подряд.
Комментаторы русского издания с ехидцей отметили только самые вопиющие случаи авторской безграмотности (так, исследователь возможности англоамериканского броска к Берлину в апреле 1945-го – дабы взять его самим и не пустить туда советские войска – занижает наряд советских сил, выделенный для берлинской операции, в полтора раза, а наряд артиллерии даже вдвое, чем снижает потребный объём своей мобильной группы), ибо полный перечень ошибок был бы сопоставим с объёмом самих статей. Многие ошибки очевидны даже нам, знакомым с историей, увы, не по собственным трудам и в основном даже не по фундаментальным монографиям, а по учебникам да популярным книгам.