Странная дружба
Шрифт:
Женька не помнила, откуда взяла эту фразу. И не могла понять, согласна она или нет.
Лев, конечно, хороший… Но в книжках и на девчачьих каналах того, кто нравится, описывали совсем не этим словом. И хоть Женька и не могла толком знать, но в груди у неё ничего не горело.
Но может ведь оно загореться позже? Истории от девчонок, которые сначала не любили своих ухажёров, а потом любили, она тоже слышала. А если сразу отказать, то будет уже поздно…
И всё-таки Женька не стала перерисовывать стрелку. Будто с тайной надеждой считала: пусть смотрит так.
Но Лев пришёл. Уже ждал на дальней скамейке, уверенно расставив коленки и щёлкая что-то в телефоне. Женька чуть не запнулась о дорожную неровность.
Увидев её, Лев вальяжно поднялся и ухватил под локоть, будто боясь, что Женька сама не сможет ступить пары шагов.
Вообще все эти киношные жесты вроде бросания куртки на лужу или зажигания свечек внутри деревянной беседки начинали Женьке надоедать. Но она машинально улыбнулась, кивнув, и рука Льва сжалась на её локте сильнее.
— Куда пойдём? — спросил он, и в голосе промелькнул едва заметный сарказм. Потому что выходить с территории всё равно было нельзя, а внутри ходить можно было разве что вокруг корпусов. Ну, или на речку, куда Женя идти со Львом совершенно не хотела.
— Давай здесь посидим? — как обычно предложила она.
Лев кивнул и даже сделал вид, что не ждал именно такого ответа.
Спокойная прохлада уже спустилась на окрестности «Юнната» и вечерние сверчки завели свои успокоительные песни.
Лев сел рядом и завозился. Женя не без интереса покосилась на него, машинально одёргивая юбку. А Лев развернулся к ней и улыбнулся, протягивая что-то.
На его большой, как лопата, ладони лежал клочок бумаги и карандаш.
— Оставишь мне свой номер? — подмигнул Лев.
Опять. Опять этот показушно-киношный жест, который, очевидно, должен сразить Женьку наповал. Не проще ли было защёлкать цифры сразу в телефон, в который Лев втыкал буквально минуту назад?
Но Женя взяла с тёплой ладони и карандаш, и вырванный из блокнота клетчатый листок с перфорацией по краю.
Не то, чтобы ей очень хотелось оставлять номер… Но и обижать Льва не хотелось — он всё-таки старался.
Вывив восьмёрку, Женькина ладонь машинально замедлилась. Может, написать наобум?.. А вдруг наберёт? Или «ошибиться» в одной цифре, или переставить парочку?..
Нет.
Это подло.
Лучше уж прямо сказать.
Вечерние сверчки будто сделались тише. Что-то влажное легко полоснуло Женьку по голой щиколотке — будто быстрые крылья стрекозы. Где-то в далеке раздался неясный треск, как если бы кто-то пытался пробираться через кусты.
И Женька, положив ногу на ногу для удобства, принялась выводить правильные цифры, скользя грифелем практически по ткани собственной юбки.
***
От неожиданного толчка в бок Максим чуть не упал. И с наскока вернул его Димке тычком в плотный живот. Димка со ржачем попытался сделать захват Максимовой шеи, но тот уже был готов и легко ушёл от крепкой, но не слишком шустрой руки. Тогда тот быстро сориентировался
— Б…, жирный…
Но шансов против более мощного Димки и того не было — из захвата он смог освободиться, только после того, как попросил прощения за «жирного».
— Тихо! — машинально рявкнул Максим, когда завидел в зеленеющих зарослях вожатого. Пусть вожатый и не его, но всё-таки время, проведенное в лагере, научило его держать субординацию перед всеми вожатыми.
Димка с Вадиком действительно притихли, а потом, напустив на себя приличного вида, чинно пошли дальше, к танцплощадке. Всё-таки игра в приличных людей засасывает.
Дискотеки сегодня не было, но там всё равно можно было собраться.
А Максим от них отстал. Потому что кроме Льва в древесных просветах он разглядел Женю.
В вечернем свете, оттенённая изумрудными кронами, она напоминала древесную нимфу. Хоть Максим и никогда не интересовался нимфами. Но если он когда-нибудь станет художником, то наверняка рисовать сможет только что-то похожее.
Лёгкое, вытянутое тело на пределах естественной худобы. Чуть замедленные движения, будто Женя не только нимфа, но и немного марионетка из кукольного театра. И перед тем, как до шарнира по верёвочке дойдёт сигнал, должна пройти доля секунды. Кажется, ещё немного, и Женя улетит в невесомом порыве лесного ветра.
Димка и Вадик уже давно скрылись. Надо бы идти и Максиму. Но почему-то он не мог. Внезапная страсть к вуайеризму его, конечно, не накрыла. И вообще в душе больше скрипело раздражение, чем что-то ещё. Но схожее напряжение с тем разом, когда у входа в «Юннат» возник маньяк, зацарапало Максиму в горле.
Лев держался от Жени на расстоянии, приближаясь к ней будто кругами. О чём они переговаривались, слышно не было, да и Максим не хотел ещё и подслушивать. Хватало того, что он подглядывает.
Максим видел Женино лицо. И оно ему не нравилось. Она, конечно, улыбалась. Но только одной половиной лица. Нижней. Глаза же застыли неподвижно, только зрачки выхватывали что-то из окружающего пространства.
Лев перестал кружить и стал уже напрямую приближаться к Жене. Та, не переставая что-то рассказывать стала показывать в левую сторону. Но Лев не стал туда смотреть. Расстояние между ними сокращалось. Женя начала жестикулировать сильнее и одновременно пятиться полушагами. Ровно до тех пор, пока не упёрлась спиной в могучий древесный ствол. А спина Льва закрыла её от взгляда Максима.
На этом моменте постороннему зрителю стоило бы покинуть место действия, если он не является ментально озабоченным. Но зритель даже через широкую спину видел Женину бледную ладонь. Которая не коснулась Льва, как можно было ожидать, а вжалась в древесную крону. А потом и вовсе собралась в кулак. И Максим очень хорошо видел наливающиеся красным пальцы. И то, как кулак начал мелко подрагивать. Совсем не по-нимфски.
Максима вдруг захватила злость. И напряжение, копившееся в горле, разом загорелось в голове. Которая, видимо, и дала сигнал двинуться вперёд.