Страна сказок
Шрифт:
А я в это время перемещусь на Майорку! И свищи ветра в поле! По-моему, гениальный План!"
Так сказал Фунтик, но негр продолжал упрямствовать: "Товарищ Трошкин на это пойтить не сможет! Ему всегда противно, когда его сравнивают с этим прохвостом Херлоком Шолмсом!"
"Но ведь он похож!"
"И не заикайся!"
И тогда-то в мозгу Фунтика родился новый План: он, Фунтик, проникнет ночью в спальню к негру и Трошкину! Под видом ребёнка, который будет подглядывать ночью, если ему не купили мороженое! Не купили. Будет.
И выкрадет самое дорогое, что есть у негра!
И этого Трошкина в Железной Маске доставит на Бекер-стрит! Чтобы никто не догадался! Так как сходство дюже заметное.
Где бы только раздобыть Маску? Пойдёт маска для газосварки!
И вот Ночь! Когда Силы Зла, а именно, Силы Фунтика Царствуют Безраздельно!
Трошкин, ничего не подозревая, храпит под мышкой у негра после жаркой ночки Любви!
Фунтик, бормоча: "Прости, Господи!", надевает на Трошкина маску для газосварки!
Трошкин, было, просыпается, Фунтик в панике временно, но находится: "Спи, мой пупсёночек!" говорит голосом негра! И Трошкин опять спит!
Фунтик, этот закоренелый мерзавец, везёт ничего не подозревающую спящую женщину в кэбе! И думает: "Как бы заставить её узнать про Шлем? Может, вживить ей в мозг проводки? Чтобы контролировать сознание? Да нет, ерунда! Она сразу подохнет! Может, накачать её кокаином? И всучить в руки руру? Ерунда! Она будет болтать только про руру!
Ладно! Про Шлем я сам спрошу Херлока: спрячусь у неё за спиной и спрошу! А чтобы казалось, что это она говорит, буду тянуть за ниточки, привязанные ко рту! Рот и откроется!"
И успокоенный на этот счёт подобным образом, Фунтик принялся насвистывать "Марсельезу". Но в том кэбе кэбменом был никто иной, как доктор Катсон! Почему? Да потому что бедный доктор подрабатывал кэбменом, так как я мало ему платил.
А все остальные пациенты померли во время "жёлтой лихорадки", мора, в прошлом году. И по этой причине тоже не платили. Катсон пробовал ходить к ним на братскую могилу, но ничего не добился, так как упрямцы всё равно не платили.
И вот он слушает: Фунтик разговаривает с газосварищиком в нижнем женском белье. Сварщик в белье, потому что Фунтик вытащил его прямо из супружеского ложа! И забыл приодеть. И старческая кровь стынет в жилах Катсона! Потому что Фунтик готовится тащить сварщика на третий этаж! А сам Катсон всегда стынет при упоминании третьего этажа, куда Катсон сам влачит вязанку дров!
Я ему сам, лично я, Херлок, говорил: "Ну, ещё немного, ещё чуть-чуть! Последняя вязанка - она трудная самая! А потом увидишь не только маму, но и небо в алмазах! Потому что он так давно не видел маму! Потом нам сделают газовое отопление!"
И Катсон, изнемогая под трёхсотграммовой вязанкой, тащил! Маму он потом так и не увидел. Мама у него жила в доме для престарелых, куда он сам её поместил, так как ипотека, страховка, кредит, короче, ему это было выгодно!
Она, мама его, раз приходила ко мне в одну из вьюжных ночей! Я решил, что это Леди "Н", но это была не Леди "Неизвестнось", а Леди "М", "мама"! Она просила меня по-тихому отравить Катсона и даже дала некий яд, чтобы выбраться из дома престарелых. Но я этот яд куда-то девал, или где-то забыл, или сам где-то пропил,
А что вы хотели? Кормят там плохо: овсянкой! И у неё был заворот кишок. Да ещё она непомерно бухала. Катсон сам приносил ей бухло и спаивал. Короче, тёмная история! Запутанное "Дело"!
Но факт в том, что запыханный Катсон прибежал ко мне впереди Фунтика и, разя перегаром, сообщил, что идёт Двойник!
"Двойник?" - спросил я.
– "Вот, кому я как себе расскажу о Шлеме Вильгельма!"
"Да нет! Ты не понял!" - сказал Катсон.
– "Ему о Шлеме рассказывать не обязательно!"
Но Трошкин уже вошёл, и его челюсть уже отвисла, как будто он хотел сказать мне: "Убогий! Клоун! Пенёк! Не парень! М.дак!" Это Фунтик тянул ему за верёвочки.
"Что вы изволите говорить?" - спросил я.
"М.дак!" - явственно сказал Трошкин и волосатой рукой почесал себе грудь под рубашкой.
"А! Очень жаль, жаль!" - сказал я.
– "А то я собирался рассказать о Шлеме Вильгельма!"
"Ну и м.дак! Что мне, упрашивать тебя, что ли? Ой, Херлок, прости! М.дак!" - продолжал гнуть своё Трошкин. Видимо, даже сам Фунтик не хотел, чтобы тот такое говорил, но челюсть по-другому не открывалась, только вниз.
Я подошёл к Фунтику за спиной чучела, хлопнул его по плечу и сказал: "Что ты, братан, всё, как глухонемой? Говори нормальным языком: пожрать хочешь?"
"Хорошо бы!" - сказал Фунтик и всосал пересохшим горлом воздух.
– "А где подружка?"
"А зачем подружка?" - спросил я.
– "Мой халатик почти как у неё!" И я показал.
И запел: "Помоги мне! Помоги мне! Желтоглазую ночь позови! Видишь: гибнет, сердце гибнет в обжигающей лаве любви!" "Слова неизвестного поэта!" - пояснил я.
– "Неизвестного! Тр-резвенника! А потому отправленного по этапу в Сибирь!"
Видя, что эти простые слова произвели на Фунтика катотоническое действие, я сказал: "Да шучу я! В Израиль! На Майорку!"
Фунтик опять сглотнул и сказал: "Мне бы насчёт халатика!"
"И мне!" - сказал Трошкин.
– "Мой халатик тоже почти как её!" Хотя её, то есть, его никто не спрашивал.
И Трошкин распахнул свой халатик!
Я вежливо и деликатно запахнул его, чтобы не видеть её мерзких прелестей, и сказал: "Да, дорогой товарищ Фунтик! Ну, допустим, Шлем ты заполучишь! Но ты же его нигде не сможешь толкануть! В нём же Вильгельм хранил свою вставную челюсть!"
"Я тоже там буду хранить челюсть!" - сказал оптимистичный Фунтик.
– "Например, её!" И он показал на Трошкина.
"Даже не знаю! Заманчиво, чертовски заманчиво в таком случае отдать вам Шлем!" - сказал я.
– "Он в..."
Но Фунтик приложил мне палец к губам: "Молчи! Не люблю это слово!"
"Какое?" - спросил я.
– "Прорубь?"
"Да! Потому что сейчас в этой проруби лежит старуха-врачиха!" - сказал Фунтик.
"Я понимаю, что по всем старухам-врачихам прорубь плачет!" - сказал я.
– "Особенно, по той, что три месяца держала меня в психушке! Но, всё-таки, это не повод! Так что п-пойди и вытащи старуху из проруби! И переложи её в колодец!"