Странник по прозвищу Скиф
Шрифт:
— Это в какую такую систему? — поинтересовался Джамаль. — В твою, что ли? Так мы уже в нее приведены, дорогой. Тебя Нилыч завербовал, а меня — обстоятельства. Верно говорю?
Компаньон досадливо нахмурился.
— Погоди! Давай-ка закончим сперва с одним, а потом примемся за другое… — Он бросил взгляд на клевавшего носом синдорца и спросил: — Выходит, паренек, амазонки наши тебе прямая родня? Или я ошибаюсь?
Голова Сайри качнулась вверх.
— Амма-сонки? Что за амма-сонки, господин?
— Ах, дьявол… Ну, я про женщин из города говорю… про тех, что пришли в степь из ваших синдорских лесов… Они — твои родичи, так?
— Давно было, — пробормотал
Веки юноши опустились, но Скиф не собирался оставить его в покое.
— А как они себе мужей выбирают? Надолго? На время или навсегда? Эй, не спи! — Он похлопал синдорца по плечу.
— Берут… по-разному… господин… — губы Сайри едва шевелились. — К нам приезжают… берут… в ночи трех лун… увозят с собой… им не откажешь…
Внезапно он повалился на бок и засвистел носом, чему-то улыбаясь во сне. Быть может, увидел свою девушку, ожидавшую на берегах Петляющей реки; быть может, снились ему городские башни из серого камня и другая девушка-незнакомка, что обучит из лука стрелять, копьем колоть и мечом рубить. А может, он просто был счастлив, ибо уберег свою душу от лап демонов и нашел грозного защитника — самого Владыку Ярости Паир-Са, спустившегося с багровой луны. Неважно, что покровитель воинов пожелал называться человеком, пришельцем из-за моря; разве он не явил уже свою божественную сущность? Разве мог человек метать огненные молнии и рубиться с целым отрядом шинкасов, слуг зла? Да еще у самой обители их владык, незримых демонов!
И потому, ощущая на плече своем длань могучего бога, Сайри спал спокойно и улыбался во сне.
— Ну вот, — проронил Скиф с разочарованием, убирая руку, — а еще сулился меч за мной носить, коня чистить и чашу подавать! Нет, парень, до первой лычки ты еще не дослужился!
— Оставь его, — сказал Джамаль, — пусть спит. Он, верно, в твоей морской пехоте не служил, но дрался хорошо. Совсем молодой, а храбрый! Веришь ли, меня защищал!
— Я в морской пехоте тоже не служил, — произнес Скиф, вздыхая, — меня в спецназе натаскивали… — Он снова вздохнул и уставился в костер, словно высматривая среди пляшущих языков пламени девичье лицо. — Надо бы парня еще кой о чем расспросить… О белых зверях, к примеру…
— И о ночи трех лун, да? — Джамаль выдержал паузу и добавил: — Не тревожься, дорогой, не пропадут твои луны. Астрономия — точная наука.
— Вот и поговори теперь со звездами, раз паренек уснул. Выведай, когда все луны будут над горизонтом.
«Не терпится тебе», — подумал Джамаль, улыбнулся, пожал плечами и повторил:
— Астрономия — точная наука, да я-то не астроном. На Телге меня другому обучали.
— Чему же?
Он начал добросовестно перечислять:
— Аккумуляции энергии, гипновнушению, основам прекогнистики и ментальной защиты и всяким другим штукам… ну, таким, которые твой Нилыч называет психологической трансформацией. Всему, что положено знать Наблюдателю, ушедшему в поиск.
— Выходит, ты можешь подкачать себе энергии? Прямо сейчас? И шлепнуть о камень — да так, чтоб напополам? — Скиф покосился в сторону массивной гранитной глыбы. — Зачем же мы чикались с этим Тха, жирным хиссапом, и его бандой? Прижег бы им задницы, и дело с концом!
— Это стоило бы мне жизни, дорогой. Ну, не жизни, так тела… Приличная цена, да? — Джамаль нахмурился, пытаясь сформулировать мысль. — Видишь ли, смерть, как все в мире, тоже требует времени. Где бы ты ни умер, как бы ты ни умер — хоть от
— Ты мне лекцию не читай, — буркнул Скиф. — Насчет смерти я — эксперт… Шесть лет учили, кого и как убивать.
Хорошо учили, подумал Джамаль, вспомнив о позавчерашнем побоище. Вероятно, лишь один телгани на миллион не потерял бы сознания при виде такой груды трупов и луж крови… Этот один из миллиона и становился Наблюдателем.
Он покачал головой и произнес:
— Ну, если не вдаваться в подробности, смерть освобождает в моей голове некий ментальный механизм. Как курок у ружья… Бах! — и выстрел! В этот миг я способен аккумулировать энергию — любую, до которой дотянусь. Тепло, свет солнца, электричество… Ты ведь знаешь, что энергии вокруг — океан? — Скиф молча кивнул; лицо его казалось бледным и напряженным. — Так вот, я могу собрать ее, сконцентрировать в момент смерти и превратиться в луч — в такой же, как лучи этих звезд. — Джамаль вскинул глаза вверх, к черному бархатному амм-хамматскому небу, где сияли тысячи разноцветных огоньков. — Я стану лучом, — повторил он, — и продолжу свой путь, чтобы родиться на другой планете, в другом обличье и прожить другую жизнь… Ну, об этом ты уже знаешь, я рассказывал.
— Каким же лучом ты становишься? — произнес Скиф после долгой паузы, провожая взглядом улетающие вверх искры. — Рыжим, как пламя костра, золотым, как солнце, или зеленым, словно древесный лист? Синим, голубым, красным или желтым? Или серебристым, как диск Зилура? — Он вытянул руку к восходившей на востоке второй луне.
— Не знаю, — ответил Джамаль, — не знаю, дорогой; став лучом, я ведь не живу и не вижу себя со стороны. Но мне нравятся оттенки красного, и хочется думать, что в полете мой луч сверкает, словно алый рубин, брошенный в ночную тьму…
С точки зрения Ри Варрата, телгского Наблюдателя, Земля и другие варварские миры, несмотря на все их достоинства и разнообразие, походили в одном: их небеса казались ему мертвыми.
Нет, разумеется, эти небеса были великолепны, особенно по ночам — усыпанные яркими звездами, украшенные разноцветными лунами, в росчерках магических письмен пылающих созвездий и газовых облаков, затянутые черным бархатом вековечного мрака… Но красота эта оставалась неживой; провалы темноты значительно превосходили размерами сияющие искорки света. Да и чем фактически являлись эти светлячки? При ближайшем рассмотрении — мертвой материей, гигантскими шарами раскаленной плазмы, ядерной топкой Вселенной, столь же неодушевленной, как разделявшая их пустота.
Лишь мысли людей могли оживить небо: их представления о том, что происходит в далеких мирах, воспоминания о виденном воочию или в записях памятных машин, их уверенность, что они не одиноки во Вселенной, — уверенность, основой которой служило знание. Не гипотезы и предположения, как на Земле, а твердое знание! Ибо земной житель, обращая взор к небесам, мог лишь предполагать, что где-то в безмерных галактических просторах обитают братья по разуму, друзья, враги, соперники или конкуренты; телгани же был абсолютно уверен в этом. И посему космос — во всяком случае, ближнее пространство в две-три сотни световых лет, достижимое для звездных кораблей, — представлялся ему полным жизни, движения, разумной активности и энергии — пусть не столь гигантской и буйной, как в недрах звезд, но подчиненной сознательному распорядку.