Странная барышня
Шрифт:
19
Как только Стеша пришла с подносом еды, я усадила её рядом и тихо, чтобы никто не подслушал, спросила.
— Где тётка Глаша ночует? Со всеми в людской?
— Не… — также тихо ответила ничего не понимающая, но уловившая момент Стешка. — У ней прям своя комната есть. Она ж у барыни в любимицах. А раз я главная теперича, то мне тож можно комнату? Чтобы как у Глашки с ключом была?
— Так она у неё ещё и закрывается?
— Завсегда. Хотя неча там брать. Да из наших никто чужое не возьмёт.
— Понятно. Помощь твоя
— Макарка! Конюх наш, — сразу выпалила девка. — Ежели я попрошу, то язык себе откусит. Страсть как по мне сохнет!
— Неожиданно… А ты как к нему относишься?
— А чё я? Засватает, ерепениться не буду. Хоть и рябой, зато в остальном справный. А уж на балалайке играет так, что заслушаешься! Токмо вряд ли засватает, — погрустнела она. — Ни у меня приданого, ни у него хозяйства. Оба туточки прижились голодранцами.
— Ясно. Пусть будет Макар. Нужно с ним тихонечко подловить Глафиру. Так, чтобы она смогла ваш разговор подслушать.
— Пошто тётке Глафире слушать Макаркины глупости, с которыми он ко мне пристаёт?
— Не его, а тебя она должна услышать. По секрету скажешь конюху, будто бы я сегодня не в деревню и по хуторам ездила, а в город. Мол, барыня узнала, что Глашка её обкрадывает, и послала меня с жалобой к жандармам. Вот-вот те должны приехать, усадьбу обыскать и в кандалы воровку заключить, если чего найдут.
— Ой! И взаправду воровала?! — всплеснула руками девушка.
— Взаправду. Слушай дальше. После того, как Глафира вас услышит, нужно за ней проследить. Уверена: та захочет покинуть усадьбу. Следить нужно аккуратно, чтобы не заметила.
— А зачем?
— Затем, что деньги должна побежать перепрятывать. Хранит она их обязательно в своей комнате, раз постоянно её запирает. Испугается, что жандармы найдут, и спрячет ворованное за воротами. Скорее всего, в лесу, под любым приметным деревцем.
— Я б сразу сбёгла с котомкой.
— Верно рассуждаешь, Стеша. Поэтому нужно сказать это завтра, перед закатом. На ночь глядя по зиме никто кормить волков не пойдёт. Да и темень непроглядная: можно легко с дороги сбиться. Глафире же обязательно в город надо, чтобы там затеряться, а потом дальше бежать. Путь неблизкий, значит, пойдёт поутру.
Но ты ещё Макару громко скажи, что мы ночью с Марией Артамоновной хотим сами обыскать и допросить Глафиру. Чтобы наверняка захотела от денег в тот же миг избавиться. А тут вы проследите и…
— Всё возвернём! — разобралась в ситуации девушка.
— Умничка! Только другим ни слова. И Макара строго-настрого предупреди.
— Не дурная. Понимаю.
Следующий день я провела как на иголках, в ожидании развязки моего коварного плана. Когда солнце полностью село, ко мне в комнату залетела довольная, раскрасневшаяся с мороза Стешка.
— Готово, Лизавета Васильевна, — сказала она и поставила на пол небольшой, но явно тяжёлый мешок. — Чуть ноги впотьмах не переломала! Всё, как вы и говорили. Мы с Макаркой постояли около овина, покудась там Глафира была. Я ему всё и вывалила. Потом туды-сюды, глядь, а она, шлындь, и к калитке вот с ентим попёрлась. Я тихонечко посмотрела, по какой тропке пошла, и дождалась Глафиркиного возвращения. Пустая пришла, значится, добро попрятала. Ну, я по тропиночке. Нашла, где с неё свежий бабий след сворачивает, и по нему в лесок добралася. Прям около старого дерева с дуплом огроменным он и закончился. Тама потоптался и обратно пошёл. Чую, в дупле схрон. Не обозналася!
— Стеша! Да ты настоящая сыщица! — искренне похвалила я девушку. — Про следы на снегу мне и в голову не пришло. Спасибо тебе и Макару огромное!
— Да чё мы… — засмущалась Стеша. — Я ж вас за сестрёнку до конца жизни благодарить должна. Вы токмо скажите, и я ещё за кем поприглядываю.
— Понравилось?
— Чуток боязно, но интересно.
— Учту. Теперь иди отдыхай, а у меня на сегодня дела ещё не закончены.
Оставшись одна, пересчитала добытые деньги. И вот тут реально удивилась. Золотые, серебряные монеты и толстенная пачка бумажных ассигнаций, бережно завёрнутая в несколько слоёв тряпок. Видимо, Глафира воровала у Мэри по-крупному, так как одной перепродажей крестьянских продуктов столько не заработать. Час потратила, пока всё это богатство привела к общей сумме. Четыре тысячи триста восемьдесят рублей! Вот так улов! Всех долгов не раздадим, но зато прилично отсрочим своё банкротство!
Когда все в доме заснули, я тихонечко прокралась к двери Глашкиной комнаты. Стучаться не стала, а резко вошла, застав служанку полностью одетой и собирающей в заплечный мешок какие-то съестные припасы.
— Не спится?
— Тож дел много, — осторожно ответила она.
— Верю. Я тоже сегодня намаялась, а всё не остановиться. Представляешь, какие чудеса у нас тут творятся? В дуплах белки деньги вместо орехов прячут. Вот одну такую бельчиху сегодня поймала, а у ней целая котомка добра.
— Ох! — всё поняв, выдохнула Глафира и, схватившись за сердце, плюхнулась на скамью.
— Правильно волнуешься. Я бы на твоём месте ещё больше волновалась. Завтра после обеда приедут жандармы из города. У меня все бумаги подготовлены о твоём воровстве. Это каторга, Глашенька! Но… — сделала я многозначительную паузу. — Есть способ сохранить тебе свою голову.
— Что делать надо? — оживилась она. — Могу и придушить кого. Машку Кабылину? Не сама, но людишки в Кузьмянске имеются.
— Никого не надо. С утра сваливаешь, как и хотела.
— Без денег?
— Вот, — швырнула я на стол около ста рублей. — Этого хватит. В Кузьмянске не задерживайся: тебя там быстро повяжут. К своим дружкам в околоток не суйся, так как ты не нужна им больше. Сдадут и не поморщатся.
— Гляжу, и про них знаешь?
— И много чего другого ещё. Я девушка наблюдательная.
— От змеюка! А с виду дура блаженная!
— Зато ты — просто дура, раз думала, что твоё воровство незаметно пройдёт. Поняла меня? Сразу из Кузьмянска перебирайся в большой город, где затеряться легко. Москва, Тверь… Там уже сама разберёшься.