Странная страна
Шрифт:
Какой бы формой их ни наделяли, бесполезно отрицать существование призраков. Если мало кто из людей встречает их, кроме как в своем воображении, одно это уже показывает, насколько тесно они с ними связаны.
Откуда мы знаем, что случилось в давние времена? А ведь мы знаем. Кровь веков течет в наших венах, как река, и если только мы не глухи к посланиям земли и неба, она несет с собой наследие народов, которые были прежде нас.
Это не магия и не химера. Кто может забыть первую черту, проведенную в час, когда писался пейзаж мира?
Клара
19
Анатоль Франс. «Литературная жизнь».
Все будет пустотой и чудом
Группа пришедших с земли людей стояла на мосту туманов, под чернильным небом с проблесками света. День всплывал из мрака, освещая пейзаж. В самом сердце его алая арка моста сияла с несказанной силой. В отличие от окружающего мира существа из плоти сохранили присущие им краски.
– Я не понимаю, что вижу, – сказал Хесус.
– Вы видите суть нашего мира, – сказал Петрус. – Когда посмотрите на него глазами чая, вы увидите нечто более нормальное.
– Еще чая? – пробормотал Хесус.
Под их ногами дерево слегка подрагивало.
– Добро пожаловать в Нандзэн, – сказал Петрус.
Черное небо потрясало Алехандро. Оно простиралось выплеском акварели, и глаз невольно следовал ленивым муаровым разводам в те моменты, когда они перетекали в новые чудесные фигуры. От жидко-чернильного неба исходил свет, словно состоящий из тех темных лаков, которым невидимые мазки кисти придают прозрачность текстуры. Хотя Нандзэн, за исключением моста, был полностью черно-белым, ощущение природной естественности в нем присутствовало сильнее, чем где бы то ни было. Белизна деревьев обнажала их остов, ничуть не умаляя общей красоты, и в центре этого растительного театра возвышался Храм Туманов. Он открывался ветрам всеми своими голыми проемами без стекол, и, хотя сам он был квадратным, эти проемы располагались асимметрично. Их изломанный ритм, без сомнения, предлагал более гармоничный вид на окружающий пейзаж; по мере того как взгляд перемещался от окна к окну, панорама слагалась в прекраснейшую музыку; но если бы обоим мужчинам задали вопрос, что именно они видят, их ответ был бы прост: старую хибару, открытую всем грозам. Вокруг постройки шла галерея, покрытая патиной лет, и Алехандро понял, что здание это не остаток прошлого, а его дух. Бессмыслица какая-то, подумал он прямо перед тем, как на него снизошло новое озарение.
– Его линии идеальны, – сказал он громко.
И подумал: этот убогий приют – верх пропорциональности.
Над обнаженной территорией царил алый мост. От окутанной густыми туманами арки исходило ощущение неизведанного согласия.
– Мост туманов – это мост природных связей, – сказал Петрус. – Он поддерживает единство нашего сообщества. Но также он осуществляет слияние и синтез наших миров.
Он замолк.
– Вы узнаете всю историю, – снова заговорил он, – но сейчас не следует заставлять ждать комитет по встрече.
И действительно, выйдя из храма, к ним двигалась делегация, и моя честность историка обязывает сказать, что Алехандро и Хесус были ошарашены ее видом. Женщина и двое мужчин в сопровождении четырех существ, столь же абсурдных, сколь и великолепных, шли им навстречу по дороге из черных камней. О том, какое впечатление женщина произвела на Хесуса, поговорим позже, а в данный момент его переполняли эмоции при виде эльфов, какими они были в своем родном мире. Ростом выше людей, они, казалось, состояли из животных разных пород, которые словно переливались одна в другую, слагаясь в плавную хореографию метаморфоз. Во главе делегации вышагивал белый конь, одновременно человек и вепрь, который последовательно становился каждой из своих составляющих сущностей. Светловолосый мужчина с глазами цвета ледника превращался в снежного коня, потом его ноздри
– Страж Храма и Глава Совета, – сказал Петрус.
Что за земля может породить подобных вождей, похожих на богов? – подумал Алехандро.
– Высшие эльфы обычно производят именно такое впечатление, – тихонько добавил Петрус.
Позади повелителей туманов два других эльфа сменяли тонкость человеческих черт на роскошь облика диких лошадей, а третьей их ипостасью была белка у одного и белый медведь у другого. Их вид не вызывал невольной глубокой почтительности, и у Алехандро мелькнула мысль, что по сравнению с высшими эльфами они скорее младшие, но красота их волновала даже больше, потому что дышала невинностью. Петрус в свой черед стал спускаться с арки моста, и Алехандро с Хесусом последовали за ним, стряхивая с себя оцепенение и отметив при этом, что они странным образом свыклись с черными небесами. Когда их эльфийские спутники ступили на каменную дорогу и тоже начали трансформироваться, стало видно, что все трое обладают природой человека и коня, а Петрус вдобавок обращался в самую прелестную пузатую веселую белку, какую только можно себе представить. Потом белка уступала место небольшому рыжему коню с красивыми серыми задумчивыми глазами. Рядом с ним Паулус тоже становился белкой, а Маркус принимал вид большого бурого медведя. В тот момент, когда они обретали человеческий облик, их тела покрывала необычная одежда. Она походила на мягкую натуральную ткань, по которой пробегали волны, уходящие вместе с исчезновением человеческой природы. Вероятно, можно было бы определить, из каких нитей она соткана, но она облегала тела, сохраняя оттенки шкур животных, и Хесусу хотелось прикоснуться к ее сиянию и плоти.
А вот Алехандро был больше зачарован дорогой, которая вела к храму. Широкие и плоские камни внизу, под ногами, отражали деревья долины, как если бы те были над ними. Вдоль дороги деревья не росли, но от плит исходило волнение ветвей под ветром, и возникало ощущение, будто шагаешь под густыми кронами. Он поставил ногу на первый камень и был потрясен невидимой речной волной, проходящей сквозь твердость минерала.
– Вы скоро увидите жидкие камни, – сказала прелестная щекастая белка, из которой снова возник Петрус.
Позади четырех эльфов шествие замыкал священник в сутане. У него было благородное открытое лицо и объемистая фигура с пузом, выдававшим пристрастие к земным радостям. Он сразу же понравился Алехандро, который не любил священников, и Хесусу, который их почитал, из чего мы можем сделать вывод, что в лоне Церкви им встречались совершенно разные люди, ибо там во множестве попадаются как убогие души, так и истинные первопроходцы, которые отправляются исследовать неизведанные земли, не стремясь просвещать иные умы, кроме своего собственного. А главное, добродушный вид не мог скрыть его взгляд – так смотрит человек, который многое повидал и благодаря этому обрел величие. Он шел, положа руку на плечо другого мужчины, высокого и очень красивого, того же возраста, что и святой отец – около шестидесяти, наверное, – который, по словам Петруса, был художником. Мужчина улыбался ему с утонченностью, рожденной из насмешливого отношения к самому себе и неизбежно сопутствующего ему уважения к другому, и он также понравился Алехандро и Хесусу.
Но молодая женщина в знак приветствия подняла руку. От нее исходила особая властность, хотя выглядела она хрупкой – темноволосая и темноглазая, скорее худая и очень породистая, с золотистой кожей и губами цвета свежей крови. На коже лица проступали тонкие сосуды, которые расходились концентрическими кругами от переносицы. В какие-то моменты они становились бледнее, расплывались и почти исчезали. Потом снова начинали пульсировать, затемняя ее исполненные строгости черты. Вдруг она улыбнулась, и Алехандро увидел, что улыбка предназначалась Кларе.